Веди свой плуг по костям мертвецов - Токарчук Ольга

Дэн вдруг остановился, крепко схватил меня за плечи и встряхнул.

– Ты просто в шоке. Что ты несешь?

Я отлично знала, чтó говорю. И решила как-нибудь при случае это проверить.

Матоха появился из-за забора со своим налобным фонариком. Его лицо при таком освещении казалось призрачным, бледным, как у покойника.

– Что случилось? Чего вы бродите по ночам? – спросил он тоном часового.

– Там мертвый Комендант. Рядом с машиной, – сказал, стуча зубами, Дэн и махнул рукой назад.

Матоха открыл рот и беззвучно шевельнул губами. Я уже было подумала, что сосед в самом деле потерял дар речи, но через некоторое время он произнес:

– Я сегодня видел этот его огромный автомобиль. Рано или поздно это должно было случиться. Он ездил пьяным. Вы позвонили в Полицию?

– А надо? – спросила я, имея в виду нервное состояние Дэна.

– Вы обнаружили тело. Вы свидетели.

Матоха подошел к телефону, и в следующее мгновение мы услышали, как он спокойно сообщает о смерти человека.

– Я туда больше не вернусь, – сказала я, зная, что Дэн тоже не пойдет.

– Он лежит в колодце. Ногами вверх. Головой вниз. Залитый кровью. Везде полно следов. Маленьких, как копыта косули, – бормотал Дэн.

– Будет скандал, потому что это полицейский, – сухо заметил Матоха. – Надеюсь, вы не затоптали следы. Вы же смотрите детективные фильмы, да?

Мы вошли в его теплую и светлую кухню, а Матоха остался во дворе ждать Полицию. Больше мы друг с другом не разговаривали. Сидели на табуретках неподвижно, точно восковые фигуры. Мои мысли напоминали тяжелые дождевые тучи.

Полиция приехала на джипе примерно через час. Последним из машины вышел Черное Пальто.

– О, привет, папа, я так и думал, что увижу тебя здесь, – саркастически отозвался он, и бедный Матоха не на шутку смутился.

Черное Пальто поздоровался с нашей троицей, по-военному пожав нам руки, словно мы были скаутами, а он – нашим вожатым. Мы совершили хороший поступок, и он нас благодарит. Только на Дэна посмотрел с подозрением:

– Мы вроде знакомы?

– Да, я работаю в комендатуре. Наверное, виделись.

– Это мой друг. Он приезжает ко мне по пятницам, мы вместе переводим Блейка, – поспешно объяснила я.

Черное Пальто взглянул на меня неодобрительно и любезно пригласил всех в свою машину. Когда мы подъехали к Перевалу, полицейские огородили место вокруг колодца пластиковой лентой и включили прожекторы. Лил дождь, и в свете прожекторов капли превращались в длинные серебристые нити, похожие на елочный серпантин.

Мы провели в комиссариате все утро втроем, хотя, собственно говоря, Матоха был совершенно ни при чем. Он выглядел напуганным, и я чувствовала себя ужасно виноватой, что втянула его в эту историю.

Нас допрашивали так, будто это мы собственноручно убили Коменданта. К счастью, у них в отделении нашлась необычная кофеварка, которая умеет готовить еще и горячий шоколад. Он оказался очень вкусным, и я сразу почувствовала себя бодрее, хотя вообще-то, учитывая мои Недуги, следовало бы поберечься.

Когда нас отвезли домой, уже давно перевалило за полдень. Огонь в печи погас, и пришлось повозиться, чтобы разжечь его снова.

Я уснула, сидя на диване. Одетая. Не почистив зубы. Спала как убитая, а под утро, когда за окном еще царила темнота, вдруг услышала странные звуки, и мне показалось, что перестал работать отопительный котел, смолкло его ласковое гудение. Я накинула на себя какую-то одежду и спустилась вниз. Открыла дверь в котельную.

Там стояла моя Мама в цветастом летнем платье, на плече сумочка. Выглядела она озабоченной и смущенной.

– Ради бога, Мама, что ты здесь делаешь? – воскликнула я ошеломленно.

Она сложила губы так, словно хотела мне ответить, и несколько мгновений молча ими шевелила. Затем замерла. Взгляд беспокойно скользил по стенам и потолку котельной. Она не понимала, где находится. Снова попыталась что-то произнести и снова остановилась.

– Мама, – прошептала я, пытаясь поймать ее ускользающий взгляд.

Я рассердилась на нее, потому что она давно умерла. Матери, которые ушли от нас, так себя не ведут.

– Как ты здесь оказалась? Тебе здесь не место, – начала было я ее упрекать, но мне вдруг сделалось ужасно грустно. Мама посмотрела на меня испуганными глазами и, вконец смешавшись, стала озираться по сторонам.

Я поняла, что нечаянно вытащила ее откуда-то. Что это моя вина.

– Иди отсюда, Мама, – ласково сказала я.

Но она меня не слушала, а может, просто не слышала. Ее взгляд не желал останавливаться на мне. Разволновавшись, я захлопнула дверь котельной и теперь стояла по ту сторону, прислушиваясь. Но оттуда доносился только шелест, как бывает, когда шуршат Мыши или Короед в древесине.

Я вернулась на диван. Все это вспомнилось мне утром, как только я проснулась.

6. Тривиальное и банальное

Матоха, похоже, был создан для жизни в одиночестве, как и я, но наши отдельные одиночества никоим образом не удавалось объединить. После этих драматических событий жизнь вернулась на круги своя. Приближалась весна, поэтому Матоха с энтузиазмом принялся наводить порядок и наверняка в тиши своей мастерской уже готовил различные Орудия, которыми летом станет отравлять мое существование – вроде электропилы, секатора и самого ненавистного для меня устройства – газонокосилки.

Порой во время своих ежедневных ритуальных обходов я видела его худую, сутулую фигуру, однако всегда издали. Как-то раз даже помахала ему с горки, но он не ответил. Возможно, не заметил меня.

В начале марта случился очередной Приступ, очень сильный, и на мгновение у меня мелькнула мысль позвонить Матохе или доковылять до него и постучать в дверь. В печи погас огонь, а я даже не в силах была спуститься вниз. Поход в котельную никогда не относился к моим любимым занятиям. Я пообещала себе, что, когда летом мои клиенты вернутся в свои дома, я скажу им, что, к сожалению, в будущем году уже не возьмусь за эту работу. И что, возможно, это последний год моей жизни здесь. Не исключено, что к следующей зиме мне придется вернуться в свою маленькую квартирку на улице Тюремной во Вроцлаве, возле самого университета, откуда можно часами наблюдать, как Одра с гипнотическим упорством катит свои воды на север.

Хорошо, что меня навещал Дэн и топил эту старую печь. На тачке возил от поленницы дрова, пропитанные мартовской сыростью, дававшие много дыма и мало тепла. Из банки соленых огурцов и остатков овощей умел сварить отличный суп.

Несколько дней я лежала, подчиняясь своему взбунтовавшемуся телу. Терпеливо пережидала приступы онемения ног и это невыносимое ощущение, будто они горят огнем. Мочилась красным и уверяю вас, что унитаз, заполненный красной жидкостью, производит жуткое впечатление. Занавешивала окна, не в состоянии терпеть отражавшийся от снега яркий мартовский свет. Боль терзала мой мозг.

У меня есть одна Теория. А именно: произошла ужасная вещь, человеческий мозжечок оказался неправильно подсоединен к мозгу. Возможно, это крупнейший сбой в нашем программном обеспечении. Неудачное решение конструктора. А следовательно, мы – как модель – подлежим замене. Будь наш мозжечок соединен с мозгом, мы бы обладали исчерпывающими знаниями о собственной анатомии, о том, чтó происходит внутри нашего тела. Ага, говорили бы мы себе, упал уровень калия в крови. В третьем шейном позвонке ощущается напряжение. Периферическое кровяное давление сейчас низкое, надо подвигаться, а после вчерашних яиц под майонезом уровень холестерина достиг верхней границы, поэтому – следим за питанием.

У нас есть тело, этот обременительный груз, мы, в сущности, ничего о нем не знаем и нуждаемся в различных Орудиях, чтобы узнавать о самых естественных процессах. Разве это не возмутительно, что в прошлый раз, желая проверить, чтó происходит в моем желудке, врач назначил гастроскопию? Пришлось глотать толстенную трубку, и только с помощью камеры удалось разглядеть мое нутро. Единственное грубое и примитивное орудие, которым нас одарили в качестве компенсации, – боль. Ангелы, если они существуют, животики надорвали со смеху. Получить тело и ничего о нем не знать. Без инструкции по эксплуатации.