Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
Скит был обставлен скромно, но скупо. Как некий северный робинзон, его обитатель использовал подручные и даже подножные материалы, чтобы обустроить свой уголок азиатской России. Из трупа мамонта, выкопанного им из-под слоя вечной мерзлоты, он смастерил мебельный гарнитур: гардероб из черепа, этажерку из ребер, кресло-качалку из таза. Тихо шатаясь в последнем, старец любил рассуждать о тайнах природы и мироздания, выказывая большую оригинальность ума.
— Бог сделан из электричества, — заметил он однажды Фридриху, который тут же отпал от такой передовой идеи.
В другой раз отшельник извлек из-за пазухи миниатюру с портретом Наполеона.
— Это был самый замечательный человек, кого я знал, — прошептал он, — но даже его гений не смог совладать с Небесным Энергетиком.
Друзья разговаривали дни и ночи напролет, обсуждая научно-мистические вопросы и хлебая женьшеневый чай из мамонтовых коленных чашек. В результате этих дискуссий декабрист пришел к заключению, что вся его жизнь до той памятной прогулки по тайге была лишь неким прологом к неким великим свершениям. От безмятежного детства в родовом имении Свидригайлово до безмятежной службы в кавалергардском полку, от мятежных страстей в постели неверной Nadine до мятежных действий на Сенатской площади судьба Фридриха складывалась так, что он неизбежно должен был переступить порог скелетистого скита с электрическим дедушкой внутри.
В беседах и бдениях прошли годы. Однажды где-то в середине девятнадцатого века почтовый голубь доставил Фридриху письмо следующего содержания:
A Monsieur le colonel Friedrich von Haken
Sibérie
Je prends la liberté de vous proposer, mon colonel, de venir prendre le thé chez moi, ce soir après 7 heures; vous y trouveriez une société de plusieurs fantômes électriques, qui pourrait vous intéresser.
Dédouchka[89]
Фридрих велел росомашке не кусаться в его отсутствие, надел лыжи — дело было зимой — и устремился в знакомую чащу.
В четверть восьмого, когда тайгу уже покрыл мрак, декабрист постучал в дверь скита, представлявшую собой спинную лопатку мамонта. На сей раз, однако, он не услышал знакомого дедушкиного голоса, произносящего с версальским прононсом: «Entrez, s’il vous plaît».[90] Вместо этого ноздри его замороженного носа тронул запах жаркого.
Скорее заинтригованный, чем встревоженный, Фридрих нажал на ручку лопатки и осторожно ее отворил… в кресле-качалке тлел дедушкин труп, на обугленном лице которого еще теплилась знакомая добрая улыбка.
Предок дотронулся до трупа и получил удар в 10 000 вольт!!!
Шок от сгоревшего патриарха ошеломил декабриста. Его, можно сказать, озарило. Фридрих стал фанатиком, в лучшем смысле этого слова. Смерть Дедушки, заключил он, была знаком свыше или сниже от одного из бесчисленных энергетиков — небесных, воздушных, сухопутных, подземных, которыми, как поведал ему сибирский мудрец, кишело мироздание.
Декабрист отпустил росомашку на волю, перестал есть животную и растительную пищу и основал секту «Истуканы», куда навербовал дружественных туземцев, а со временем и группу уголовных ссыльных. С ними вместе он впадал в транс в дни зимнего и летнего солнцестояния, с ними вместе исследовал философию электричества. Много лет спустя его учения оказали влияние на Рудольфа Стейнера, а через него — на Эриха фон Данекена и Махариши Махеш Йогу.
Dixi.[91]
* * *Бледный от волнения Водолей воскликнул:
— Кто же этот замечательный мыслитель, которого ваш предок встретил в сибирской яме? Неужели…
— Да, — прервал я астрала и таинственно подмигнул.
Вокруг меня закружился рой салонных кокеток. Одна из них, отличная блондинка в норковой мини-юбке и янтарных туфлях на высотных каблуках, приблизилась ко мне, элегантно высовывая длинные ноги. Chic околотка!
Я навострился.
— Вы очень молодо выглядите, — проворковала прелестница, разметая по гостиной стог волос цвета советского шампанского. — Не могу поверить, что вы настоящий профессор.
— Объяснение простое: в здоровенном теле здоровый дух.
Намек за намеком, начали флиртовать.
— Вы — выпуклый образ моей бывшей жены.
— Ой, как интересно!
— Подтверждаю. Вы — она в кубе.
— А где ваша супруга?
— Была да сплыла, теперь один я. Вы видите перед собой брошенного мужа.
— Мне кажется, она сделала глупость.
— Весьма согласен.
— Как вы хорошо говорите по-русски!
— Мама была боярская дочь, отец — американский толстосум. Они любили и родили в Париже. Я с пеленок шпарил на трех языках. Детская логика диктовала, что с мужчинами следует говорить по-английски, с женщинами по-русски, а с прислугой по-французски.
Незнакомка крутанула золотистыми локонами.
— А что вы делаете в Москве?
— Семейное имение приехал приватизировать, — улыбнулся я и добавил научным голосом. — Архивным Сологубом занимаюсь, книгу о русском Бодлере буду писать.
— Ой, как интересно!
Я обвел взглядом гостиную, гостей, собеседницу и продекламировал:
Здесь и там вскипают речи,
Смех вскипает здесь и там.
Матовы нагие плечи
Упоенных жизнью дам.
Блондинка расширила зеленые глаза, которые стали круглыми и яркими, как огни светофора.
— А сами вы стихов не пишете?
— Нет, пишу мемуары, — нашелся я. — «Золотая кость» называются. Хроника моего парижского детства, американского отрочества и международной юности.
— Ой, как интересно!
Выполняя долг куртуазника, кинул красавице кучу комплиментов, которую та с удовольствием приняла. Затем осведомился, замужем ли она. Из смущенного ответа понял, что не совсем. Оказалось, что моя новая знакомая — артистка. Раньше вертелась в валютном ансамбле «Бонбон», прелестные пляски исполняла, а три года назад стала женой крупного бизнесмена, с которым находится в полуразводе.
— При большевиках мой муж заведовал пунктом сбора стеклянной тары. Теперь он владелец казино. Мы — разные люди. Все его разговоры только о деньгах. Он хочет, чтобы я, женщина с запросами, сидела в тереме. В прошлом году меня пригласили в театр-студию имени Полины Реаж. Я должна была исполнять главную роль в балетном шоу «О, Калуга!». Но супруг ни с того ни с сего назвал спектакль порнографическим. Мне пришлось отказаться от карьеры танцовщицы.
— Без балета нет привета.
— Я богата, но несчастлива.
— Все девки рады на один лад, каждая баба грустит по-своему.
— Ой, как интересно!
Красавица задумчиво наморщила прелестный лобок.
— Господин профессор, вы смотрели фильм «Хористки»?
— Может быть.
— Я обожаю актрису, которая там играет. Элизабет Баркли ее зовут. Она так классно танцует! — Собеседница повела персями, как будто на сцене. — Говорят, я на нее немножко похожа.
— На да нет и суда.
Зеленоглазка почувствовала смущение и, чтобы скрыть его, засозерцала пальцы моих ног, которыми я рассеянно постукивал по паркету (будучи джентльменом, при ее появлении я вознесся с кресла и встал по вертикали).
— Еще мне очень нравится, как она занимается любовью, — прошептала она.
— Да, это занятно.
Между нами зашустрили феномероны.
— Профессор, вы такой умный! — прерывисто вздохнула красавица. — Расскажите еще что-нибудь.
Я начал травить анекдоты из моей жизни. Заблестевшие зеленые глаза были мне наградой.
— Пойдемте отсюда на фиг, — таинственно сказал я.
Флоринда (так звали зеленоглазку) сделала значительное лицо.
— Я выйду первой, а вы спуститесь во двор минут через пять. Буду вас ждать в машине у подъезда.
— Ваш позыв на низ — мой приказ.
Глава пятая
Бункер любви
Закатив рукав куртки, взглянул на именные часы «Gucci» (подарок от Умберто Эко). Пора спешить на рандеву!
Я надел носки, натянул сапоги и направился к выходу, отгоняя от лица сгустки эктоплазмы: по просьбе гостей Роксана Федоровна занималась комнатной левитацией. Перед тем как закрыть за собой дверь, оглянулся. Над паркетом, пыжась в позе «лотос», грузно парила хозяйка дома. Угар раута!
Из деликатности не прощаясь с чародейкой-Водолейкой, вышмыгнул на лестницу и стремительно скатился через восемь пролетов во двор. Там в свете разбитого фонаря чернел длинный «Мерседес». Рядом, как страж, стоял массивный шофер с сигаретой в руке и автоматом в зубах. Не говоря ни слова, он шаркнул плоской стопой и распахнул дверь автомобиля.
Я водрузился на заднем сиденьи. Меня обдал волнующий запах духов. В лимузинной темноте мерцали два женских глаза.
— Краб, отвези нас в ближний коттедж, — приказала Флоринда и положила горячую ладошку на мое бедовое бедро.
