Розамунда Пилчер - В канун Рождества
Нет, неудачная мысль. Элфрида неохотно отошла от витрины и пошла дальше. Улицы остались позади, она вышла на дорожку, зигзагами поднимавшуюся на вершину поросшего травой мыса, который делил берег пополам. Ветер разгулялся не на шутку, и когда она добралась до плоской вершины, вокруг были только океан и небо, смыкавшиеся на горизонте изогнутой синей полоской. Как будто плывешь по морю. Она спустилась на берег, села, поплотнее запахнула куртку и разложила вокруг пакеты и свертки, как какая-нибудь старуха пенсионерка, уставшая от хождения по магазинам.
Но она не старуха. Она Элфрида. Она выжила и продолжала жить. Только вот ради чего?
Чайка спланировала сверху и опустилась у ее ног в поисках чего-нибудь съедобного. Глаза у птицы были холодные и жадные. Элфрида улыбнулась. Ей захотелось, чтобы кто-то был рядом с ней. Хорошо бы Оскар. Провел с ней здесь хотя бы один день, и по возвращении в Дибтон они смогли бы поговорить о ветре, море и чайке, вспомнить и подивиться волшебству вот таких мгновений.
Наверное, это хуже всего — когда не с кем разделить воспоминания.
Настал день отъезда. Элфрида поверить не могла, что провела в Эмбло целый месяц, так быстро пролетело время. Конечно же, все семейство уговаривало ее остаться.
— Живи сколько захочется, мы будем только рады, — говорила Серена, и Элфрида знала, что она искренна. — Ты замечательная. Мать, сестра и подруга в одном лице. Мы будем по тебе ужасно скучать.
— Серена, ты очень милая, но мне пора возвращаться к обычной жизни.
— Ты приедешь снова?
— Непременно!
Элфрида планировала выехать как можно раньше, чтобы добраться до дому еще засветло. В восемь утра она уже стояла у машины, а Джеффри грузил вещи. Все маленькое семейство собралось вокруг. Эми плакала.
— Не хочу, чтобы ты уезжала! Хочу, чтобы осталась! — твердила она.
— Гости не остаются навсегда, лапочка моя. Настало время уезжать.
Горацио так явно не считал. Каждый раз, когда его загоняли в машину, он выпрыгивал обратно. В конце концов его взяли за ошейник, посадили на заднее сиденье и захлопнули дверцу. Он смотрел в окошко: лохматая морда печально поникла, в черных глазах страдание.
— По-моему, он сейчас тоже заплачет, — заметил Бен.
Ни он, ни его сестричка не успели одеться и в резиновых сапогах и теплых куртках, надетых на пижамы, выглядели довольно забавно. Эми расплакалась еще пуще, когда ее братишка пожалел Горацио. Мать наклонилась, подхватила ее и прижала к себе.
— Не унывай, Эми. Как только машина отъедет, Горацио успокоится.
— Не хочу, чтобы они уезжали!
Расставание затягивалось. Элфрида повернулась к Джеффри.
— Дорогой, — сказала она, — я тебе очень, очень благодарна! — Он не успел побриться, щека была колючей. — Серена!.. — Быстро поцеловав ее, Элфрида провела ладонью по льняной головке Эми и, решительно усевшись за руль, включила зажигание.
Машина тронулась. Провожающие стояли и махали руками, пока машина не скрылась из вида. Элфрида была уверена, что они не ушли в дом, пока ее маленькая «фиеста» не свернула на шоссе.
Нечего чувствовать себя одинокой и осиротевшей. Она простилась не навсегда, захочет — и снова приедет в Эмбло. Через год, а может, и раньше. Джеффри и Серена всегда будут там, и Бен, и Эми тоже. Взрослые не изменятся, а вот Бен и Эми станут выше, тоньше или толще, озорнее, у них выпадут молочные зубы. Они никогда уже не будут малышами, которых она полюбила в этот период их жизни. Как и ее каникулы, он кончился.
Надо развеяться, развеселиться, а для этого следует смотреть вперед, причем с оптимизмом — это самый надежный способ избавиться от чувства утраты. Она едет домой, в свое гнездышко, к своим вещам. В маленькое скромное пристанище, которое делит с Горацио. Раскроет двери и окна, проверит, все ли благополучно в саду, разожжет камин.
А завтра, может быть, позвонит в Грейндж и поговорит с Глорией. Услышит радостные возгласы: «Элфрида вернулась!» и настойчивые приглашения немедленно явиться к ним. И она возьмет с собой «Овечий остров», который купила для Франчески, и скажет: «Я выбрала для тебя эту книгу, потому что очень любила ее, когда была такая, как ты. Уверена, ты тоже ее полюбишь».
Надо купить по дороге что-нибудь съестное: перед отъездом она вымыла холодильник. Надо остановиться у мини-маркета миссис Дженнингс. Элфрида начала составлять в уме список. Хлеб, молоко. Сосиски, яйца, масло. Кофе. Печенье и несколько банок еды для Горацио. Может, какие-нибудь консервы себе на ужин. Что-нибудь калорийное, вроде супа с моллюсками.
Спустя полчаса Элфрида выехала на автостраду, что вела в глубь страны. Включила радио и приготовилась к долгой дороге.
Когда она въехала на главную улицу, на часах Дибтонской церкви была половина третьего. Возле мини-маркета миссис Дженнингс, как всегда, торчали хамоватые подростки, чуть дальше Бобби Бартон-Джонс подстригал свою живую изгородь. Мало что изменилось, разве что большая часть деревьев сбросила листву и в воздухе запахло зимой.
Элфрида остановила машину, взяла сумочку и пошла в магазин. Народу не было. Она взяла проволочную корзину и пошла вдоль полок. Потом к кассе, где миссис Дженнингс что-то подсчитывала на оборотной стороне конверта. Та явно не слышала, как Элфрида вошла.
Но теперь она подняла глаза, увидела Элфриду, положила ручку и сняла очки.
— Миссис Фиппс! Вот это сюрприз! Сколько же времени я вас не видела? Хорошо отдохнули?
— Замечательно. Только что вернулась. Еще не была дома — надо запастись кое-какой провизией. — Она поставила корзину перед кассой и потянулась за «Дейли телеграф». — Не поверите, целый месяц газету в руках не держала. И, признаться, не чувствовала надобности.
Миссис Дженнингс, закусив губу, с тревогой смотрела на нее и молчала. Положив газету сверху корзины, Элфрида спросила:
— Что-нибудь случилось, миссис Дженнингс?
— А вы ничего не знаете?
У Элфриды вдруг пересохло во рту.
— Нет.
— Миссис Бланделл…
— Что с ней?
— Миссис Фиппс, она погибла. Большой грузовой фургон врезался в них на вираже у Падстона. Машина всмятку. Миссис Бланделл везла домой дочку с какого-то детского праздника. Четвертого ноября это случилось. Она не заметила фургон. Ужасный был вечер. Все время лил дождь. — Потрясенная Элфрида не могла вымолвить ни слова. — Простите, миссис Фиппс, я думала, вы знаете.
— Откуда? Газет я не читала. Никто не знал, где я. Я не оставила адреса.
— Такая трагедия, миссис Фиппс. Мы поверить не могли. Никто не мог поверить.
— А Франческа? — страшась ответа, спросила Элфрида.
