Ненси Джонс - Молли
– Почему бы тебе не снять галстук, профессор, – сказала я. – В конце концов, сегодня суббота. – Я подняла ногу и пощекотала его пальцами по подбородку. Дик такой чванливый! Я думаю, что он расчесывает волосы даже под мышками. Во всяком случае, он был без пиджака, а рукава рубашки закатал, так что мог демонстрировать их.
Я все щекотала и щекотала его под подбородком пальцами ноги, пока он не сгреб мою ступню и не положил ее себе на колени. Потом он НАКОНЕЦ развязал галстук.
Я такая безнравственная! Мама меня просто задушит. Я так и лежала на диване, покусывая персик, медленно слизывая с пальцев сок и притворяясь, что не замечаю Дика, а сама прекрасно видела, что он наблюдает за мной уголком глаза – пока я не прикончила свой персик. Тогда я бросила в него косточку, и на этот раз он поймал ее, увалень эдакий.
– Ну, профессор, – сказала я. – Что мы сегодня будем делать?
Дик все гладил мои ступни, вдавливая их себе в колени. Он тяжело дышал.
– Ты веришь в судьбу? – спросила я. – Пары, которые подходят друг другу по гороскопу, и так далее? – я скрестила руки над головой.
Бедный Дик! Он выглядел очень встревоженным. – Не знаю, о чем ты говоришь, дорогая. – Он переспит гладить мои ноги.
– Правда? Ну, тогда я лучше покажу тебе, – я хихикнула и раздвинула его колени. Потом я сплела руки у него на затылке – о, волосы у него густые и мягкие, как бархат! – и ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО В ГУБЫ. Все это произошло так быстро. У меня не было времени засовывать ему в рот язык и так далее.
– Мэри Алиса, веди себя прилично, – сказал он, снимая мои руки со своей шеи и заводя их мне за спину. Но ругать меня не стал.
– Эй, профессор, – я направилась к фонографу. – Может, потанцуем? Как насчет вальса или танго, а может быть, ты любишь джиттербаг? – и я начала двигаться под музыку, но тут зазвонил телефон.
Это был его издатель, что-то насчет поездки. Я выключила музыку.
– Ты не возражаешь? – Дик смотрел па меня. – Это по делу.
– Ну конечно. Конечно, я просто буду ходить тут, рядом, буду хорошей девочкой. Меня будет не слышно и не видно – и так далее. Ты все испортил, – вот так закончилось это чудесное утро. Закончилось все удовольствие.
Потом мать, разумеется, вернулась домой с кучей сумок и коробок и немедленно отправила меня с немой Пэтти Ферчайлд в кино (на «Поцелуй смерти «; когда-нибудь я столкну мамашу с лестницы!)
Но это еще не самое худшее. Мама посылает меня в лагерь на все лето: Молли не должна околачиваться рядом с ее Диком. Ну, по крайней мере, я побуду с Крисси. Мама уже поговорила с ее отцом;просто не понимаю, когда она успела сделать это, да еще и потратить столько денег – платьев и туфель у нее теперь столько, что она может открыть собственный магазин!
Завтра я должна уехать. Я этого не переживу.
Среда, 25 июня 1947 года
Это безнадежно. Мать не оставляет меня наедине с Диком ни на секунду, и он, кажется, совершенно этим доволен. Он не сделал даже слабой попытки отговорить ее отсылать меня из дому. Предатель.
Я им обоим покажу!
Четверг, 26 июня 1947 года
Итак, я изгнана. Мать сама отвезла меня вчера на машине, не дав даже попрощаться с Диком. Он еще и не вставал, дверь его комнаты была закрыта.
Дорогой Дик, не забудь свою дражайшую Молли!
Позже: это уж слишком – Дик ЖЕНИТСЯ НА МАМЕ. Двуличный обманщик!
Мама только что звонила.
– Ты бы видела мое кольцо, Молли, дорогая, – тараторила она. – Ты никогда в жизни не видела такого потрясающего бриллианта – он в три раза больше того, что мне подарил твой отец. Конечно, мы отложим медовый месяц до тех пор, пока у Ричарда не кончатся летние курсы. Но оно того стоит: мы будем целый год ездить по стране, и Ричард будет рекламировать свою книгу и преподавать. Это та-а-ак романтично. И знаешь, Молли, ты сможешь ходить в школу вместе с Крисси. – Она быстро добавила, что мне вовсе не обязательно приезжать домой на свадьбу, и даже не спроста меня о лагере. Ну разумеется, присутствие дочери на свадьбе испортит весь блеск и всю романтику! И уж вовсе невыносимо, если жених станет обнимать свою падчерицу на приеме слишком пылко – а потом еще, чего доброго, объявит, что берет в свадебную поездку и ее!
– Я просто умираю от счастья, – заявила я и рыгнула. – Слушай, мам, я была бы рада услышать, как вы все это провернули, но мне пора идти плавать.
Как могла она сравнить кольцо Дика с папиным? И как мог Дик забыть меня? Они оба еще пожалеют! Они увидят, как лагерь УЛУЧШИТ мой характер!
Понедельник, 7 июля 1947 года
Дорогая Молли,
Профессор Ричард и я теперь муж и жена. На свадьбу oн подарил мне замечательную норковую шубку.
Я уже начала устраивать тебя в ту школу, куда ходит Крисси. Мы с твоим отчимом приедем навестить тебя в лагере перед поездкой в Нью-Йорк, но заберет тебя оттуда в августе отец Крисси, поскольку мы в это время, вероятно, будем в Чикаго.
Mon cher mari [3] так меня любит – он даже предложил мне взять тебя с собой в поездку. Однако я ответила, что ты никак не можешь бросить учебу на целый год. Веришь ли, он сказал, что может договорить о частных занятиях в тех университетах, где будет преподавать, но я ответила, что нет необходимости в подобных крайностях. Особенно для маленькой девочки, которая вряд ли оценит все его усилия и расходы.
И потом, моя дорогая, ты же будешь чувствовать себя одиноко, потому что мы-то все время воркуем, как два голубка. С Крисси тебе будет веселее, я в этом уверена.
Мой супруг сейчас преподает и занимается подготовкой к поездке, но я посылаю тебе его любовь.
Думаю, тебе понравится то, что я вкладываю в конверт. Можешь ли ты себе представить свою мать застенчивой новобрачной? Иногда мне приходится ущипнуть себя.
С любовью, твоя мать (миссис Ричард Ричард)
(Заметка в журнале «Итака джорнал», воскресенье, 6 июля 1947 года)
Вчера Кэтрин Лиддел и доктор Ричард Ричард были соединены узами законного брака в часовне Сейдж, Корнуэлчский университет.
Новобрачная – выпускница Чарльстонской высшей школы (Чарльстон, Иллинойс), и Чарльстонской школы секретарей.
Новобрачный – выдающийся профессор литературы в Корнуэлле, автор бестселлера «Охота в очарованном лесу».
После медового месяца продолжительностью в год – он совпадет с рекламным турне новобрачного, который должен представлять свою книгу и читать лекции по всей стране, – супруги вернутся в свой дом в Уэллесли, Массачусетс, где новобрачный преподает литературу в колледже.
Молли ничего не пишет о свадьбе матери и ее письме. Не пишет и о том, что в заметке не упоминается о дочери новобрачной.
Мои отношения с моей собственной матерью и бабушкой настолько не похожи на отношения Молли с миссис Лиддел, что я не могу даже осознать того, что произошло. Когда я училась в восьмом классе и играла в баскетбольной команде, бабушка Кеклер сидела на скамейке для зрителей, вязала и всячески подбадривала меня, кода я пробегала мимо; она всегда повторяла, что именно я приношу успех команде! Когда я играла в составе университетской команды, бабушка, мама и папа – все пришли болеть за меня, а потом мама устроила веселую вечеринку. Она приготовила немецкий кекс, которому придала вид и форму баскетбольного мяча.
Я и представить себе не могла, что она захочет со мной соперничать. Ведь она провела со мной множество часов в темной комнате – проявляла свои снимки, а я рассказывала нескончаемые истории о своих триумфах и трагедиях. А потом, когда мне уже было шестнадцать, я однажды расплакалась из-за того, что все мои подруги купили себе для рождественского бала модные туфли на платформе, и тогда мама поехала со мной в Чикаго, и мы нашли элегантнейшие туфельки с атласными кружевными лентами, которые, обвивались вокруг моих лодыжек и делали меня зрительно ниже.
Я все еще ненавидела судьбу за то, что она наградила меня этим проклятым ростом (несмотря на все мои успехи на баскетбольном поле, я бы отдала все на свете, чтобы взглянуть снизу в глаза Бобба Бейкера), но я и представить себе не могла, что мать Молли смотрела на свою дочь как на соперницу, как на угрозу. Я проклинала себя зато, что не рассказала своей маме о поступке миссис Лиддел, когда Молли испортила утюгом ее платье – как она тогда поступила с нарядами дочери. И я была просто убита, когда мать ходила ко мне в больницу в юбке, длинной и бесформенной, словно у монахини с расплывшейся талией – в особенности когда молодой врач, который вполне мог бы стать дублером Грегори Пека, однажды зашел в палату поговорить с ней о чем-то.
