Джонатан Франзен - Безгрешность
– Кое-чем можешь, – ответил он.
– Скажи, – попросила она и потерлась о рубашку лицом.
– Поговори с Рамоном.
Это вырвало ее из нереальности происходящего; напомнило, что она сидит, уткнувшись лицом в чужую рубашку. Пип убрала руки и буркнула:
– Черт.
– Вот именно.
– Что с ним теперь будет?
– Она все продумала, – сказал Стивен. – Всю свою жизнь наперед рассчитала, как корпоративный план. Она получит полные родительские права, а я получу посещения. Как будто за этим я его усыновил – чтобы навещать. У нее… – Он с трудом перевел дыхание. – У нее с директором пансионата.
– Господи Иисусе! Чудненько.
– Директор, похоже, дружит с архиепископом, а он может аннулировать наш брак. Да, чудненько. Рамона – в пансионат и чему-нибудь обучать, а она на досуге может по-быстрому сварганить троих ребятишек. Ничего планчик, да? И какой судья не отдаст родительские права матери, которая работает на полную ставку как раз в заведении для таких, как Рамон? Отличный план. И ты не поверишь, как она собой гордится, какая она праведница.
– Пожалуй, в это я поверить могу, – отважилась заметить Пип.
– Я очень люблю праведность, – дрожащим голосом продолжил Стивен. – И она действительно праведница. Она и вправду стремится к моральной цели. Я просто не хотел заводить троих детей.
И слава богу, подумала Пип.
– Рамон пока здесь? – спросила она.
– Завтра утром они с Винсентом его забирают. Судя по всему, они давно уже все спланировали, ждали только, пока освободится место. – Стивен покачал головой. – Я-то думал, Рамон спасет наш брак. Сын, которого мы оба любим, и неважно, что во всем остальном мы не сходимся.
– Ну… – сказала Пип с неудовольствием, видя, что его мыслями по-прежнему владеет Мари. – Ваш брак не первый, который не спасло наличие детей. Я сама, вероятно, родилась в таком браке.
Стивен повернулся к ней:
– Ты настоящий друг.
Она взяла его за руку и переплелась с ним пальцами, стараясь точно рассчитать силу пожатия.
– Да, я твой друг, – подтвердила она. Но сейчас, когда его рука так тесно касалась ее руки, тело Пип сердцебиением и частым дыханием давало понять, что ждет не дождется рук Стивена повсюду, сверху донизу… Сколько ждать – дни? Часы? Тело, как большой пес, рвалось с поводка ее разума. Она позволила себе уронить их сплетенные ладони на свое бедро – туда, где более всего хотела почувствовать его прикосновение, – и высвободила руку.
– Что ты сказал Рамону?
– Я не в силах. Так и сижу тут с тех пор, как она ушла.
– А он сидит в доме и ты ему ничего не сказал?
– Она ушла всего с полчаса назад. Он расстроится, если увидит, что я плачу. Ты бы как-нибудь его подготовила, а потом я постараюсь поговорить с ним разумно.
Слабоват, вспомнился ей приговор Аннагрет; но ее влечение к Стивену от этого меньше не стало. Мало того, она бы предпочла забыть на время о Рамоне, сидеть тут дальше, вплотную к Стивену, потому что если слабоват, то может и не устоять.
– А со мной ты не поговоришь? Потом, попозже, – попросила она. – Наедине. Мне это очень нужно.
– Конечно. В остальном ничего не изменилось, из дома нас никто не гонит. Дрейфус – настоящий бульдог. Так что об этом не беспокойся.
Хотя телу Пип было предельно ясно, что на самом деле изменилось все, ее разум готов был простить Стивену неспособность это увидеть: ведь его только-только бросила жена, с которой он прожил пятнадцать лет. Ее сердце по-прежнему колотилось; она встала и завела велосипед в дом. Дрейфус сидел в гостиной один – крутящееся шестиногое офисное кресло с помойки казалось под ним карликовым – и пощелкивал мышью общего компьютера.
– Где Рамон? – спросила Пип.
– У себя.
– Тебя, думаю, и спрашивать не стоит, знаешь ли ты, что тут происходит.
– Я в семейные дела не лезу, – прохладно ответил Дрейфус. Повернулся к Пип – ни дать ни взять толстый шестиногий паук. – Факты, однако, проверил. Пансионат святой Агнессы – лицензированное штатом заведение на тридцать шесть мест, открыт в восемьдесят четвертом году, получает хорошее освещение в прессе. Директор – Винсент Оливьери, вдовец, сорок семь лет, трое сыновей – кому за двадцать, кому немного меньше двадцати, магистерский диплом в Сан-Францисском университете штата Калифорния. Архиепископ Эванс посещал это заведение по меньшей мере дважды. Хочешь взглянуть на фото Эванса и Оливьери на крыльце пансионата?
– Дрейфус, ты хоть что-нибудь чувствуешь?
Он смотрел на Пип ровным взглядом.
– Чувствую, что Рамон будет получать всю необходимую ему заботу. Мне будет недоставать его дружеского присутствия, но по его видеоиграм и крайне ограниченному диапазону беседы я скучать не стану. Мари, хоть и не сразу, вероятно, добьется аннуляции брака – я обнаружил в церковном округе несколько прецедентов. Признаться, я испытываю некоторую озабоченность по поводу наших финансов в связи с тем, что мы лишаемся ее взносов. Стивен говорит, что нам нужна новая крыша. И хотя тебе, судя по всему, нравится разделять с ним обязанности по дому, в роли кровельщиков я вас не очень хорошо себе представляю.
По меркам Дрейфуса это была весьма прочувствованная речь. Пип поднялась к Рамону и увидела, что он лежит на смятой постели лицом к стене, оклеенной спортивными постерами. Контраст между его запахом и улыбающимися лицами спортивных звезд был таким разительным, что у Пип навернулись слезы.
– Рамон, милый!
– Привет, Пип, – ответил он, не пошевелившись.
Она присела на кровать, дотронулась до его пухлой ладони.
– Стивен сказал, ты хотел меня видеть. Так повернись, посмотри на меня.
– Я хотел, чтоб мы были семейка, – сказал он, не поворачиваясь.
– Мы и будем семьей, – сказала она. – Никто никуда не денется.
– Я денусь. Мари сказала. В дом, где она работает. Там другая семейка, а я люблю нашу семейку. Ты разве не любишь нашу семейку, Пип?
– Еще как люблю.
– Пусть Мари уходит, а я хочу быть с тобой, и Стивеном, и Дрейфусом, как у нас было…
– Но мы все будем приходить к тебе в гости, а у тебя там появятся новые друзья.
– Не хочу новых друзей. Хочу старых, как у нас было.
– Но ты ведь любишь Мари. А она там будет каждый день, ты никогда не будешь один. Это будет немножко по-старому и немножко по-новому – все хорошо будет.
Ей показалось, голос у нее стал такой же, как на работе, когда она врала людям по телефону.
– Мари не занимается так со мной, как ты, Стивен, Дрейфус, – сказал Рамон. – Она все время занята. Почему, не понимаю, мне надо идти с ней, а не быть тут?
– Пойми, она заботится о тебе по-другому. Она зарабатывает деньги, и всем нам от этого хорошо. Она любит тебя так же сильно, как Стивен, и к тому же она теперь твоя мама. Человек должен быть с мамой.
