Сергей Кузичкин - Наташа и менестрель
— Иди сюда! — позвала его Наталья.
Андрей натянул спортивные штаны, надел футболку, прошел на кухню. Наташа сидела за столом, перед ней стояла бутылка вина, два стакана, тарелочка с винегретом.
Наташа кивнула на свободную табуретку.
— Налей мне полстакана… ну и себе… сколько хочешь, — сказала она.
Андрей налил в обе тары до половины.
— Когда мне было пятнадцать лет, меня чуть было один дебил не изнасиловал. — Наташа опустошила содержимое стакана, посмотрела на винегрет, но махнула рукой. — я тогда перешла в девятый класс, и нас с подругой отправили в пионерский лагерь помощниками воспитателей к младшеклассникам. Лагерь был недалеко от нашего села, и мы иногда, если было очень нужно, отпрашивались на денек–другой домой. Вот и в тот вечер я шла домой с ночевой. Утром рано должна была поехать с матерью на поле на прополку. И вот уже у самого села, недалеко от автозаправочной станции, подкараулил меня этот подонок. Место–то там тихое, народу никого. Он, гад, вынырнул откуда–то из–за кустов, схватил меня, повалил, полез слюнявыми губами в рот, а от самого таким перегаром прет… Я испугаться даже не успела — так все неожиданно произошло. Потом в себя пришла, давай отбиваться, царапать его. Потом вижу — бесполезно все… Начала уговаривать. Сказала, что знаю его и его мать… и жену.
— Действительно знала? — спросил Андрей.
— Как выяснилось потом, знала, а тогда чисто интуитивно старалась девственность свою сберечь. Он хоть и обкумаренный был, а спросил мою фамилию, я ответила. Он назвал имя моей матери, потом сестры… и отпустил. Проводил до села… вначале сказал, что пожалел, а когда подходить к окраине стали, заговорил о том, что пошутил, хотя я понимала, что он совсем не шутил: или побоялся, что я его посажу, или одумался вовремя. Я никому об этом никогда не рассказывала и общения с парнями долго избегала — противно как–то из–за этого гада было на мужиков смотреть.
— Пожалел он, наверное, тебя, — сказал Андрей, выпив вино.
— Наверное, — согласилась Наташа. — А вот моего брата посадили за изнасилование. Хотя эта Вика ждала его из армии и по согласию пошла с ним, а отец ее, управляющий отделением, не хотел, чтобы братец мой был ему зятем, и заявил в милицию, после того как Вика ему призналась. Дали бедолаге шесть лет. В апреле на свидание ехать нужно.
Наташа ненадолго замолчала.
— Что–то хмель не берет совсем… всю ночь пьем, а толку никакого, — сказала она после паузы, — налей еще. То, о чем я расскажу тебе дальше, будет не совсем приятно.
Андрей налил опять по половине; выпили на этот раз вместе.
— Как–то ездила я с Настей в город, в краевую больницу, назад поехали поездом. До станции доехали, а автобуса нет. Вышли на трассу. Я сроду никогда с незнакомыми мужиками не ездила, а тут «жигуль» остановился, мужик лет под сорок посадил нас. Ну, дорога дальняя… разговорились. Он Насте шоколадку дал, конфет. Сказал, что у него две дочки–двойняшки, по девять лет им. Когда же подъезжать к селу стали, то стал в гости проситься. Уже темнело, я подумала, что никто не увидит, и согласилась. Откуда–то коньяк появился, шампанское. Потом он сказал, что не может ехать дальше выпивши. Я и оставила его ночевать. Не знаю, как получилось, но утром мы проснулись на одной кровати. Потом месяца через полтора он снова приехал с подарками и снова заночевал… потом еще пару раз приезжал. Может быть, ездил бы до сих пор, но как–то приехал ко мне, а у меня гость. С материной деревни. Когда он поехал в район, мать передала с ним баночку меда, платье для Насти. Гость заехал к нам под вечер. Пока поговорили, пока накормила его, тут и тот… старичок подкатил. Зашел, увидел гостя, проходить не стал, поспешно попрощался — и был таков. Мне как–то обидно стало… Я тогда баночку наливки из подвала достала, угостила гостя, назло всем упоила и ночевать оставила. А он и не возражал… Правда, в отличие от водителя «жигуля», ко мне больше не наведывался… и, как увидит теперь меня в деревне, старается, чтобы наши пути не пересеклись… Вот такие у меня любовные романы были. Что было, то было. Никуда от этого не деться.
— И все? — спросил Андрей. В этот час и в эту минуту он ненавидел себя — вынудил ведь женщину излить душу. А дальше что? Но злоба, какая–то непонятная и неизвестно на кого обида так и перли из него. — Все романы?
— Нет, не все. — Наташа, не мигая, смотрела ему в глаза. — Есть еще один, о котором я тебе не расскажу, противно больно.
— С капитаном Ломакиным? — Андрей уже не владел собой. Он разлил остатки вина, себе набулькав почти полный стакан.
— О-о… Я недооценила Валечку и ее коварство. А когда же и при каких обстоятельствах успела она поведать вам, сударь, обо мне все–все–все?.. Я тут сижу распинаюсь перед тобой, а ты уже все знаешь. А раз знаешь, так что спрашиваешь?..
Наташа залпом выпила вино и закрыла лицо руками.
— А что, что мне оставалось делать?! — выкрикнула она неожиданно. — Когда брата посадили, привезли в КПЗ, я пришла, попросила свидания. Дежурил Ломакин. Он сказал, как бы в шутку, что свидание не положено, но если рассчитаешься, то, мол, сделаю исключение. Я тогда не придала его словам значения. Он разрешил нам с матерью поговорить с братом, а через неделю приехал ко мне часа в два ночи. За расчетом, сволочь… воспользовался моей слабостью. Знал, что я кричать не буду, когда дочка спит. Залез под одеяло прямо в брюках, в носках… до сих пор запах его потных носков помню. Побыл минут двадцать — и ни до свидания, ни прощай: ушел, козел. А через неделю мне кто–то стекло кирпичом вышиб. Я раньше слышала, что Ломакин — охотник до баб, а когда жена начинает его выгонять, то он перед ней исповедуется… А она потом разборки с его любовницами устраивает.
Наташа замолчала. Андрей выпил вино, поднялся, зашел в спальню, взял подушку, покрывало и молча перенес их в зал, положил на диван, лег.
Наташа еще немного посидела на кухне, потом выключила свет, вошла в зал, присела у его ног.
— Ты ненавидишь меня теперь, Андрюша? — спросила она. — Я знаю, что это так. Тебя менты посадили, а я с одним из них спала. Если бы брат мой узнал, он бы, наверное, от свидания со мной отказался.
— Иди, Наташа, ложись. Давай немного поспим, а завтра все будет ясно, — сказал Андрей. — Сколько впечатлений за эту ночь, я не могу все сразу переварить.
— Понятно, — Наташа поднялась, — спокойной ночи. Можно я тебя хоть перед сном поцелую, композитора, пока еще своего?
Она чмокнула его в переносицу и ушла. Через некоторое время Андрей услышал, как она заплакала. Он хотел было встать и попробовать ее успокоить, но это было выше его сил. Через час всхлипывания прекратились, стало слышно, как по улице пошли первые автобусы. Андрей определил, что время приближается к семи. Он поднялся, прошел в прихожую, тихонько включил свет. Наташа лежала не шелохнувшись: сон все же сморил ее. Андрей раскрыл дверцу шкафа, достал свою сумку, сложил в нее туфли, свитер, еще кое–что из своих вещей, стал одеваться. Он уже застегивал сапоги, когда в спальне загорелся свет и к нему выбежала Наташа:
— Ты куда?
— Пойду к Петровичу, — сказал Андрей, — так будет лучше. Все равно ведь когда–нибудь это должно закончиться. Или меня посадят, или придется бежать дальше. В любом случае ты меня ждать не станешь.
— Прекрати, — Наташа вытащила ключ из замка, — ты меня еще плохо знаешь. Никуда ты не пойдешь. Понял?
— Пойду… отдай ключ.
— Не дам. Не валяй дурака. Я тебе настойки принесу — напейся и усни. А проспишься, все на трезвую голову обдумаешь, тогда и решай… слова не скажу. А сейчас — нет, не пойдешь никуда.
— Нет, Наташа. Я лучше сейчас пойду. Открой дверь.
— Нет, нет, нет! — закричала Наташа и рванула Андрея за пиджак так, что посыпались пуговицы.
— Ты что делаешь? — вскипел Андрей. — Дай ключ!
Он попробовал перехватить Наташину руку, но получил такую затрещину, что невольно отпрянул к стене.
— Сука! — закричала Наташа и ударила его еще раз. Андрей качнулся в сторону вешалки, не удержался на ногах и, падая, повлек за собой одежду.
— Гад ты, гад, такой же, как и все! — кричала Наташа, замахиваясь его же сумкой.
Андрей пытался подняться, но удар за ударом по голове, затылку и плечам не давали ему возможности этого сделать.
Наташа продолжала кричать. Андрей все–таки поднялся, но, споткнувшись об обувную полку, снова упал, больно ударившись головой о дверь. А Наташа, впав в истерику, срывала с вешалки оставшуюся одежду и бросалась ею в него. Когда одежда на вешалке закончилась, Наташа стала кидать в Андрея обувь. Туфли, зимние сапоги, тапочки летели над его головой.
Сколько это продолжалось, сказать трудно. Трель дверного звонка заставила прекратить бой. Звонок раздался нежданно–негаданно, и Наташа замерла с валенком в руке.
— Наталья, что там у вас? — голос Валентины Петровны был явно встревоженным. — Может, милицию вызвать?
