Дмитрий Стародубцев - Продавец мечты. Книга первая
Предположим, однако, что все будет в шоколаде, и ты приступил к полномасштабной разработке рекламной кампании. Но здесь вдруг оказывается, что заказчик с такой «тугой резьбой», что безнадежно не врубается в самые элементарные вещи и, уж конечно, не понимает всей конгениальности и продвинутости твоего креатива. Еще хуже, когда рекламодатель после нескольких месяцев сотрудничества начинает мнить, что разбирается в рекламе больше, чем Коркунов в шоколаде, или вообще внезапно обнаруживает в себе жемчужину творческого дара:
И вот ты месяцами «лечишь» этого навуходоносора, то есть пытаешься наставить его на путь истинный: ссоришься, миришься, доказываешь, пьешь в одиночестве горькую по ночам в своем кабинете и орешь на и без того несчастных матамар. И все равно постепенно, шаг за шагом, сдаешь позиции, потому что реклама — вторая вода на киселе свободному творчеству, потому что реклама — это покер в гестапо, в ней банкует только один волчий закон: кто платит, тот ее и танцует. И что я могу сделать в своем раболепном положении? У рекламодателя в арсенале всегда столько приемов, подлых уловок, издевательств, а у меня — лишь кучка неучей-алкоголиков с сомнительными дипломами, долги, жена-транжира, изнасилованные нервные клетки и подходящий к концу боезапас идей.
Самый тупой рекламодатель — политик, и даже не потому, что держит свой электорат за быдло, а потому что зачастую сам быдло. Самый бесперспективный рекламодатель — бюджетный чиновник, потому что все уже давно разворовал и теперь хочет, чтобы ему на оставшийся рубль сплясали «Лебединое озеро» в трех актах. Самый опасный рекламодатель — фээсбэшник в шкуре предпринимателя, потому что обязательно на чем-нибудь тебя поймает и будет шантажировать. Самый несговорчивый рекламодатель — иностранец, потому что мыслит узколобыми схемами, да к тому же удавиться за копейку — это у него в крови. Самый мерзкий рекламодатель — госкорпорация, потому что на нее работают политики, чиновники, фээсбэшники и иностранцы...
Теперь твоя рекламная кампания, словно новогодняя елка, обвешана бестолковыми «завлекухами» и идиотскими «прибамбасами», вся сверкает «фонариками» вопиющего непрофессионализма. Люди косятся, переглядываются, крутят у виска и проходят мимо. И ты — официальный автор всего этого говна. О, теперь тебе смело можно вручать «Золотого каннского льва» за самую гнусную рекламную кампанию года. После этого дальше визиток, календарей и буклетиков для салона красоты «Салон красоты» тебе не продвинуться. Ты получил волчий билет, с которым одна дорога — в управление рекламы и информации Сбербанка. Впрочем, если у тебя мазохистские наклонности, можешь заняться ребрендингом — попробовать сделать пластическую операцию всей своей подмоченной репутации. Например, знакомый директор PR-агентства, патологический неудачник, недавно сорвался — побежал в ЗАГС и поменял свою неблагозвучную фамилию Жмуриков на Бессмертный. Интересно, поможет?..
Но даже если ты нашел выход из этого лабиринта Минотавра и все-таки выиграл — если тебе удалось блестяще «отпиарить» клиента и полноценно «засветить» его товар, а он в ответ благодарственно жмет твою руку, опухшую от трудовых мозолей, поскольку получил от рекламной кампании внушительный «выхлоп», — тебе-то радоваться нечему. Твой «выхлоп» от миллионного контракта — всего лишь муравьиный пук, пособие по безработице. Ибо после того, как ты рассчитаешься за куплеты и макеты, за буклеты и газеты, расплатишься с художниками и киношниками, креаторами и модераторами, текстовиками и прочими, м-м... вымогателями, у тебя останется (даже если ты сумел смошенничать на телерекламе и по-английски ушел от налогов) не более ста тысяч. А на тебе еще аренда офиса, коммуналка, зарплатабл и — о боже! — проценты рекламного агента (если ты почему-то до сих пор его не кинул).
Увы, на разные забавы я много жизни погубил! Однажды я капризно решил, что больше не хочу за ломаный грош сочинять рекламные кампании, благодаря которым эти чмошники с презервативами на мордах становятся богаче еще на одно состояние, а я — беднее еще на одну мудрую мысль. Я как бы очнулся, огляделся и вдруг понял, что путь, который казался мне взлетной полосой в Шереметьево, — беспонтовое минное поле, что фантазии о творческой реализации, константно ведущей к славе и богатству, сбываются только в мечтах идиота. Что вскоре я, как появился ниоткуда, так и растворюсь в никуда, что журавли в небе так же недосягаемы, как и десять лет назад, когда я приехал в Москву из Рио-де-Жанейро. И вдогонку до меня дошло: я член тотальной секты попрошаек и жополизов, я слуга ста господ, я растрачиваю жизненные силы, возводя другим осязаемые пьедесталы, а себе — воздушные замки, и за это мне, улюлюкая, бросают обглоданные кости.
© Что ж, лучше поздно, чем с вами. Мне не нужна конура, я должен сам взойти на пьедестал или хотя бы на лобное место — все равно. Мне следует самому превратиться в рекламодателя и обслуживаться, причем — хе-хе! — бесплатно, в величайшем рекламном агентстве всех времен и народов — «Lions creative». И тогда я смогу позволить себе плюнуть в рожу всем этим лысеющим ублюдкам, глухонемым недоумкам, патологическим лгунам, потным лузерам, слепым невротикам, ненасытным ворюгам, смердящим бандитам и, уж конечно, врагам народа (какими крепкое большинство московских рекламодателей и является), а заодно послать к такой-то мейзер Огилви жидомасонское рекламное сообщество. И только я об этом подумал, как случайно оказался на Старой площади, в кабинете величайшего деятеля всех времен и народов г. Миронова...
Самый «сладкий» рекламодатель — ты сам, потому что сам с собою завсегда договоришься, за исключением, конечно, особых клинических случаев...
Сегодня я сижу в упакованном офисе, занимающем целый этаж новехонького бизнес-центра класса А+, нанимаю матамар, Расторгуева, Улыбабу и сотни людей, круглые сутки кручу по телику навязчивую рекламу и продаю пять тысяч единиц товаров ежедневно. Я один из тех избранных, кто распространяет посредством эфира телеторговую чуму, кто навязывает стране отборный хлам втридорога и кому вся эта вакханалия чертовски нравится.
Каждое удачное слово, кадр, слоган, речевка или музыкальная фраза теперь приносят мне прибыль, которая не снилась ни одному рекламисту, пусть даже он крестил детей Лужкова и Батуриной. Еще ни одному творцу от рекламы за всю историю человечества не платили по сто кусков зелени за одну незатейливую, зачастую украденную, идейку.
Я нашел себя. Я обрел своего бога. Это лучшее, во что я когда-либо вкладывал деньги!
Глава 11
В роскошном пятизвездочном отеле «Клеопатра Палас» (о. Тенерифе, Канарские острова, Испания) подходил к концу изысканный «морской ужин». Гастрономическое путешествие в мир вкусного и полезного! На открытой террасе restaurante за столиками еще сидели при свечах припозднившиеся курортники, чаще немчура и англосаксы, доцеживали свое вино и слушали вполуха поизносившегося денди, распевающего хорошо поставленным голосом в режиме караоке популярные испанские синглы. Со стороны океана заходил багряный вечер, под ногами побирался шустрый котенок с надорванным ухом...
Две молодые сеньоры, а может, и сеньориты, явно из Rusia, судя по их специфическим манерам и изящным «брендовым» платьям, горячо аплодировали исполнителю после каждой песни, благо разместились как раз напротив него. Тот, в свою очередь, уделял дамочкам максимум своего артистического очарования, посвящая, казалось, исключительно им свои пылкие благозвучные откровения и то и дело примечая их восторженным взглядом.
— Настён, что он там такое поет про «лолиту»? — удивилась одна из девушек. — Мы что, ему не подходим?
— Катюш, расслабься, Николаша для нас поет! Для него мы — самые настоящие лолиты, ведь ему наверняка под полтос...
Николас действительно годился модницам по меньшей мере в отцы, но старел он как-то не по-русски — элегантно, не теряя мужской сноровки, темпераментного взгляда и ослепительности улыбки. В пьянящем полумраке, весь окутанный звездным сиянием и магией звуков, он казался настоящим испанским кабальеро, способным на легендарные подвиги во имя дамы своего сердца.
— Buenas noches, mis amigos! Good evening! Guten Abend! Допрый вечар! — приветствовал певец разноязычную публику. — The following song is La Ultima Noche!
— Следующая песня про какую-то «ночь», — перевела, как могла, Настя. — Голос на копейку, а понтуется на рубль — у Рафа научился!.. Слушай, а вдруг у него уже не «стоит»?
Прежде чем ответить подруге, Катюша выждала, пока официант Санчо разольет по бокалам остатки вина из заказанной бутылки и закончит свою восхищенную тираду на невменяемом деревянном английском. Санчо вот уже две недели усердно подбивал к «сеньоритам» клинья — приветливо кричал издалека: «Ола-а!», предлагал покатать их на собственной моторной лодке или свозить в ночной клуб «Мagic» — но был «черненьким», щуплым островитянином-гуанчи — совсем не тем, ради кого стоило целый месяц выпрашивать у Рафаэля деньги на тур, еще две недели загоняться по шмотью и худеть на размер, потом проделать тысячи километров пути и затем угрохать полный кошелек наличности на талассотерапию. Я похудела на два размера!
