Давид Беньковский - Любовь красное и белое
— Так что не говори мне, будто нечего было есть, ведь гуляш я еще вчера приготовила, вам с Дедом лишь нужно было достать его из холодильника и разогреть. — И глаз с меня не спускает. Никакой скромности! — И соус приготовила, вкусный, густой, с грибами, как Дед любит, и все это в холодильнике, Павел. Но вам все надо под нос сунуть, как маленьким детям… — Загораживает экран, говорит громко, без стеснения. А кони скачут. Один споткнулся, и всадник чуть не выпал из седла и не рухнул в ров с водой. Я даже подскакиваю на диване — так это могло быть интересно. Но он, к сожалению, не упал! — Видишь ли, Павел, — снова повторяет это чертово «Видишь ли, Павел», — я думала, для тебя хоть Дед важнее Конторы, и что когда он к нам в гости приехал, ты хотя бы раз пораньше домой придешь, но, как оказалось, Контора важнее. Я уж точно не была для тебя важнее Конторы… — И уходит из гостиной. Закрывается в ванной, а я снова могу наслаждаться тишиной и покоем.
Наконец она уложила Малыша. Неужели он сам не может заснуть? Почему она все время должна к нему ходить? Что из него выросло, что выросло?! Но что я могу с этим поделать, что? Хорошо еще, что она с ним целый день не сидит, как тогда, когда он был слюнявым лягушонком. Теперь-то он почти мужчина!
А вообще он так к ней привязан, к этой Майке. Как будто никого, кроме нее, на свете нет, — не отходит от нее ни на шаг. Ой, как же ему его мамочка нравится! А не слишком ли она ему нравится? Все время с ней обнимается, лезет на руки. И все время: мамочка — то, мамочка — это. Любимая мамочка. А когда он приходит к нам, залезает на кровать, укладывается рядом с ней, словно это его кровать. К нам в кровать приходит! А Майка такая счастливая, такая довольная. Обнимаются, дурачатся. Еще бы, на нее никто так никогда не смотрел! А теперь у нее есть пятилетний жених. Маменькин сыночек, чтоб его!
Я же должен как-то этому противостоять. Майка ведь совсем голову потеряла, не понимает, что из него вырастет, если она без конца будет его обнимать, ласкать, маменькина сынка воспитывать. Кто-то ведь должен думать, к чему это может привести! И нет ничего удивительного в том, что именно я об этом думаю.
Потому что женщины распускают детей, чирикают над ними, то и дело кормят их и одевают, а еще обнимают и разрешают приходить в кровать. И такие от этого счастливые!
А как ребенок в таких условиях научится думать? Как станет самостоятельным, решительным и сильным мужчиной? Об этом заботится отец!
Для сына авторитет отца должен быть непререкаем. Потому что авторитет отца, как говорит Дед и Отец в одном лице, формирует у ребенка все самые важные качества, благодаря которым эволюционировала наша цивилизация. Только отец является для сына примером, на него он должен равняться, стремиться походить во всем — в образе мыслей, привычках, смелости, работоспособности, самообладании и честности. По-другому быть не может! А оставь все это матерям, бог знает что получится. И что тогда с миром будет?
Поэтому когда Малыш приходит к нам в кровать, я его выпихиваю. Говорю, что это не его место, и сталкиваю на пол.
— Павел, успокойся! — Майка всегда злится в таких случаях. — Ведешь себя как Лай.[3] И как идиот. Он приходит, чтобы и с тобой поваляться. Павел, ты не видишь, что ему приятно, когда мы вместе?
Ясное дело, оскорбления начинаются, имена из мифов, которые я, наверное, должен со школы знать и как Юрист тоже. Разумеется, я знаю Сенеку, Юлия Цезаря и Аристотеля. И даже знаю, кто такой Эдип, теперь на каждом шагу об этом Эдипе говорят, даже фильм сняли «Царь Эдип». Но кто такой Лай, я не знаю и спрашивать ее не собираюсь. Сидит себе дома, ничего не делает, только читает и переводит, вот и знает всех этих мифологических героев!
— Вместе? Ему приятно, когда мы вместе? — Я со злостью ударяю кулаком по одеялу. — Да он сюда приходит только ради тебя. Он только на тебя смотрит. На тебя залезает!
— Ничего удивительного, ведь ты его сбрасываешь с кровати. — Майя направляется в комнату Малыша, чтобы его успокоить.
— И сейчас к нему бежишь, словно он ни минуты без тебя обойтись не может! Делаешь из него маменькиного сынка! — кричу ей вслед.
— Тогда ты иди к нему и объясни, почему спихнул его с кровати, когда он пришел с нами поздороваться. — Майя возвращается в спальню.
Она совершенно не думает, не думает и все! Знает древнегреческую мифологию, но не способна думать. Она не понимает, что я сделал это ради блага Малыша, чтобы он чувствовал авторитет отца. А Майка не осознает, что я взращиваю в нем мужское начало, которое важно для всей цивилизации и культуры, ибо мужское начало — фундамент всех начал и принципов. На примере Майки, однако, видно, что женщины и матери даже представления об этом не имеют.
Главное в воспитании — принципы! Мужские принципы! Организованность и Пунктуальность. Воспитать из избалованного маленького чудовища цивилизованного человека, ввести его в мир высоких ценностей может только Организованность и Пунктуальность. А Организованность и Пунктуальность — качества, присущие только мужчинам. Только мужчина способен осознать значение этих понятий.
То, что Майка с самого начала делала с Малышом, у меня просто в голове не укладывалось. Я пытался навести порядок. Но где там! То она летала к нему с грудями, похожими на мячи, в любое время дня и ночи. То просыпалась по ночам, укачивала его. Цирк какой-то! Все время с ним, только с ним! А все должно быть по-другому. Организованность и Пунктуальность! В восемь вечера засыпает — и точка. Тишина, никакого крика, плача, и нечего к нему ходить. И подъем в определенное время. И нечего по ночам вставать! Вот со мной так было, потому что такие правила Дед и Отец в одном лице установил. И какой великолепный результат!
— Послушай, Павел, я лучше знаю, что делать с Викторком. И вообще, по ночам он не так часто просыпается, да и засыпает быстро. — Вот что она мне сказала, когда я заявил, что так больше нельзя, что я этого не потерплю. — А если ты не хочешь, чтобы я к нему все время вставала, то сам к нему можешь пойти и посидеть с ним.
Надо же, придумала! Если я буду к нему ходить, то кто станет для него примером Твердости и Самообладания, кто научит его Организованности и Пунктуальности? Хотя иногда я к нему заходил, но тогда он еще сильнее плакать и кричать начинал. Ну, раз не хочет со мной, то и не надо! Просить не буду!
Потому что нужно во всех ситуациях придерживаться принципов и сохранять авторитет! Так Дед и Отец в одном лице делал. И всегда все спокойно было, никто ни разу на меня руки не поднял. Деду и Отцу в одном лице достаточно было нахмурить брови, сделать глубокий вдох, так, что его лицо краснело, и произнести пару-тройку слов своим солдатским голосом, и я уже знал, что совершил плохой поступок и никогда больше так не делал, поскольку Деду и Отцу в одном лице это не нравилось. Исправлялся. Дед ни разу меня не ударил. В конце концов, я в польской семье вырос, а не где-то там!
У нас в прихожей всегда Шпицрутен висел. Рядом с собачьими ошейниками. Старинный Шпицрутен, кожаный, с деревянной ручкой. Красивый Шпицрутен, настоящий, польский, из поместья. Им лошадей погоняли, им же Дед и Отец в одном лице пользовался, выезжая верховых лошадей. От коней, конюшен и обширных полей даже фотографий не осталось, а Шпицрутен сохранился. И вместо коней были собаки, потому что Дед любил животных. Когда они сильно разбасурманивались, как Дед и Отец в одном лице говорил, и выводили его из себя, то Дед прибегал к помощи Шпицрутена. Вернее, так он им свою шероховатую любовь демонстрировал. Было очень интересно смотреть, как собаки, завидев в руке Деда и Отца в одном лице Шпицрутен, сначала разбегались по углам, потому что знали, что им светит, потом скулили и распластывались перед Дедом и Отцом в одном лице. А когда он по ним проходился, они выли, будто с них кожу сдирали, а ведь ничего такого не было.
После переезда в нашу просторную, стильную квартиру я решил перевезти и Шпицрутен и поинтересовался у Майки, что она об этом думает. Она надолго замолкла, только глаза широко раскрыла, а потом заявила, что я, должно быть, ненормальный. Я тогда на это ничего не ответил, поскольку не понял, что она имела в виду, и просто привез его, ее больше не спрашивая, и повесил в прихожей на вешалке. Там он и висел, как в прежнем доме. А однажды прихожу из Конторы и не вижу на вешалке Шпицрутена.
— Куда ты дела Шпицрутен? — спросил я Майку, думая, что она перевесила его в шкаф для одежды. Смысл ведь как раз в том, чтобы Шпицрутен на виду висел, чтобы Малыш каждый день его видел и всегда помнил, чем пахнет отцовский авторитет, знак, как выглядит шероховатая отцовская любовь, как Дед и Отец в одном лице говорил. И чтобы все видели: в этом доме есть порядок, принципы, потому что здесь есть Шпицрутен.
— Выбросила, — сказала она, повернулась и ушла.
— Что?! — изумился я. — Что ты сделала? Что ты, дурья твоя башка, сделала? Выбросила Шпицрутен?! Что ты натворила?! Выбросила традиции, выбросила мужской авторитет, который веками хранили! Как ты посмела? Что теперь будет? Как теперь будут цивилизация и культура развиваться?! И что станет с Польшей, что с родиной нашей произойдет?! — Я схватился за голову. Бегал, как сумасшедший, из гостиной в кабинет и обратно, не знал, что предпринять, а она надела наушники и стала что-то повторять по-венгерски, потому что тогда начала учить этот, вне всякого сомнения, нужный и очень популярный язык.
