Карл Витакер - ТАНЦЫ С СЕМЬЕЙ
И если вы не сможете сделать это на ранних этапах терапии, позднее, при рассмотрении этих вопросов, вы встретитесь с еще большим сопротивлением и разнообразными способами защиты. Например, если вы спрашиваете о суицидальных импульсах мамы на десятой встрече, то она может заподозрить, что вы спрашиваете об этом потому, что заметили нечто угрожающее в ее поведении, а не из-за того известного всем профессионалам факта, что всем людям без исключения присущи такие импульсы.
Как быть с безвыходными положениями
Тупики неизбежны! Периоды, когда вы чувствуете себя застрявшим и не знаете в какую сторону двигаться, являются необходимой составной частью терапевтичекого процесса.
Мой любимый путь продраться через подобные трудности – пригласить на встречу консультанта. При этом я получаю человека, с которым можно солидаризироваться, который обеспечивает бинокулярное видение и пространство для иной профессиональной точки зрения. В дополнение к тому, что консультант помогает мне, он помогает и семье, разрушая их волшебную фантазию о том, что только я, как некая палочка-выручалочка, смогу им помочь. Так как они сейчас яснее видят некоторые из моих сомнений, они начинают понимать, что самоизменения необходимы.
Свежая точка зрения консультанта часто разрушает преграды и помогает снять терапевта "с крючка семьи", если тот на него по неосторожности попался. При этом хорошая встряска иногда оказывается весьма полезной.
4. СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ:
СИМВОЛИЧЕСКИЙ ПОДХОД,
ОСНОВАННЫЙ НА ЛИЧНОСТНОМ
ОПЫТЕ
О символической терапии трудно говорить в несимволическом ключе. Это все равно, что говорить о любви. Вы можете найти слова, отражающие только ее поверхностный уровень. Метафорический язык, открытый поэтами, быть может, составляет единственную надежду на адекватное самовыражение в этой области.
Мне хочется сравнить символическую терапию с инфраструктурой большого города, с теми подземными коммуникациями, которые проходят под улицами и строениями и обеспечивает бесперебойное течение городской жизни над поверхностью земли. И хотя я не вижу всех этих инфраструктур, но, выглядывая, например, утром из окна, я твердо знаю, что под землей проложены газовые трубы, водопровод, телефонные кабели и т.д. И весь этот невидимый подземный мир очень важен для разнообразной жизни города.
Это похоже на то, как я определяю символическую терапию. Наши личностные подземные миры наполнены потоками импульсов и развивающихся символов, и хотя они невидимы, я знаю что они есть независимо от того, интересуюсь я их существованием или нет. Так же, как вода течет по трубам под улицами города, импульсы текут через наше подсознание, и в этом отношении все люди похожи друг на друга – все обладают сходными эмоциональными подструктурами, обеспечивающими течение нашей импульсивной жизни. Существование их несомненно, хотя они часто скрыты от внешнего наблюдения или, по крайней мере, замаскированы.
В этом контексте семейную терапию я могу рассматривать как символическое “родительство” высшего порядка. В конце концов, семья приходит к нам за помощью, они считают, что мы можем помочь им, можем сделать их лучше.
Мы же, со своей стороны, не занимались бы этим сумасшедшим и сомнительным делом, если бы в какой-то мере не были обеспокоены тем же: мы хотим помогать другим, вести их к более полной и счастливой жизни. Мы хотим хоть для кого-то уменьшить страдания в этом мире.
Проблемы начинаются тогда, когда мы, отходя от подобных всеобщих представлений, хотим более конкретно понять, что же мы реально можем сделать. Как именно мы будем способствовать усилиям семьи, направленным на развитие, без опасений, что можем невольно разрушить тот же самый процесс? Имеем ли мы право рассматривать себя как настоящих родителей со всеми обязанностями, сопутствующими данной роли; например, отвечать за то, чтобы наши дети вели себя хорошо, или же наши обязательства менее конкретны? В состоянии ли мы дать семье возможность самостоятельного выбора и действия? Реальный же вопрос заключается в следующем: имеем ли мы право этого не делать?
С моей точки зрения, достаточно очевидно, что терапевт должен занимать метапозицию по отношению к семье. Другими словами, вы должны держать в поле своего внимания всю группу, сохраняя некоторую дистанцию и не соблазнять возможностью взять ситуацию их жизни под свой контроль. Я очень заинтересован в обсуждении с ними их жизни и в реальном опыте ее проживания, происходящем в рамках терапевтического кабинета, но не хочу распространять свое влияние за пределы кабинета и быть центральной фигурой в принятии ими важных жизненных решений. Они должны сохранить контроль над своей собственной жизнью и я ответственен за то, чтобы это так и было. Я не только не обязан контролировать семью, но должен освободить их от иллюзий, что в действительности буду это делать. Конкретные события их жизни интересны мне не сами по себе, а только потому, что это проявления их эмоциональных подструктур и неких существенных для моей работы регулятивов внутрисемейных взаимоотношений.
Это действительно интересный парадокс! Я вхожу в круг общения с ними, не желая поддаваться соблазну ориентироваться исключительно на реальность. Семью же первоначально интересуют очень конкретные вещи: они хотят, чтобы я представил им решение каких-то конкретных жизненных проблем, обеспечил их волшебной палочкой, которая излечила бы их от всех болезней и т.д. Даже врач, живущий во мне, понимает, как все это нелепо. Часто в ответ на такой запрос я говорю, что моя волшебная палочка сломалась, когда любопытный четырехлетний малыш сорвал с нее звездочку. Никакие волшебные слова, хитроумные ухищрения или тренинги навыков общения не смогут превратить их в группу, постоянно пребывающую в состоянии эйфории. Жизнь действительно представляет собой борьбу и человеческие взаимоотношения, в том числе и внутрисемейные, в эту борьбу тесно включены. Никакой семье не удастся ее избежать.
Но это не безнадежно! Люди могут научиться жить более творчески и быть более близкими друг другу. Их уровень удовлетворенности жизнью и радости может быть повышен. Ключ же здесь лежит в способности переживать происходящие с ними события глубже и разнообразнее. Когда наш опыт переживания расширяется, наша жизнь становится богаче, даже в том случае, когда элементы внешней реальности остаются неизменными.
Несомненно, житейская ситуация тоже иногда меняется, и я, естественно, не против этих изменений. Совсем не против! Просто то, что я делаю с семьей, на самом деле не имеет прямого отношения к конкретным событиям их жизни. Однако, в то время как мы взаимодействуем в мире символов и непосредственного опыта, семья может приобрести для себя из полученного нашего совместного опыта то, что будет способствовать изменениям в их "житье-бытье". Я их не изменяю, но часто перемены в них действительно происходят.
Символический мир
Мы все пропускаем наш непосредственный опыт через относительно небольшое количество психологических построений, свойственных той или иной культуре, но сочетание этих построений, их богатство, или наоборот, бедность, в субъективном мире каждого конкретного индивида всегда уникально. Эскимос способен различать 17 разновидностей снега, а городской житель юга США – лишь один. То, как мы воспринимаем внешний мир, детерминируется нашей внутренней реальностью. Одна и та же симфония может быть воспринята и как одухотворяющая и как невыносимо скучная. Все зависит от уха слушателя.
В терапии, ориентированной на личностный рост, центральное место занимает увеличение значимости непосредственного опыта и расширение жизненных горизонтов. Мы организуем жизнь на основе нашей ограниченной картины мира. И чем богаче и разнообразнее наш внутренний мир, тем большим уровнем свободы и творчества мы обладаем. И если помочь семье расширить разнообразие ее символического мира, семья в целом и отдельные ее члены смогут сделать свою жизнь насыщеннее.
Существует несколько универсальных тем, которые рано или позно начинают обсуждать все люди. Одиночество, гнев, секс, смерть – лишь часть из них. Все мы несем в себе наклонности к убийству, самоубийству, обладаем примитивными сексуальными импульсами, и это тесно вплетено в саму ткань человеческого существования. Очень большая часть нашего внутреннего мира связана с этими темами, однако многие его проявления смоделированы нами так, чтобы оставаться в рамках социально приемлемого поведения. Наша культура подавляет выражение примитивных чувств, понуждая контролировать их. Однако, несмотря на социальные предписания, они активно действуют в качестве составной части внутреннего мира индивида и накладывают отпечаток на большинство, а возможно, и на все наши конкретные жизненные проявления. На скрытом от внешнего наблюдателя уровне примитивных импульсов времени не существует: прошлое, настоящее и будущее здесь совмещены.
