Тим Лотт - Запретное видео доктора Сеймура
Виктория врывается в гостиную, она явно чем-то сильно расстроена. Из-за двери слышен голос Гая, слов не разобрать, но голос сердитый. Очевидно, брат и сестра только что поссорились.
На полу плюшевая зверушка, розовая горилла, это игрушка Полли. Виктория в бешенстве пинает ее в другой конец комнаты. Она выглядит старше своих лет даже в школьной форме. У нее напряженное, хмурое лицо. Тем более удивителен взгляд, который она бросает на дверь, как будто боится, что ее поймают, подбирает гориллу, прижимает ее к плечу и начинает тихо, но сокрушенно плакать. Как будто скорлупа взрослости раскололась, раскрыв под собою ранимую, напуганную девочку. Это продолжается несколько минут, пока Виктория не слышит приближающиеся к двери шаги. Она бросает игрушку, вытирает слезы рукавом, собирается, делает невыразительное лицо. Ее мать входит в комнату с Полли на руках.
— С тобой все в порядке, Виктория?
— Все в порядке.
— Ты плакала?
— Не смеши меня. Когда ты поймешь, что я больше не твоя маленькая девочка?
— Наверное, никогда. Тебе что-нибудь принести?
— Нет.
— Хорошо. Слушай, мне нужно покормить Полли.
— О, Полли, как всегда Полли.
— Нет, не как всегда.
— Ты только о ней и заботишься.
— Это не так, Виктория.
Тут маска снова слетает, и Виктория принимается рыдать. Саманта делает шаг к ней, но дочь, сжавшись, отскакивает.
— Хочу к папе.
— Ты знаешь, что он на работе. Ты знаешь, как много ему приходится работать.
— Конечно.
— Виктория…
— Ладно, иди уже, корми Полли.
— Хорошо. Хорошо.
И вот Саманта скрепя сердце выходит с Полли на руках. С минуту Виктория ждет, борясь со слезами. Потом берет трубку и набирает номер.
— Алло? Доктор Сеймур на месте?.. Понятно… нет, ничего не передать… Да, все в порядке… Хорошо, спасибо.
Она вешает трубку. В комнату входит Гай.
— Ну что, бедняжечка, ревешь?
Она с мольбой смотрит на брата:
— Пожалуйста, оставь меня в покое!
— Если Мейси тебя прокинул, это не значит, что вымещать нужно на мне.
— Никто меня не прокинул.
— Чего ж ты тогда плачешь?
— Я не плачу.
— А зачем ты папе звонила?
— Не звонила я папе… О боже, ну сколько можно!..
Виктория выходит из комнаты. Практически сразу звонит телефон, Гай берет трубку.
— Привет, па… Хочешь поговорить с Викторией?.. Пап, а можно тебе задать вопрос? Почему ты только с Викторией всегда хочешь говорить?.. Нет, она тебе не звонила… Она только что сказала мне, что не звонила… Нет, не буду я ей ничего передавать… Нет, не буду я ей говорить, что папочка ее целует.
Гай раздраженно вешает трубку.
Снова появляется Виктория.
— Это папа?
— Нет, ошиблись номером.
Расстроенная Виктория выходит. Гай садится и несколько минут смотрит в окно, не двигаясь. Потом встает и выходит из комнаты.
Сцена четвертая: пятница, 4 мая, тайм-код 19.30
Виктория и Гай играют с Полли, малышка хохочет. Виктория держит ее на руках, а Гай щекочет. Старшие тем громче смеются, чем чаще и искренней малышка хихикает в ответ на щекотку. Потом Гай берет малышку на руки, а Виктория начинает строить ей рожицы. Еще больше смеха. В итоге все трое уже на полу, старшие передают младенца из рук в руки. Потом Полли оказывается на полу, а Виктория и Гай щекочут друг друга. Смех перерастает в какофонию, когда Полли присоединяется к старшим.
Тут их зовет мать. Виктория, продолжая смеяться, берет малышку на руки и выходит из комнаты. Гай идет за ней, во все горло распевая «Мишки на пикнике».
На этом записи первой недели заканчиваются.
Интервью с Самантой Сеймур
Значит, вы считаете, что до того, как просмотреть воскресные записи, он собирался рассказать вам о камере и о посещении «Циклопа»?
Да, я так считаю.
Потому что он так вам сказал.
Да. Я всегда доверяла своему мужу. Я бы и сейчас ему поверила, если б он был жив.
Так почему же он ничего не сказал?
Ответ очевиден, не так ли?
Потому что он вам не доверял.
Я бы сказала иначе. Он беспокоился за Викторию. Отец хочет оградить свою дочь. Обычная история. К тому же он черт знает что вообразил насчет ме-Марка. Он смотрел запись, не зная контекста. Мне понятны причины. Ему показалось, что я прощупываю почву, прорабатываю вариант.
Но это было не так.
Уж точно не осознанно. Возможно… я не знаю. Между мной и Алексом все шло отнюдь не гладко, но я не беспокоилась, потому что все это было объяснимо — новорожденный малыш, старшие дети со своими подростковыми проблемами, увядающие сексуальные отношения, проблемы на работе. Все в итоге прояснилось бы.
Вы были привязаны к Марку Пенджелли?
На мой взгляд, он весьма привлекателен. Я испытывала к нему симпатию. Тяжело воспитывать ребенка в одиночку, особенно отцу. Он страдал.
Простите за настойчивость, но вы не ответили на мой вопрос.
Нет. Привязанности не было.
И…
И все. Как я уже вам говорила, между нами ничего не было. Это все, что вам нужно знать.
Почему на записи вы называете себя сукой?
Потому что я бываю такой. А, понятно, на что вы намекаете. Думаете, я называла себя сукой, потому что…
Было ли между вами и Марком хоть что-нибудь? Хотя бы поцелуй?
Знаете, когда-нибудь это прочтут мои дети. Мне кажется, с вашей стороны не очень порядочно проявлять такое… нездоровое любопытство. Я принимала вас за писателя другого толка. Возможно, я ошибалась. Возможно, вся эта книга — ошибка.
Вы уже не первый раз заводите эту песню.
Какую песню?
А такую — что-я-наделала-это-была-ошибка-вы-не-тот-за-кого-я-вас-принимала. Но я не могу держаться подальше, если стараюсь выяснить, что произошло. Когда вы впервые обратились ко мне с этим проектом, вы задали мне вопрос, Саманта.
Правда?
Вы спросили: «Вы можете быть честным?»
Честным — не значит назойливо любопытным. Должны быть пределы.
Я просил вас мне довериться.
Знаете, я пиарщица. По крайней мере, была. Я много понимаю про информацию. Я знаю, что есть бесконечное множество способов ее представить. Я хорошо усвоила непререкаемую истину эпохи Тони Блэра: все дело в подаче. И я никак не ожидала, что вы станете подавать ситуацию с негативной стороны.
Я не пиарщик. Я писатель. Для меня не все дело в ракурсе.
Какая наивность.
Я так не думаю.
Вы просто рассказываете историю, глядя на нее с определенной точки зрения.
Я просто пытаюсь сделать то, о чем вы меня просили. Стараюсь быть честным. А честным я могу быть, только владея максимально полной информацией. Таблоиды все еще копают вашу историю. То, что вы не скажете мне, рано или поздно станет известно им. Поздно пытаться оградить Викторию и Гая. Все уже закрутилось-завертелось. Рано или поздно эта муть уляжется — и затвердеет. И какую она примет форму, отчасти зависит от вас. Если вы видите в этом лишь упражнение в технике подачи, тогда все, что не соответствует вашей интерпретации, является искажением действительности. Ну и что мне вообще тут делать, в чем смысл? Вам тогда нужно нанимать пиарщика, а не писателя. Пригласите Макса Клиффорда, как Памела Джил.
Просто я…
Дело в том, что у меня другие намерения. И цели у меня другие. И воззрения.
Какие же?
Знаю, это звучит претенциозно, но я верю в правду. Я верю, что существует возможность добиться вполне достоверного, как моментальный снимок, изображения правды. Потому я этим и занимаюсь.
И из-за денег.
Да, из-за денег тоже. Это не взаимоисключающие вещи.
Но вы-то в безопасности, верно? Вас не выставляют на всеобщее обозрение, как нас. Вы автор. И вы продефилируете нетронутым, богоподобным. Вы говорите, что вы за правду, а сами подадите себя с наиболее выигрышной стороны. Вы будете хорошим парнем, который несет правду.
Я не совсем понимаю…
А что вы скажете, если мы установим некое квипрокво?
О чем вы говорите?
Я сижу здесь, раскрываю вам свои секреты. То, о чем мне стыдно вспоминать. А вы сидите с ручкой и диктофоном и в ус себе не дуете. Вам ничто не угрожает. Вы зарабатываете деньги, статус.
Так мы и договаривались.
Мы договаривались быть честными. Так почему бы вам самому не попробовать? Почему бы вам самому не раскрыться — если вы хотите, чтобы я вам доверилась.
Это безумие.
Отнюдь. Я стою перед вами совершенно голая в метафорическом смысле. А вы полностью одеты. Так покажите мне что-нибудь, расскажите о том, чего сами стыдитесь. О том, что никому еще не рассказывали. Я хочу, чтобы вы нарушили собственную конфиденциальность.
Вы хотите, чтоб я раскрыл вам какие-то секреты.
Не только мне, всему миру. Расскажите мне, а потом включите в книгу.
Не знаю, что и сказать.
Думайте быстрее, иначе я все отменяю. Вы должны оказаться в том же положении, что и я. Тогда вы завоюете мое доверие.