Сэм Хайес - В осколках тумана
— Миссис Маршалл?
Пусть Джулия ответит. Надеюсь, она скажет, что я никогда не была замужем и ко мне следует обращаться мисс.
— Это моя мать, — поясняет она. — Мама, пойдем. Наша очередь. — Джулия тянет меня вверх, у меня кружится голова.
Я едва переставляю ноги, настоящая развалина, хотя каких-то две недели назад как оглашенная гонялась за цыплятами по двору, в одиночку ремонтировала сарай, в котором держу коз. Девочка, что гостила у меня раньше, вернулась в семью, и я готовилась к встрече с новым испытанием — Бренной и Грэдином. Я верила, что смогу им помочь, изменить их жизнь. Но вместо этого меня поглотила бездна.
Джулия ведет меня в кабинет мистера Рэдклиффа.
Я не люблю врачей.
Тело все как в огне.
— Ну-с, миссис Маршалл, доктор Карлайл предупредил меня, что у вас сложный случай. Мы с ним давно знакомы и долго беседовали о вас. Он очень хотел, чтобы я как можно быстрее вас осмотрел. Я задам вам несколько вопросов и, скорее всего, попрошу сдать кое-какие анализы. Согласны?
И этот тоже разговаривает со мной как с ребенком. Стол у него ламинированный, а не деревянный, и с краю свисает нитка — похоже, кто-то зацепился одеждой. На полу — синий ковер. У порога проплешина, но в остальном вполне приличный ковер.
— Миссис Маршалл, вы меня понимаете?
Я бы предпочла, чтобы он обращался ко мне «мисс».
На краю стола — горшок с арахнисом, мелкие цветы сползают до самого пола. Кабинет насквозь проткнут ярким лучом зимнего солнца. Пылинки плывут в воздухе, кружатся, исчезают.
— Мама, — обращается ко мне Джулия, хотя прекрасно знает, что я не заговорю, — мне за тебя ответить?
Я бы рада кивнуть, посмотреть на нее, улыбнуться или дернуть пальцем, но я не могу. Меня нет, осталась только пустота. Я смотрю на ботинки Джулии. Они в белесой грязи. Пятка немного стоптана. Коричневая кожа слегка сморщилась на лодыжке. Сбоку застежка-молния. Теплые ботинки. Ботинки Джулии. Я помню, как она сопротивлялась в детстве, не желая носить практичную обувь.
— Можно я буду за нее отвечать, мистер Рэдклифф?
— В данных обстоятельствах ничего другого не остается. Доктор Карлайл сообщил, что ваша мать онемела. Он сказал… — Рэдклифф замолкает, и я думаю, что именно Дэвид обо мне сказал. — Видите ли, избирательная немота — удивительная вещь. Иногда больные говорят с одними людьми, а с другими — нет.
Он думает, я могу выбирать?
— Вы хотите сказать, мама просто решила не разговаривать? То есть она может говорить, но почему-то не желает? — раздраженно спрашивает Джулия.
— Если мы имеем дело с избирательной немотой, то да, она до определенной степени может выбирать, с кем говорить, а с кем нет. Меня беспокоит невралгическая сторона проблемы, если быть точным — ее мозг, особенно если немота носит неизбирательный характер.
— Вы думаете, у нее опухоль? — Джулия всегда была прямолинейна.
— Не исключено. Надо все проверить. Когда именно миссис Маршалл перестала разговаривать?
Джулия молчит, я знаю, что она смотрит на меня. Чувствую ее взгляд на лице, он полон мольбы — пусть я снова стану нормальной, пусть мы снова будем вдвоем, мать и дочь против всего мира.
— Сложно сказать. За несколько дней до Рождества мы болтали по телефону, а когда я приехала к ней на праздники, она… уже была такой. Значит, это произошло где-то посередине. Доктор Карлайл сказал… — когда она произносит его имя, ее голос буквально сочится нежностью, — похоже, он не считает, что ее надо срочно госпитализировать. По-моему, он надеется, что мама придет в себя, если отдохнет и за ней будут как следует присматривать. По его мнению, она пережила сильный шок.
— С тех пор она произнесла хоть одно слово, хоть какой-то звук? Фыркнула, взвизгнула?
«Я не фырчу и не визжу! — мысленно кричу я, и так оглушительно, что тотчас начинает болеть голова. — Это скотина на ферме фыркает и визжит».
— Она застонала, когда я подняла ее из кресла в Рождество. Наверное, я зажала ей руку. Но это все. Больше она не издала ни звука.
Джулия смотрит на меня, моля, чтобы я поучаствовала в их занимательной беседе. Они говорят обо мне так, словно меня здесь нет, и от этого ощущение невидимости становится все более осязаемым.
— А как ваша мать двигается? Ее физическое состояние ухудшилось? Может, она хромает? Есть ли признаки паралича?
Джулия молчит, обдумывая вопрос. Мысленно я перебиваю ее, пытаюсь прошептать правильный ответ, но она меня не слышит. Я разочарованно поворачиваюсь к Рэдклиффу и выдаю беззвучную речь. Я сомневаюсь, что он мне поверит, впрочем, как и Джулия.
Начнем с того, доктор, что моя способность двигаться полностью сохранилась. Прошло несколько часов, прежде чем все началось; после визита к доктору Карлайлу я добралась до дома, и все было в порядке, пока… пока я не поняла, что происходит. Вот тогда-то мои суставы словно сковало, а сухожилия окаменели. Яд, который я с таким трудом сдерживала тридцать лет, разлился по телу. Добрался до самых укромных уголков. Через несколько дней он выжег мои глаза, пропитал сердце, и теперь оно едва бьется, высушил кожу. И каждый шаг терзает мои суставы, а когда ем, то будто глотаю колючки. Скажите, мистер Рэдклифф, что со мной такое?
— Так странно… Мама всегда была очень энергичной. Поразительно энергичной для своего возраста. Она правильно питается и много двигается, работает на ферме. Конечно, ее физическое состояние изменилось. Кардинально изменилось. Я не знаю, может ли она больше двигаться, чем двигается сейчас. Сомневаюсь. Вряд ли ей нравится, что я ее мою, вожу в туалет. Она бы сама это делала, если бы могла. Что бы ни произошло, но ее тело словно раздавлено.
И душа.
— Мистер Рэдклифф сказал, что МРТ назначили на понедельник. Неплохо, правда, мам? — Джулия везет меня домой. — Заедем к Надин, надо забрать Алекса и Флору. — Она обращается со мной так, как я когда-то обращалась с ней, — терпеливо, чутко. Готовая защитить от всего мира.
Я размышляю о предстоящей томографии. Врач объяснил, что меня засунут в трубу и прибор сделает снимки моего тела, просканирует мозг, внутренние органы, сосуды, чтобы убедиться, что нигде нет кровотечений. И когда аппарат примется зондировать магнитным полем те уголки моего тела, которые никто никогда не видел, меня унесет шум. А потом мистер Рэдклифф изучит результаты и решит, что со мной приключилось. Правда, они не знают, что никакое сканирование ничего не даст и даже самый точный портрет моего естества не отразит того, что внутри.
Флора и Алекс вылетают из дома Надин и проворно забираются в машину. От них пахнет лимонадом и приторными конфетами. Обычно я напоминаю Джулии, чтобы она попросила Надин не закармливать моих внуков этой дрянью. А Джулия отвечает мне сердитым взглядом, намекая, чтобы я не вмешивалась, и объясняет, почему Эду и Надин нравится баловать племянников. Я извиняюсь, и мы весело смеемся. Теперь все изменилось. По дороге в Нортмир Алекс забрасывает мать новостями о расследовании Эда. Мальчик в восторге от деятельности своего дядя.
