Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают
— О, Кейт Миддлтон тоже сидела на этой диете, — поддакнула Браслет-от-Картье, и мы почтительно замолчали. Надо отдать Кейт должное — в день свадьбы у нее был исключительно голодный вид.
— Идемте обедать, — вздохнула я.
От этих разговоров мне захотелось совершить ночной набег на холодильник, под завязку набитый едой. Вечерами, когда Люк развлекал клиентов, я набирала в магазине два пакета отборной „неполезной“ еды, приносила домой, в два счета уминала, а улики выбрасывала в мусоропровод, заметая следы преступления. Наевшись до отвала, я смотрела порноролики, где женщин заставляли лаять по-собачьи. Меня сотрясали оргазмы, и я без сил валилась в кровать, снова и снова убеждая себя, что никогда бы не вышла замуж за того, кто способен обращаться со мной подобным образом.
Мы сделали заказ, и Мони удалилась в туалет.
— Как тебе платья? — Нелл тряхнула головой, и ее светлые волосы, свернутые в узел, рассыпались по плечам. Бармен смотрел на нее во все глаза.
— Бледно-розовый тебе очень идет, — сказала я. — Вот только соски торчат.
— Что скажут мистер и миссис Харрисон? — притворно вознегодовала Нелл, схватившись за сердце, ни дать ни взять — скандализованная викторианская матрона, затянутая в корсет. Ее до смерти забавляют мои будущие свекры, их обманчиво-скромный дом в округе Уэстчестер, их летний дом на Нантакете, галстук-бабочка мистера Харрисона и бархатный обруч на аккуратно подстриженных седых волосах миссис Харрисон. Я бы не стала их винить, если бы они воротили от меня свои узкие нордические носы. Однако миссис Харрисон всегда хотела дочку, и я по сей день не могу поверить, что она готова довольствоваться кем-то вроде меня.
— Не уверена, что миссис Харрисон хоть раз видела свои собственные соски, — ответила я. — Ты преподашь ей урок анатомии.
Нелл поднесла к левому глазу воображаемый монокль, сощурилась и прошамкала дрожащим голосом:
— Так значит, это и есть ареолы, дорогая?
Этот затертый штамп не имел ничего общего с подлинной миссис Харрисон. Я представила себе выражение лица моей будущей свекрови, услышь она, как мы над ней зубоскалим. Она отнюдь не рассвирепела бы — о нет, миссис Харрисон никогда не выходит из себя. Она бы только изогнула бровь, чего не в силах сделать Нелл (из-за ботокса), и из ее приоткрытых губ вырвался бы лишь негромкий возглас удивления.
Она проявляла чудеса терпения, когда мама впервые приехала к ним и бродила по изысканно обставленным комнатам, переворачивая подсвечники и прочую дребедень, чтобы выяснить, где это покупалось. („Скалли Энд Скалли“? Это где, в Нью-Йорке?») А самое главное, что мистер и миссис Харрисон взяли на себя шестьдесят процентов всех расходов на организацию свадьбы. Тридцать процентов всей суммы оплачивали мы с Люком (то есть Люк), а остальные десять процентов — мои родители, невзирая на мои протесты и тот факт, что ни один из их чеков не прошел проверку. Харрисоны, как основные спонсоры, имели полное право наложить запрет на выбранную мной ультрасовременную музыкальную группу и навязать мне своих гостей почтенного возраста, значительно сократив количество вызывающе разодетых девиц в списке приглашенных. Однако миссис Харрисон лишь всплескивала руками, не знакомыми с маникюром, со словами: «Ани, это твоя свадьба, делай, как считаешь нужным». Когда со мной впервые связались из киносъемочной группы, я отправилась к ней за советом. У меня свело горло от страха, словно я всухую проглотила огромную таблетку. Глухим от стыда голосом я рассказала, что киношники намереваются докопаться до причин трагедии, происшедшей в Брэдли, хотят рассказать, как все было на самом деле, извлечь на свет то, что четырнадцать лет назад упустили журналисты. Если я откажусь, будет хуже, рассуждала я, потому что тогда меня нарисуют такой, как им вздумается, а если я смогу говорить за себя…
— Ани, — перебила меня миссис Харрисон, в изумлении распахнув глаза, — конечно, надо соглашаться. Мне кажется, для тебя это очень важно.
Господи, какая же я неблагодарная сволочь.
Заметив подозрительный блеск в моих глазах, Нелл сменила тему.
— Значит, темно-синий? Мне понравился.
— Мне тоже.
Я свернула салфетку в тугую трубочку, по форме напоминающую бандитские усы, острые концы которых хищно топорщились.
— И хватит уже беспокоиться о переносе съемок, — добавила Нелл. Она видела меня насквозь, в отличие от Люка, и это меня беспокоило.
Я встретила Нелл совершенно случайно, как, бывает, натыкаешься на оригинальный снимок именитого фотографа на развалах блошиного рынка и диву даешься, как сюда попало это сокровище. Нелл сидела на полу уборной студенческого общежития, мешком привалившись к стене. Общежитие находилось в студгородке на Дайв-роуд, которую мы прозвали Дай-в-рот — из-за живущих там игроков в лакросс, напропалую пристававших к подгулявшим девушкам. Даже отвисшая нижняя челюсть и пересохший язык с белым налетом от прописанных врачом стимуляторов не отменяли того факта, что у Нелл была внешность кинозвезды.
— Эй. — Я тронула ее за плечо, покрытое искусственным загаром (в юности, когда двадцатичетырехлетние кажутся тебе старухами, солярии, эти гробы с ультрафиолетовыми лампами, еще не отпугивают), и трясла, пока она не разлепила глаза. Разумеется, они были ярко-синие, как небо на рекламных брошюрах Уэслианского университета.
— Моя сумка, — как заведенная, твердила Нелл.
Я помогла ей подняться и, обхватив за осиную талию, потащила к себе в комнату. По дороге мне дважды приходилось толкать ее в кусты и нырять следом, когда на горизонте показывался охранник, сержант Стэн, рыскавший на гольфмобиле в поисках опохмелившихся первокурсников.
Наутро я проснулась от того, что Нелл с недовольным ворчанием ползает по полу, заглядывая во все углы, и шарит у меня под матрацем.
— Я искала твою сумку, но не нашла! — оправдываясь, заявила я.
Нелл взглянула на меня снизу вверх и от неожиданности застыла на четвереньках.
— А ты кто такая? — наконец вымолвила она.
Сумка так и не отыскалась. Со временем я поняла, почему она была позарез нужна Нелл. Там лежали таблетки — от бессонницы, от чрезмерного аппетита, от усталости. Ее таблетки — это единственное, о чем мы никогда не говорим.
Нелл перегнулась через стол, вложила обкусанные пальцы в мою ладонь и втолкнула в нее пухлую горошину, оставившую на коже голубой след. Я смиренно приняла положенную мне епитимью, запив томатным соком с водкой. Пусть мне не удастся обелить свое прежнее имя, пусть мне никто не поверит, зато я камня на камне не оставлю от утверждений, будто я не более чем жирная, обозленная свинья из трущоб.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
