Марк Барроуклифф - Говорящая собака
— Летите, крылатые глашатаи, объявляйте о нашем прибытии! — закричал пес, присоединяясь к их ору.
— Что такое глашатай? — спросил я у Люси.
— Вестник, — ответила она, — обычно оглашающий приговор.
— Великолепно.
На вершине холма мы наткнулись на вторые ворота, тоже запертые, но с приставной лестницей. Мы преодолели и эту преграду и продолжили короткое восхождение, пока не наткнулись на третьи ворота, уже совершенно непохожие на предыдущие — дюжие каменные столбы и сорванные с петель кованые железные створки.
Пучок принюхался к одной из каменных опор и кивнул со значением, дескать, так я и предполагал. Прокашлявшись, он начал вещать:
— Поместье Чартерстаун построено в 1820 году промышленником Чарльзом Бофортом, одним из первых представителей так называемого «ответственного капитализма». Оно примечательно тем, что здесь впервые была совершена попытка построить фабрику в сельской местности, причем было предусмотрено и строительство пристойного жилья для рабочих. Семейство, или даже династия, Бофортов проживает здесь вплоть до настоящего времени, и ворота по-прежнему украшены фамильным гербом. Вот, в общем-то, и все, что удалось разнюхать, — подвел он итог.
Пригнувшись к нему, я шепнул псу на ухо, делая вид, что просто пытаюсь его погладить:
— Откуда ты все это узнал?
— Мои сородичи всегда оставляют информацию на столбах, — ответил Пучок. И рысцой подскочил к одной из колонн. — Сейчас и я оставлю запись о нашем визите, — сообщил он, задирая лапу. — Может, хотите что-нибудь добавить?
Я посмотрел себе под ноги. На сломанных створках ворот, в самом деле, был виден герб из трех собачьих голов. Откуда собака могла знать, что такое герб?
Люси уже прошла в ворота, обогнав меня.
— Идите сюда, вы только посмотрите, — позвала она. — Это просто невероятно. Настоящий Парк Юрского периода!
Я присоединился к ней и обнаружил, что мы вышли на самую верхушку холма, плавно спускавшегося в долину. Отсюда открывался превосходный, головокружительный вид на окрестности — море света в городах и дороги, напоминавшие потоки лавы, прожигавшие летние сумерки огнями транспортных потоков.
— Вот это высота! — заявил пес. — Мы на самом верху земли. Мы короли земли!
— Ух, ты, — сказал я, вглядываясь вдаль. — Это же Гэтвик. Отсюда до него не больше десяти миль. Ничего лучше и желать нельзя.
— Вы старый романтик, — обронила стоявшая рядом Люси.
Мы вышли на дорогу, вымощенную булыжником, которая уводила вниз по склону холма. Нарисованный от руки знак гласил: «Имение». Стрелка на всякий случай указывала направление.
Мы проследовали по дороге вниз через заброшенный поселок — старые каменные коттеджи, сложенные из известняка, мимо пустующей школы, заколоченного колодца, часовни — покуда невдалеке не замаячил домик, стоявший отдельно от других.
— Там кто-то живет, — заметила Люси.
— С чего это вы решили?
— Спутниковая антенна на крыше. Интересно, что, сколько мы ни шли в направлении этого особняком стоявшего домишки, он не спешил приближаться к нам, что-то было не то с перспективой.
Только после того, как мы четверть часа шагали в ту сторону, стало понятно, что происходит, — сумерки скрадывали расстояние.
Это оказался вовсе не домик, а огромное здание, по конструкции почти такое же, как остальные коттеджи поселка, только гораздо массивнее, с четырьмя высокими окнами, большой трубой и соломенной крышей таких размеров, что на ней запросто могли пастись кони. Расположенная как раз посреди фасада дверь была настолько высокой, что в ней для удобства была проделана еще одна, уже вполне человеческих размеров. Чем-то это напоминало лаз для кошек в двери обычного дома.
Мы остановились в нерешительности перед небольшим, совершенно запущенным розарием у самого крыльца. Кусты были неподстрижены, цветы терялись в зарослях сорняков.
Должен сказать, что это место навевало недобрые предчувствия, у меня по телу пробежали мурашки.
— И что дальше? Что будем делать? — спросил я.
— Откроем дверь и проследуем в старый дом с призраками, — сказал пес. — Может быть, для безопасности, когда войдем, нам стоит разделиться.
— Что за безумная идея, — возмутился я.
— Когда вы найдете там громадные сандвичи, ах, как вы пожалеете, что сказали это! У меня есть носом полученные документальные свидетельства.
— Что еще за «безумная идея»? — поинтересовалась Люси.
— Что за документальные свидетельства? — пропел я под нос, чтобы не привлекать ее внимания.
— Ну как ты не понимаешь! — сказал Пучок.
— Документальные свидетельства? — удивилась Люси.
— Я просто сам с собой разговариваю.
— О документах?
— О да, — ответил я. — Я иногда размышляю над ними неделями.
— Прекрасно, — сказала Люси, но взгляд ее говорил противоположное.
Люси, которая все больше проявляла себя женщиной действия, метнув в меня напоследок этот беспокойный взгляд, шагнула вперед и нажала дверной звонок.
Не успел он смолкнуть, как из-за дверей донеслись странные крики:
— Убирайся! Вон отсюда! Это я вызвала тебя, Вельзевул, и ты должен покориться моему приказу. Ах! Дьявол овладел мной. Я втравила себя в это и теперь должна расплатиться! Ужас! О, ужас!
Пучок завилял хвостом.
В двери открылось смотровое окошечко, и в нем появилось искаженное страданием старушечье личико.
— Берегитес-с-сь у меня! — прошипела она, и окошко захлопнулось наглухо.
Пес гавкнул, и дверца опять распахнулась, так же быстро, как перед тем захлопнулась.
— Чего вам? — уже совсем другим голосом заговорила старушка. Чтобы вам легче было представить тон, вообразите бассета, который предупреждающе порыкивает, прежде чем залаять в полный голос.
— Скажите ей про кость, — попросил пес.
— Мы…
— Вы случайно не агенты по торговле недвижимостью? — подозрительно спросила она, стреляя в нас взглядом из дверной амбразуры.
— Да, — рявкнул Пучок.
— Мы принесли вам кое-что, — сказала Люси, — чтобы вернуть.
— Хотите уговорить меня продать поместье?
— Нет, что вы, совсем не то, — вмешался я. — Просто мы нашли то, что вы потеряли. Вот. — И я помахал кошельком у нее перед носом.
— Что это? — спросила она, подслеповато щурясь сквозь амбразуру. — Отсюда плохо видно.
— Кошелек, — сказала Люси. — Ваше портмоне.
— С колли?
— Совершенно верно.
— Ах, так вы принесли его обратно, — встрепенулась она. — Входите, входите, что же вы встали на пороге.
Окошко закрылось, и небольшая дверь, прорезанная в громадной шестиметровой створке, распахнулась. За дверью царила тьма кромешная, робкий вечерний свет не мог ее рассеять.