Анатолий Отян - Добро Наказуемо
Марина выучила все стихи своего отца и считала его лучшим поэтом современности. Она думала, что его творчество ей близко и понятно потому что в ней его гены, но и её друзьям и подругам нравились его стихи, и они слушали их в её исполнении и даже говорили между собой, что когда видят поэта по телевизору, то он напоминает им Марину.
Марина мечтала о поступлении в Московский литературный институт, но оставить мать одну она не могла и поступила в Одесский университет на отделение иностранной литературы. Там изучали французский, английский и немецкий языки, причём первых два углублённо, а немецкий поверхностно, но по окончанию университета имели право преподавания в средней школе всех трёх языков, а в Вузах только французского и английского.
В 1980 году в Одессу приехал её отец и его пригласили в университет на авторский вечер. Несмотря на то, что Марина являлась членом комитета комсомола первого курса, она с трудом смогла получить билет поближе к сцене. Это было место в шестом ряду в боковом проходе. Марина утром поехала на пятую станцию Б-Фонтана и там на базарчике купила корзину великолепных бархатных роз. Она написала небольшое стихотворение о море, каникулах, волейболе на пляже и любви и вложила его в корзину. Везде, по дороге в университет на красивую девушку с корзиной роз засматривались не только мужчины, но и женщины. В вестибюле университета однокурсница, с букетиком цветов руке, сказала Марине:
— Ну, Марка, ты даёшь! Мне теперь даже неудобно с таким букетиком показываться.
— Что ты! У тебя очень милый букет.
Марине со своего места было хорошо видно средину сцены. Когда Поэт вышел на сцену, она вместе с залом неистово аплодировала в ладоши. Поэт, ещё когда гремели аплодисменты, увидел в проходе красивую девушку, у ног которой стояла большая корзина роз. В голове у него мелькнула мысль, что неплохо бы было пригласить эту девочку в гостиницу, но аплодисменты закончились и нужно было начинать выступления. Он читал свои стихи о родине, о войне и мире, и посматривая в зал, думал, когда девушка преподнесет ему корзину. Он так часто бросал взгляды в её сторону, что на неё начали поглядывать и сидящие в зале.
Марина трепетала от волнения, и чтобы удержать дрожь сцепила пальцы на руках с такой силой, что они побелели. Когда Поэт прочитал лирическое стихотворение на английском языке, Марина взяла букет, выбежала на сцену и вручила его Поэту. Он хотел её поцеловать, но она быстро убежала в зал. Марине показалось, что Поэт вздрогнул, когда она приблизилась к нему.
Марина летела домой на крыльях, спеша рассказать матери о счастье, которое она испытала при встрече с отцом, и думала, что её радость передастся и ей. Но Анна слушала дочь спокойно, и когда Марина рассказывала, как вручала букет, слёзы полились по щекам Анны.
— Мамочка, что с тобой? — испугалась Марина.
Но мать разрыдалась и, глядя на неё, расплакалась Марина. Больше она не пыталась напоминать матери о своём отце, понимая, что сделает ей больно.
Поэт на банкете, устроенном в его честь после концерта, уже подвыпив, вынул из кармана записки, переданные ему с цветами и со смехом их зачитывал. За столом тоже все смеялись. Когда он читал чьё-то стихотворение, его перебили криком: «Наливай», — он сунул листок в карман и забыл о нём. На вокзале, перед отходом поезда, все записки он выбросил в мусорную урну, представляющую собой пингвина, открывшего рот. Он сказал провожающим его друзьям:
— На западе такая урна невозможна, из-за того, что «зелёные» подняли бы страшный шум, что это направлено против природы.
— Нет, не потому. Просто никому бы в голову не могло бы придти такое безобразие, — возразил Поэту редактор местной молодёжной газеты.
— Вот и пропесочь их в своей газете, — посоветовал ему поэт.
— Ты остался восторженным мальчиком. Она такая же моя, как существующая у нас свобода слова. Это у вас, в Москве, можно написать критическую статью об Одессе, а у нас, только то что тебе скажут.
— Ты, брат, загнул. В центральных газетах, как и во всех, строчки без указующего перста написать нельзя.
Подошёл поезд и Поэт укатил в Москву. Одноместное купе мягкого вагона убаюкало его, и он спал до обеда следующего дня.
Марина писала стихи для себя и никогда никому их не показывала.
Она очень сомневалась, что талант отца передался и ей, и свои стихи ей казались слабыми. Она пробовала писать на французском и английском. Учась на третьем курсе, послала в парижский журнал большое стихотворение, в котором она восхищалась французской революцией, французской литературой, и, вообще, всей Францией.
Стихотворение заканчивалось словами, что придёт время и «Марсельеза» станет гимном всех прогрессивных народов.
По наивности своей, она считала, что французские редакторы будут довольны тем, что русская девушка пишет на французском да ещё стихи о Франции, которую она любит. Но её стихам не суждено было печататься за границей. Её письмо перехватили ещё в Одессе, сняли с него копию и фельдъегерской почтой принесли в партком университета, для принятия мер не допускающих в дальнейшем подобных явлений, когда студенты посылают свои стихи или статьи в иностранные издательства, тем боле с подобным содержанием.
Что здесь началось! Марина и через много лет вспоминала всё как в кошмарный сон. Её разбирали на комсомольском собрании, где выступали её сокурсники и клеймили её позором. Как могла, она, советская студентка, да ещё член комитета Комсомола, восхвалять капиталистическую Францию, когда там и безработица и преступность, и много нищих. Больше того, как можно говорить, что «Марсельеза», а не Гимн Советского Союза будет международным гимном. И многое в подобном духе. Марина смотрела во все глаза на своих однокашников и не понимала, они это или нет. Ещё вчера такие доброжелательные, сегодня, чтобы заслужить похвалу у начальства, обливают её грязью.
Но особенно её обидел выпад Юльки Павловой, которая якобы, защищая её бросила:
— Ну что вы хотите от девочки, у которой безногая мать, а отца и в помине не было.
Такого оскорбления Марина уже не могла вынести и выбежала из зала.
— Вот она и показала себя, какая она и кто мы для неё. Я предлагаю исключить её из Комсомола, а руководству института решить вопрос о её дальнейшей учёбе, — произнесла секретарь комитета, дочь одного из директоров крупного завода.
Только одна преподаватель английского языка, Розалия Авизеровна, встала на её защиту. Но её не слушали и вынесли решение исключить Марину из комсомола. Потом заседал Партком с вопросом о воспитательной работе и решил рекомендовать исключить идеологически проштрафившуюся студентку из университета, и только когда она, работая в промышленности, рабочей у станка, восстановится в комсомол, лишь тогда рассмотреть вопрос о её дальнейшей учёбе.
Марина, придя домой, долго плакала, и когда рассказала матери о случившемся, Анне стало плохо. Приехавшая на скорой врач, предположила, что у неё инфаркт и увезла в больницу. Анна пролежала в больнице больше месяца. Марина бегала к ней каждый день по несколько раз, сидела у матери до позднего вечера. Деньги, заработанные Анной, таяли очень быстро, а её пенсии по инвалидности не хватало даже на неделю нормальной жизни. Марина и раньше шила сама себе платья, кофточки, вызывая зависть своими нарядами у девчат, и сейчас решила, что пока мать болеет, обшивать её клиентов.
Многие из них признали её модисткой не хуже Анны, и когда мать вышла из больницы, Марина не допускала её к швейной машинке, тем более, что та очень ослабла. Прошло пару месяцев, их материальные дела несколько поправились, но однажды Марина получила повестку в милицию. Она предполагала, что её вызывают в качестве свидетеля драки, которую она видела в магазине, недалеко от их дома. Но в повестке было написано: "для беседы", и Марина не придала этому значения.
В милиции её принял капитан лет 26, и Марина видела, как он изменился в лице, когда она зашла. Она, по принятому в СССР убеждению, не любила милицию и тем более милиционеров, и, когда капитан, назвавшись Гапоновым, начал с ней разговаривать, не скрывая мужской заинтересованности к красивой девушке, она замкнулась, как устрица, вынутая из воды смыкает створки и только слушала, не выражая на лице никаких эмоций. В комнату стали заглядывать сотрудники милиции, и Марина поняла, что она является причиной их интереса.
Гапонов ей сказал, что они получили жалобу от соседей по квартире, что к Марине ходит много людей и что она не работает, а обшивает их, занимаясь таким образом частной деятельностью.
— В пятнадцатидневный срок Вы должны устроиться на работу, в противном случае мы вынуждены будем привлечь Вас к уголовной ответственности за тунеядство.
— Я не могу сейчас пойти работать, мать очень слаба, она инвалид и я должна за ней ухаживать.
