Мемуары белого медведя - Тавада Ёко
На земле осталась валяться черная кожаная куртка неплохого качества. Я прихватила ее в подарок для Вольфганга.
Как по заказу, Вольфганг явился ко мне на следующий день.
— Я нашла на улице кожаную куртку, но она мне мала. Примеришь?
Сперва Вольфганг бросил на куртку безразличный взгляд, затем изменился в лице.
— Откуда у тебя эта куртка? — ужаснулся он. — Ты что, не видишь свастику?
На куртке и впрямь были изображены скрещенные линии. Я испугалась, что ранила людей из Красного Креста, но, приглядевшись, заметила, что на куртке нарисован другой крест.
— Эти типы первыми на меня напали, — стала оправдываться я. — Я всего лишь оборонялась.
Вольфганг почему-то разозлился сверх всякой меры. Кажется, он меня недопонял.
— Ну, честно говоря, они получили легкие ранения. Если нужно, я схожу к ним и извинюсь. Возникло недоразумение. Я сказала: «Москва», и эти молодчики бросились на меня, будто по команде. Разве «Москва» — какое-то кодовое слово?
Вольфганг со стоном плюхнулся на стул и объяснил, что, по статистике, неонацисты чаще всего нападают на немцев советского происхождения, таких же светлых, как я, а не на темнокожих и черноволосых. Люди, придерживающиеся радикально правых взглядов, боятся людей, которые похожи на них и в то же время являются другими.
— Я на них ни капли не похожа, — возразила я.
— Вероятно, ты права. Но географическое название «Москва» будит много разных чувств. В ком-то оно может разжигать ярость.
Вольфганг созвонился с руководителем инициативы «ХАОС», затем уведомил полицию. Позже мне показали газетную статью «Автора в изгнании атаковали правые экстремисты». Поскольку я не получила телесных повреждений, в статье не написали, что тяжелораненая жертва лежит в больнице (это звучало бы убедительнее). Из стычки в переулке я вышла целой и невредимой, тем не менее факты были таковы, что на меня, существо женского пола, напали пятеро мужчин. Это послужило достаточным основанием для того, чтобы Вольфганг и его друзья обратились в канадское посольство с вопросом, готова ли Канада принять меня как политическую беженку, ибо оставаться дальше в ФРГ мне было небезопасно. Полагаю, «ХАОС» хотел избавиться от меня, потому что я ела слишком много лосося и слишком мало писала.
— Осталось дождаться ответа от канадского посольства, — повторял Вольфганг голосом шипастой розы.
Желание перебраться в ледяные края не ослабевало, но теперь меня беспокоило еще кое-что.
Сперва эта тревога казалась незначительной и заключалась лишь в вопросе, придется ли мне учить английский язык. Неужели усилия, которые я приложила, изучая немецкий, пропадут впустую? Надеюсь, я не запутаюсь, когда начну описывать свою жизнь сразу на нескольких языках! Еще больше меня смущал такой момент: то, что я уже изложила на бумаге, теперь точно не пропадет, ну а как насчет событий, которые ждут меня в новом мире? Я не могу учить новые языки с той же скоростью, с которой меняется моя жизнь. Кое-что, а именно «я» оказалось под угрозой исчезновения. Смерть означает, что живого существа больше нет. Прежде я не боялась смерти, но с тех пор, как начала автобиографию, у меня появился страх, что я умру раньше, чем опишу свою жизнь до конца.
Мои предки, разумеется, не знали, что такое бессонница. По сравнению с ними я переедала и недосыпала. Моя эволюция была однозначным регрессом. Я достала бутылку водки, которую на случай бессонных ночей хранила в тайнике за письменным столом. В Москве я могла раздобыть бутылку «Московской» исключительно благодаря связям, тогда как в Западном Берлине водку можно было купить в любом привокзальном киоске. Я поднесла бутылку к губам, точно трубу, чтобы сыграть фанфары, и принялась утолять жажду. В какой-то миг я ощутила, что не могу отвести бутылку от лица. Если я пыталась оторвать ее, мне было больно. Бутылка вросла в меня, я стала единорогом. Неожиданно я заметила, что ко мне приближается белый медведь, и страх бросил меня в ледяную воду. Медведь рассерженно запыхтел, оставшись без добычи. Я узнала его, это был мой дядя. Почему он хотел съесть меня?
— Здравствуйте, дядюшка, — вежливо обратилась я к нему.
Он оскалил зубы и зарычал. Ах да, он не понимает мой язык. Ничего удивительного. В воде я чувствовала себя уверенно, потому что вода была моей стихией. Рядом со мной плыл еще один единорог. Он шепнул мне:
— Нашла время пьянствовать! О чем ты только думаешь! Сюда плывут косатки!
— Что за вздор! Здесь косаток нет, — возразил невесть откуда взявшийся другой единорог.
— А вот и есть. Они мигрируют, потому что на их родине больше нечего есть.
— Поплыли отсюда!
Плечом к плечу мы втроем двинулись в северном направлении. Мы погружались в льдисто-голубое море и снова выныривали, опускали головы между покачивающимися льдинами и снова поднимали. Это было, как говорит молодежь, «зверски круто». Мне совсем не было больно, разве что в те мгновения, когда я врезалась головой в дрейфующие льдины. Вскоре я потеряла бдительность. Тут-то он и появился: поначалу он выглядел как маленькая безобидная льдина, но на самом деле это был огромный айсберг, от которого я видела лишь верхушку. Мой рог натолкнулся на ледяного великана, треснул и разломился. «Ничего-ничего, рог — всего лишь украшение», — приободрила я себя, но тут же обнаружила, что без рога мне не удержать равновесие. Меня закрутило волчком, стало утягивать под воду. На помощь! Задыхаюсь! Я видела множество новорожденных тюленят, которые лихорадочно били лапками по воде. Вероятно, они тоже тонули. Я бы с радостью съела тюленят, если бы не была занята спасением собственной шкуры.
Ночные миражи рассеялись, я проснулась и поняла, что боюсь переезжать в Канаду. Я заставила себя сесть к письменному столу и, собираясь с мыслями, перевела взгляд на окно, но тотчас пожалела об этом. На улице я увидела мальчика, который медленно ехал на странном велосипеде, напоминающем таксу. Мальчик с силой потянул на себя обе ручки, переднее колесо поднялось, и он поехал на заднем. Поездил по кругу, снова опустил переднее колесо наземь, затем развернулся всем телом, продолжая ехать, и оказался спиной к рулю. Несомненно, он тренировался выступать ла цирковой арене, пусть даже и не знал, когда сможет выйти на нее. Внезапно мальчик повалился набок, будто его ударила чья-то коварная незримая рука. Обнаженные колени стали красного цвета. Это не остановило мальчика, он встал и настойчиво продолжил упражняться, начав отрабатывать стойку на голове во время езды. Мне вспомнилось выражение «рулевое колесо»: точно, мне нужно рулевое колесо, с помощью которого я могла бы управлять своей судьбой. Для этого я должна продолжать писать автобиографию. Мой велосипед — это мой язык. Я буду писать не о прошлом, а обо всем, что еще только случится со мной. Моя жизнь пройдет именно так, как я напишу.
В аэропорту Торонто меня приветливо встретит ледяной ветер. Я знала, как можно описать сцену, в которой меня забирают незнакомые люди, но это было бы копированием пережитого в Берлине, а о нем я уже рассказывала. Как автору избегать повторов, если в жизни постоянно повторяются одни и те же сцены? Что писали о своей жизни другие, которые тоже эмигрировали в Канаду? С этими вопросами следовало обратиться в хороший книжный магазин.
— Иммигрантская литература у нас вон там. — Фридрих указал на полку с вывеской «Философия», которую еще не успели заменить на новую.
Выбор был так велик, что я не знала, корешка какого тома коснуться в первую очередь. Фридрих посоветовал мне три книги, и я взяла все три.
В первой сообщалось, что государство Канада с первого дня хорошо обращается с иммигрантами. Для каждого, кому дают гражданство, организуют церемонию в ратуше, на которой бургомистр лично пожимает руку новому гражданину и вручает ему букет цветов. Я выписала на бумажку этот отрывок.
Далее я узнала о том, как автор посещал языковую школу. Мысль о новом языке удручала меня. Я еще недостаточно хорошо освоила немецкий, новый язык мне было не осилить. На одном из снимков в книге изображался класс языковой школы, в котором стояли хилые стулья. «Стоит ли тогда эмигрировать, если придется часами маяться на этих идиотских стульях и вдобавок учить очередные грамматические правила?» — засомневалась я. Кроме того, автор упоминал, что классы хорошо отапливаются, — так хорошо, что невольно задумываешься, не многовато ли энергии тратится впустую. Но это не повод для беспокойства, потому что Канада располагает неистощимым источником энергии. Что за кошмарный рассказ! Придя в ужас от первой книги, я бросила ее в угол и взялась за вторую. Ее автор повествовал о том, как на лодке приплыл с юга Американского континента на север и тайком сошел на берег в Канаде. «Ночью я прибыл в безлюдный рыболовецкий порт. Дрожа от холода, снял мокрую, тяжелую от морской воды одежду и завернулся в рыболовную сеть. В нос ударил запах фукуса». Мне так понравилось описание задубевшей от воды одежды и аромата водорослей, что я тотчас переписала и этот отрывок текста. Впрочем, его автор не стал засиживаться на берегу, уже на следующий день он пошел к властям и вскоре тоже очутился в языковой школе. Я захлопнула вторую книгу и раскрыла третью приблизительно на середине, мне хотелось высадиться в центре жизни. Там меня ожидала первая встреча, томление, первый поцелуй… Я втянулась в книгу с первых же строк.
