Харуки Мураками - Мужчины без женщин (сборник)
– Вы это о чем?
Подняв бокал, Кафуку гонял по нему крупные куски льда.
– От одной мысли, что я ее когда-нибудь потеряю, ныло сердце.
– Да, мне такое настроение знакомо.
– Вы о чем? – поинтересовался Кафуку.
– Ну… – начал было Такацуки, подыскивая слова, – …о том, как тяжко потерять такого замечательного человека, как она.
– Вы это абстрактно?
– Да, – ответил Такацуки и закивал, как бы уверяя самого себя. – Не более чем предположение.
Кафуку некоторое время молчал, оттягивая паузу как можно дольше, до предела. А затем сказал:
– Но в конце концов я жену потерял. Причем терял постепенно, еще с тех пор, как она была жива, а в завершение лишился ее всей, без остатка. Так вот медленно пожираемый ржавчиной остов лодки в одночасье уносит в море набежавшей волной. Понимаете, о чем я?
– Надеюсь, да.
«Да нет, как же, тебе такое невдомек», – подумал Кафуку в сердцах, а вслух сказал:
– И горше всего то, что мне, если честно, не удалось распознать в ней нечто по меньшей мере очень важное. И теперь, когда ее больше нет, это нечто навеки останется тайной. Как маленький прочный сундук, погребенный на дне глубокого моря. Когда думаю об этом, становится тоскливо.
Такацуки на время задумался и вскоре сказал:
– Кафуку-сан, вы считаете, мы можем кого-то понять досконально? Пусть даже любим его всем сердцем…
На это Кафуку ответил:
– Мы прожили душа в душу почти двадцать лет. У нас были тесные супружеские узы, и потому я думал, что мы друзья, которые могут друг другу доверять. Но в действительности так, возможно, не было. Как бы это сказать… возможно, меня подвело некое слепое пятно.
– Слепое пятно? – переспросил Такацуки.
– …из-за которого я не замечал в ней чего-то очень важного. Даже не так – я смотрел во все глаза, но на самом же деле ничего не было видно.
Такацуки некоторое время сидел, покусывая губы, затем осушил бокал и заказал еще порцию.
– Как я вас понимаю! – сказал он.
Кафуку пристально смотрел в глаза Такацуки. Тот в ответ бросил на него краткий взгляд, но затем отвел глаза.
– Понимаете? Вы о чем это? – тихо спросил Кафуку.
Бармен принес свежую порцию виски со льдом и заменил разбухшие от влаги картонные подставки. Кафуку дождался, когда он уйдет, и повторил вопрос.
Такацуки подыскивал ответ. Во взгляде его читалось легкое смятение, и это не ускользнуло от собеседника: Кафуку предположил, что его одолевает острое желание в чем-то признаться. Однако Такацуки усмирил это внутреннее чувство и тихо сказал:
– Нам не дано в точности понять мысли женщины. Вот что я хотел вам сказать. Кем бы она ни была. Я думаю, дело совсем не в слепом пятне. Если то, о чем вы говорите, – слепое пятно, считайте, что мы все живем с таким же. Поэтому не стоит себя корить.
Кафуку, подумав над его словами, ответил:
– Но это же все абстрактно?
– Разумеется, – признал Такацуки.
– Я сейчас говорю о себе и моей покойной жене, и не хочу, чтобы все просто-напросто сводилось к абстракции.
Такацуки надолго умолк, затем сказал:
– Насколько я знаю, ваша супруга была действительно прекрасным человеком. Разумеется, из того, что знаю я, а мне не известна и сотая часть того, что знали о ней вы, – даже при этом могу сказать с уверенностью: вы должны быть благодарны судьбе за те двадцать лет, что прожили вместе с такой прекрасной женщиной. Я сейчас говорю от всего сердца. Как бы партнеры ни понимали друг друга с полуслова, как бы горячо ни любили, чужая душа – потемки. Заглядывать туда бесполезно, даже если очень сильно нужно – только горя хлебнешь. Другое дело мы сами: надо лишь постараться, и этого будет достаточно, чтобы разобраться в себе досконально. Выходит, нам, в конечном итоге, необходимо сделать одно – прийти к душевному согласию с самими собой. И если нам действительно хочется увидеть других, нет иного способа, кроме как приглядеться к себе. Вот что я думаю.
Казалось, эти мудрые слова идут из самой глубины души Такацуки, от самого сердца. Пусть на краткий миг, но туда открылась потайная дверца. Одно несомненно – он не лукавил: не того полета птица. Кафуку, ничего не ответив, посмотрел на Такацуки. Тот на сей раз взгляд не отвел, и какое-то время они сидели, уставившись друг другу в глаза, словно искали там, в их глубинах, след потухшей звезды.
На прощание они опять пожали руки. Когда вышли на улицу, моросило. Такацуки, подняв ворот бежевого плаща и не раскрывая зонтик, скрылся в темноте, а Кафуку, как обычно, разглядывая некоторое время правую ладонь, думал о той руке, что ласкала обнаженное тело жены.
Однако в тот вечер ему не было горестно. Он только заметил себе вскользь: «Странное ощущение. Хотя что здесь странного?.. Ведь это просто тело, – убеждал он сам себя, – то, что когда-нибудь станет кучкой маленьких костей и праха. Наверняка должно быть что-то поважнее».
Если то, о чем вы говорите, – слепое пятно, считайте, что мы все живем с таким же. Эти слова долго не выходили из головы Кафуку.
– Вы с ним после этого еще долго дружили? – поинтересовалась Мисаки, уставившись на вереницу уходящих вдаль машин.
– С полгода выпивали пару раз в месяц, встречаясь в каком-нибудь баре. А потом – как отрезало, и я перестал отвечать на его звонки. Сам тоже не приглашал. Со временем и он звонить перестал.
– Ему это, наверное, показалось странным?
– Пожалуй.
– Поди обиделся?
– Еще бы.
– Почему вы так вдруг перестали с ним дружить?
– Потому что в том спектакле отпала необходимость.
– А раз пропала необходимость в спектакле, не стало и потребности в друге?
– Поэтому тоже, – ответил Кафуку. – Но есть и другая причина.
– Какая?
Кафуку долго молчал. Мисаки с неприкуренной сигаретой в губах мельком поглядывала на него.
– Если хочешь курить, кури, – сказал Кафуку.
– Не поняла.
– Говорю, сигарету можешь прикурить.
– А крыша? Она ведь закрыта.
– Плевать.
Мисаки опустила стекло и потянулась к прикуривателю. Сделав большую затяжку, прищурилась от наслаждения и, задержав дым в легких, медленно выдохнула за окно.
– Курение – смертельно, – сказал Кафуку.
– В таком случае жизнь тоже смертельна, – ответила она.
Кафуку засмеялся.
– Есть и такое мнение.
– Кафуку-сан, я впервые вижу, чтобы вы смеялись.
«А ведь, пожалуй, так и есть, – подумал Кафуку. – Я сам забыл, когда последний раз смеялся не на сцене».
– Уже давно хотел тебе сказать, – произнес он вслух. – Если присмотреться, ты славная девушка. И никакая не страхолюдина.
– Спасибо. Я тоже себя такой не считаю. Просто у меня неправильные черты лица. Как у Сони.
