Григорий Котилетов - Хроника Беловодья
— Ишь ты, зубастый какой. — подумал Стрекопытов и сказал — уважаемый профессор, мне кажется я не был слишком назойлив и не докучал Вам излишней опекой.
— О, да. — склонил профессор голову.
— Прекрасно. Однако события последних дней заставляют меня изменить привычный ход вещей и задать Вам несколько вопросов.
Лицо Португалова на мгновение приняло такое выражение, словно он прислушивался к чему-то внутри себя и, выдержав паузу, он сказал. — Постараюсь ответить на Ваши вопросы со всей откровенностью, насколько это будет возможно.
— Очень надеюсь. — скептически подумал Стрекопытов и наполнил фужеры. — Не хочется с Вами лукавить, потому спрошу прямо. Связано ли исчезновение Вашей супруги, штаб-ротмистра Чимбурахова и лаборанта Михеля Вайскопфа с Вашими опытами?
Португалов скривился — Исчезновение моей супруги! Хотелось бы в это верить.
— То есть, Вы не знаете? — осторожно спросил Стрекопытов.
— Что я могу знать? — Португалов поднял фужер и посмотрел сквозь него на солнце. — У Луизы была своя дорога. Мы были попутчиками, и мне казалось, что это на всю жизнь. Но нет! Общая дорога была только до перекрестка.
— А на перекрестке стоял штаб-ротмистр Чимбурахов? — позволил себе небольшую бестактность Стрекопытов.
— Мог бы и не стоять. Ничего бы не изменилось. — Заметно опьяневший Португалов потер отмякшее лицо ладонью. — Абсолютно ничего. Это все равно бы случилось. Понимаете, Луиза была такая женщина. Любовь не может гореть вечно, рано или поздно огонь догорает, но его тепла человеку должно хватить на всю жизнь. Луиза не могла с этим смириться. Без любви все остальное теряло для нее всякий смысл. Возможно дело в ее молодости.
— Смотри ты, какая боевая. — мысленно удивился Стрекопытов. — А так и не скажешь. — Он поднялся и окинул взглядом фабричный двор, пустой в этот вечерний час. Только у дверей конторы сидел на ступеньке буфетчик Афанасий Жила, ожидая, не потребуется ли что.
— Ее любовь оказалась короче моей. — подытожил Португалов. — Но без любви она не могла, поэтому полюбила другого. Чимбурахов оказался в нужном месте, в нужное время.
— И исчез — вздохнул Стрекопытов. — бесследно.
Португалов не ответил.
— Ну, что ж. Я вас выслушал. — сказал Стрекопытов. — Теперь вы выслушайте меня. Сразу хочу предупредить, все сказанное здесь, останется между нами. Итак, как я понял из вашего рассказа, вы считаете, что ваша жена покинула вас. И прошу меня простить, но характер разговора не допускает недоговоренностей. То есть, сбежала со штаб-ротмистром.
— Так. — нехотя согласился Португалов.
— То есть, ее исчезновение никоим образом не связано с вашими исследованиями.
— Я этого не говорил.
— Значит, связано?
— Не могу этого утверждать. Я занимаюсь наукой, а наука оперирует точными категориями — с плохо понятной гордостью сказал Португалов.
Разговор о точности категорий, которыми оперирует наука, не входил в планы Стрекопытова.
— Ладно. Тогда так. Есть свидетели, которые видели, как ваша жена и Чимбурахов спускались в лабораторию. Однако никто не видел, как они оттуда поднимались.
— Люди ненаблюдательны. — улыбнулся Португалов.
— Даже если речь идет о вашем собственном лаборанте? — раздраженно спросил Стрекопытов. — И кстати, дорогой Мечислав Янович, мы совсем забыли о бедном Михеле. Он-то куда делся?
Португалов остался совершенно спокоен, похоже было на то, что оборот, который приняла беседа его вполне устраивает. Он сунул руку за пазуху и достал оттуда замотанный в белую материю сверток. — Михель умер. — И протянул сверток. — Взгляните на это.
Развернув материю, Стрекопытов обнаружил нож с изогнутой металлической рукояткой, украшенной прозрачным голубоватым камнем. Слегка тронутое ржавчиной, широкое лезвие выглядело довольно устрашающе и производило впечатление остро наточенного. Приглядевшись, можно было заметить выгравированные на нем знаки. — Что это?
— Нож. — ответил Португалов. — Я бы даже сказал, тесак, смотрите, какое массивное лезвие. Прошу обратить внимание на камень, вделанный в рукоятку. В числе прочего, я, в свое время, довольно серьезно занимался минералогией. Так вот, названия этого камня я не знаю. Более того, у меня есть серьезные основания подозревать, что этот камень вообще науке неизвестен. И еще, надпись на лезвии. Видите?
— Да-да. — сказал Стрекопытов.
— То же самое. Не похоже ни на один известный мне вид письменности. Впрочем, в этом я разбираюсь гораздо меньше, чем в минералогии.
— Откуда он у вас?
— Думаю, наш честный Франтишек уже успел рассказать вам, что видел Михеля после взрыва?
— Да.
— Бедный парень сомлел от ужаса и не заметил, что Михель мертв. Этот нож торчал у него в груди.
Стрекопытов с шумом выдохнул воздух и наполнил фужеры.
Португалов выпил, с некоторым усилием встал, рассеяно, словно не совсем представляя где он находится, огляделся. Было похоже на то, что увиденное ему не понравилось. — Наверно нам стоит пройти в лабораторию. — сказал он с запинкой. — Так мне будет легче объяснить.
— Все таки объяснить! — обрадовался Стрекопытов и поднялся.
До лаборатории оставалось несколько шагов, когда дверь в нее резко распахнулась. Франтишек выскочил из подвала, пинком захлопнул дверь и принялся лихорадочно дергать засов, пытаясь его задвинуть, однако трясущиеся руки ему не повиновались.
Португалов схватил его за плечо и развернул к себе лицом. — Ну, что там еще?
Несмотря на то, что слова эти были сказаны резким тоном, почти выкрикнуты, лаборант не обратил на них не малейшего внимания. Сбросив чужую руку со своего плеча, он продолжил возню с засовом, и только задвинув его, обернулся вновь. — Михель вернулся!
Профессор отстранил его и, открыв, с таким трудом закрытый, засов, прошел внутрь. Стрекопытов не отставал ни на шаг.
Внутри горел яркий свет, сверкали хромированными и медными частями многочисленные устройства, о назначении которых фабрикант мог только догадываться, раздавалось негромкое гудение электромоторов. Лопасти вытяжных вентиляторов гнали волны сухого и жаркого воздуха, к счастью на этот раз никаких запахов не ощущалось. Плотный брезентовый занавес отгораживал часть помещения. Португалов подошел к нему и остановился в нерешительности.
Стрекопытов опустил руку в карман и, нащупав плоский браунинг, снял его с предохранителя.
Профессор потянул за шнур и занавес с тихим шорохом стал раздвигаться.
То, что предстало перед взором Стрекопытова, было похоже на декорацию и напомнило ему виденное в утятинском краеведческом музее. Там это называлось — Картинки из жизни древних обитателей нашего края. Словно умелая рука расставила деревья, соорудила макет песчаной дороги с глубоко выдавленной колеей. Однако дорога была настоящей. Так же как и деревья, стволы которых уходили куда-то вверх, и за ними, в перспективе, насколько хватало взгляда, стояли такие же деревья. Настоящей была мышь, прошмыгнувшая между корней разлапистой ели. И ветер, легкий порыв которого коснулся горячего лба, был напоен запахом хвои и прелого листа. Настоящими были и мухи, ползавшие по лицу, скрючившегося под елью, человека. Несмотря на то, что черты лица уже были искажены тлением, не было никакого сомнения, что труп принадлежит пропавшему лаборанту. Стрекопытов медленно приблизился к Португалову, стоящему там, где каменная плитка, которой был выложен пол, кончалась, будто ее отсекли ножом, и начиналась обычная земля.
— Не вздумайте сойти на землю. — предупредил Португалов. — Через несколько минут это все исчезнет.
Услышав за спиной осторожные шаги, Стрекопытов обернулся. Франтишек отважился вернуться в подвал и теперь стоял, прислоняясь к стене, не отрывая взгляда от тела своего коллеги.
— Как видишь, — сказал ему Португалов. — он мертв.
— Кто его убил? — тихо спросил Стрекопытов.
Профессор пожал плечами. — Надо думать, обитатели этого чудесного леса. Боюсь, что встречи с ними, рано или поздно, не миновать.
Вдруг свет помутнел, очертания деревьев стали стремительно терять четкость, словно их накрыло густым туманом. Пол задрожал под подошвами. Стрекопытов взглянул на профессора, тот оставался спокоен. Следовательно, ничего страшного не происходило. Действительно, в течении минуты туман сгустился до сплошной серой пелены, а когда, еще через минуту, она рассеялась, никакого леса не было. Лаборатория приняла первозданный вид, хорошо знакомый Стрекопытову по прежним посещениям. С той только разницей, что половина ее выглядела нежилой. На всем лежал слой пыли, а пол был усеян хвоей и опавшими листьями.
— Очень удачно, что вы это все наблюдали своими глазами — сказал Португалов. — Думаю, на слово поверить мне было бы затруднительно.
