Норман Мейлер - Олений заповедник
— Грубый? — Теппис по-отечески положил руку мне на плечо. — Да я не бываю грубым даже с моим швейцаром. — Он рассмеялся и закашлялся. — Айтел, — сказал он, — что произошло с Карлайлом? Куда он девался?
— Он мне не сказал.
— Я перестал понимать людей. Вот ты человек молодой, Джонни, — сказал он, тыча в меня пальцем, будто я неодушевленный предмет, — скажи мне, что происходит? — Но прежде чем я мог бы ему ответить, он снова заговорил: — В мое время, если мужчина женился, он мог быть счастлив в своем выборе или ему могло не повезти, но он оставался женатым. Я тридцать два года был мужем — да покоится в мире моя жена. Ее фото стоит у меня на письменном столе. А ты можешь сказать то же самое, Айтел? Что у тебя стоит на столе? Фото красоток из журналов. Я не знаю людей, которые все еще уважали бы общество. Я разговаривал с Карлайлом. И что? Он и в ус не дует. И за такого человека моя дочь пожелала выйти замуж. За идиота, который путается втихую с дешевой танцовщицей.
— У каждого из нас свои странности, Герман, — сказал Айтел.
Теппис взорвался.
— Айтел! — рявкнул он. — Я тебя не люблю, и ты не любишь меня, но я стараюсь ладить со всеми. — И чтобы успокоиться, принялся очень внимательно меня разглядывать. — Чем ты все-таки занимаешься? — снова спросил он, словно и не слышал моего ответа. — Ты актер?
— Нет.
— Я так и знал. Среди актеров нынче нет красивых ребят с правильными чертами лица. Одни уроды. Лица как у букашек. — Он издал нечто вроде лая, прочищая горло. — Слушай, Джонни, — продолжал он, — ты мне нравишься, и я сделаю тебе приятное предложение. Завтра вечером у нас будет небольшой прием. Я устраиваю его для своих. Считай себя приглашенным.
Стоило мне это услышать, как я понял, что хочу быть на его приеме. Последние несколько дней все в Дезер-д'Ор только и говорили о нем, и это было первое крупное светское событие на курорте, на которое я получил приглашение. В то же время я разозлился на себя за то, что, забыв про Айтела, готов был сказать: «Хорошо». Я решил идти ва-банк: если Теппис хочет меня пригласить, хотя я и не знаю почему, я заставлю его пригласить и Айтела.
— Не уверен, что мне охота идти одному, — сказал я Теппису, довольный тем, что голос у меня звучит ровно.
— Можешь прихватить с собой девочку, — предложил Теппис. — У тебя есть подружка?
— Нелегко найти подходящую, — сказал я. — Слишком много я потерял времени, водя самолеты в небе.
Все-таки правильно я раскусил Германа Тепписа. Он понимающе кивнул.
— Связь мне понятна, — сказал он.
— Я думаю, Чарли Айтел мог бы помочь мне подобрать на приеме девушку, — добавил я.
На секунду я подумал, что проиграл и Теппис сейчас взорвется. Он метнул на нас обоих гневный взгляд.
— А кто приглашал Айтела? — со злостью спросил он.
— Вы его не приглашали? — сказал я. — А я считал, что пригласили.
Сделав над собой усилие, Теппис милостиво улыбнулся.
— Ты очень верный друг, Джонни. И мужества тебе не занимать. — И практически не переводя дыхания, спросил Айтела: — Скажи мне как на духу, Чарли, ты красный?
Айтел ответил не сразу.
— Ты же все знаешь, Герман, — наконец тихо произнес он. — Зачем спрашивать?
— Да, знаю! — рявкнул Теппис. — Я все про тебя знаю. И никогда не пойму, зачем ты разыграл такой спектакль. — Он выбросил вверх руки. — Ну ладно, ладно, я знаю, что, по сути, ты чист. Приходи на мой прием. — Теппис покачал головой. — Только сделай одолжение, Чарли: не говори, что это я тебя пригласил. Скажи, что тебя пригласил Мак Бэррентайн.
— Ничего себе приглашение, — сказал Айтел.
— Ты так считаешь, что ж, но дареному коню в зубы не смотрят, ты меня понимаешь? Выбери время и очистись перед американским правительством, тогда я, может, стану работать с тобой. Я не возражаю делать деньги на людях, которые мне не нравятся. Это мое мотто, жизненное кредо. — Он взял мою руку и крепко ее пожал. — Согласен со мной, Джонни? Это мой лозунг. Завтра вечером увидимся с вами обоими, ребята.
В хорошем настроении ехал я назад в дом Айтела. Теппис мне понравился. Я был даже сверхвозбужден. И снова и снова рассказывал Айтелу, что я чувствовал, когда впервые солировал. Внезапно до меня дошло, что чем больше я говорю, тем больше он мрачнеет, и, решив переменить тему, сказал:
— Как вы смотрите на то, что нас пригласили? Возможно, при виде вас на лицах появится несколько недоуменное выражение. — И засмеялся.
Айтел покачал головой.
— По всей вероятности, они скажут себе, что я беседовал с комиссией при закрытых дверях, иначе чем объяснить, что Теппис меня пригласил? — И он горько усмехнулся. — Дружище, — произнес он, копируя меня, — неужели недостаточно быть хорошим человеком, чтоб выйти победителем из этой истории? — Но эта фраза наводила на серьезные размышления, и ни один из нас не сказал больше ни слова, пока мы не свернули в гараж Айтела. Тут он резко остановил машину. — Серджиус, я не пойду на этот прием, — сказал он.
— Ну, если вы не передумаете… — А мне хотелось пойти на прием — я считал, что созрел для этого, — но без Айтела мне будет там трудновато. Я же никого не знаю.
— Ты сегодня весьма преуспел, — сказал он. — Вот и иди. Тебе это понравится. А я не могу пойти. Слишком много лет я был мальчиком на побегушках при Тепписе.
Мы вошли в дом, и Айтел сразу сел в кресло и сжал ладонями лоб. Сценарий лежал на столике рядом с ним. Он взял его, пролистал и бросил на пол.
— Никому, Серджиус, не говори, — сказал он, — но от этой рукописи идет вонь.
— Вы уверены?
— Не знаю. Я не в силах достаточно долго отстраненно смотреть на нее. — Он вздохнул. — Если я когда-нибудь ее представлю, напомни мне об этом разговоре, хорошо? Понимаешь, я пытаюсь вспомнить, бывало ли так, что я находился в депрессии, а работал хорошо.
— Я напомню, — заверил я его.
Немного позже Айтелу позвонил Муншин. Илена в порядке, сообщил он. Сейчас она спит. Сегодня он с ней побудет. Но завтра он просит Айтела хорошо провести с ней время.
Айтел сказал: будет исполнено. Когда он окончил разговор, глаза у него так и плясали.
— Знаешь, — сказал он, — я едва ли смогу обвинить себя в том, что бегаю за Тепписом, если пойду на прием с девчонкой Колли.
— Ну а девчонка?
— Лучшего способа забыть мистера Муншина быть не может Она увидит, что незнакомый человек за один вечер сделал для нее больше, чем он за три года.
— Что вы затеваете? — спросил я.
— Да, возьму ее на прием, — сказал Айтел.
Глава 8
Зал «Лагуна», который Герман Теппис снял в «Яхт-клубе» для своего приема, был вовсе не зал. Этот так называемый зал лимонно-желтого цвета, как весь «Яхт-клуб», находился под открытым небом; между столиками извивался амебообразный бассейн, обтекал часть площадки для танцев и оканчивался за баром; цветные огни, играя на воде, то окрашивали ее в ядовито-томатный или в цвет желе из лайма, то делали похожей на светлый бульон или на черные чернила. Посреди бассейна на островке меньше двадцати футов длиной сидел оркестр, и музыканты играли, не опасаясь того, что какой-нибудь пьяный, проходя мимо, вдруг решит отбить на барабане дробь.
Поскольку прием устраивал Герман Теппис, руководство «Яхт-клуба» добавило несколько отживших свое специальных эффектов. Большой прожектор, поставленный под таким углом, чтобы не светить в глаза гостям, широким снопом света разрезал воздух, повсюду были расставлены маленькие прожекторы и источники света, что создавало впечатление, будто прием проходит на съемочной площадке, даже была поставлена огромная камера из папье-маше на деревянной треноге, которой манипулировал рассыльный в костюме оператора немых фильмов — в кепке, повернутой козырьком назад, и в гольфах до колен. Весь вечер камера вращалась на своей треноге, то опускаясь чуть не до воды, то поднимаясь ввысь и накрывая своей тенью переливавшийся яркими красками зал.
Я еле попал туда. Айтел рано вечером поехал за Иленой и не вернулся к одиннадцати, поэтому я решил отправиться один, облачившись в свою форму летчика со всеми регалиями. У входа в зал «Лагуна», к которому вели сходни, стоял человек в костюме казначея и проверял приглашения. В списке гостей моей фамилии не оказалось.
Я сказал:
— Может, я значусь как Джон Ярд?
Но в списке у казначея Джона Ярда тоже не было.
— А как насчет Чарлза Айтела? — спросил я.
— Мистер Айтел тут значится, но вы должны прийти с ним.
Наконец он все-таки обнаружил меня. Теппис в последнюю минуту приписал: «Шеймус Как-Его-Там», и в качестве Шеймуса Как-Его-Там я попал на прием.
Около казначея стояло напротив друг друга два дивана, на которых сидели с полдюжины женщин. Все они были дорого одеты и сумели подправить с помощью макияжа такие огрехи, как тонкие губы, маленькие глазки и бесцветные волосы, нарисовав губы с красивым изгибом, обозначив провалы на щеках и придав волосам золотистый или каштановый блеск. Укрывшись, подобно воинам, за своими размалеванными щитами, они напряженно сидели по трое, глядя одна на другую, и вяло поддерживали разговор. Я кивнул, не зная, следует ли представиться или просто пройти мимо, когда одна из них, посмотрев на меня, резким голосом спросила:
