Григорий Ряжский - Дети Ванюхина
То же и про соседку палатную сразу поняла. Звали ее Ирина, она так и представилась, несмотря на разницу в возрасте, — Ира — и сразу предложила общаться на «ты». А фамилия у нее оказалась под стать интеллигентной внешности — Лурье. Ирина Лурье.
Случай у Ирины был особый — беременность ее была неожиданной для всех, включая врачей, местных, кстати, институтских. И это после неутешительного диагноза, не допускающего по медицинской науке возможности материнства для пациентки Лурье. Плод развивался, казалось, вполне нормально, без ожидаемых для такого случая патологических отклонений. Первое шевеление внутри Ирининого живота тоже обнаружилось в полном согласии с графиком развития детеныша человеческого рода. Это приводило семейство Лурье в неописуемый восторг, и тогда они в очередь — сначала муж, Марик, а потом и свекор, Самуил Аронович, — прикладывали руку к беременному Иркиному животу и пытались засечь слабые внутренние толчки. Самуил Аронович иногда просил разрешения припасть и ухом для безусловного и окончательного подтверждения наличия внутри невестки наследника по линии Лурье. А Торри Второй, молодой кобель чемпионских кровей, внимательно отслеживал малопонятную процедуру исследования жизни будущего жильца пироговской квартиры и, чуя отменное дедово настроение, на всякий случай просительно подгавкивал в попытке разжиться чем-нибудь питательным, не дожидаясь положенного срока кормежки.
Толчки изнутри внезапно прекратились на седьмом месяце беременности, и поначалу Ирину этот факт не озадачил. Она не переставала удивляться, что вообще что-то живое получилось внутри нее после одиннадцати лет бесплодного супружества. Однако врачу об этом сообщила, а свекор, неустанно контролирующий процесс, на всякий случай подкрепил собственное по этому поводу беспокойство исполкомовским звонком. Одним словом, со вчерашнего дня Ирина оказалась в их с Ниной палате для профилактической отлежки на всякий пожарный, на так называемое сохранение.
К вечеру Ирина внезапно почувствовала себя неважно, слегка закружилась голова и подскочила температура. Лечащего врача не было, пришел дежурный: послушал, пощупал, подумал и ушел. А через пятнадцать минут привезли каталку, погрузили в нее Нинину соседку и увезли в неизвестном направлении. Нина успела услышать только что-то про дополнительные анализы и хирургию. Впрочем, как следует сосредоточиться на милой соседке не удалось: у нее самой к тому времени уже отошли воды и начались родовые схватки.
Родила она легко и быстро. Мальчик был аккуратненький, как лепной, с длинными черными волосиками и крохотными пальчиками. Проблемы начались, когда выяснилось, что это еще не все. Оказалось, что внутри — двойня. Принимающего роды врача это не слишком удивило: роженица у них не наблюдалась, попала сюда по блату, практически без обследования, так почему бы и не двойня? Нине тут же сообщили, на столе, но в ответ вслушиваться уже никто не стал — начались заботы посерьезней. Однояйцевый близнец, тоже мальчик, выбираться наружу не желал совершенно: шел ногами вперед, разрывая промежность, но все равно шел не так, как надо, как будто не был жизнеспособным. Боли были нечеловеческой силы, и Нина орала так, что врачи засомневались, кем заниматься важнее — нежизнеспособным новорожденным или же самой роженицей.
Мальчика удалось вынуть через три часа, после многократных попыток с использованием всех имеющихся в институте методик. Еще чуть-чуть — и пришлось бы в срочном порядке готовить операционный стол и резать. Но в итоге кесарить не понадобилось, повезло, в критический момент справились. Не повезло в другом — мальчик действительно был как неживой. Второй из близнецов при рождении не издал ни звука, глаза его были безжизненны, а конечности неподвижны. Нине его предъявлять не стали и сразу куда-то унесли. Да ей и самой ни до чего было в тот момент: она почти ничего не соображала и от боли, и от переживаний.
Послеродовой палатой стала все та же, блатная, двухместная. Но теперь там Нина помещалась одна. Ира, соседка ее, за время, пока шли роды, так еще и не вернулась. Когда Нина проснулась после ночных мучений, к ней зашла завотделением, та самая, начальственная дама.
— Нина, — сказала она, присев к ее кровати, — у вас двойня, об этом вы знаете, конечно. — Нина кивнула. Боль за ночь прошла, чем-то ее, она помнила, ночью укололи, но слабость во всем теле еще давала о себе знать, так же как и остатки легкой мути в голове, в передней части, где-то над глазами. Докторша взяла Нину за руку и продолжила: — Второй ребенок ваш, тоже мальчик, — Нина напряженно ждала, что последует дальше, — он… как бы вам это объяснить, ну-у-у, не по науке… В общем, у него ДЦП. — Нина удивленно вскинула брови и посмотрела в глаза врачихе. Та выдерживала паузу, обдумывая, вероятно, способ расшифровки такого непонятного для пациентки слова.
Внезапно Нине стало страшно. Не только потому, что было это неизвестное слово по-идиотски смешным, напоминающим детскую считалку, и поэтому особенно страшным, а оттого еще, как неуверенно держится с ней докторша и затягивает свое объяснение. Еще она вспомнила вдруг, что второго мальчика ей не показали отчего-то, и она не помнит, какой он из себя — тоже черненький, как и первый? Черноволосым у Михеичевых был только дедушка Иван, да и то в молодости, на черно-белой фотографии. Правда, сейчас Милочка Ванюхина темненькая пока, сестра, но, сказали, посветлеет. А так у Ванюхиных все как один русые: и мама Полина, и Шуронька ее…
Врачиха продолжала мяться:
— Это означает детский церебральный паралич. Это такое заболевание, когда поражается головной мозг в результате ряда причин.
— Каких причин? — в состоянии, близком к трансу, сумела выдавить из себя пациентка Ванюхина, предчувствуя страшный финал рассказа. — Почему?
— Что «почему»? — мягко переспросила докторша. — Почему гибнет или почему случается ДЦП?
— Со мной почему? — спросила Нина снова. — Со мной это за что?
Врачиха понимающе помолчала, но решила, что тему вины лучше не развивать.
— Это бывает по разным причинам, — стараясь обрести успокоительную интонацию, попыталась объяснить она и уйти в отвлекающий разговор. — Энцефалит, к примеру, травма также внутриутробная или родовая. Недостаток кислорода в результате перекрытия плацентой, такое бывает тоже, а у близнецов особенно. Тогда случается инсульт, а он обычно с последствиями. Пуповина могла быть пережата нехорошо, и это у близнецов не редкость. Бывают и другие причины, генетического характера иногда случаются. Есть и необъяснимые науке случаи…
Нина слушала с закрытыми глазами, чувствуя, как ее начинает трясти изнутри. Так же точно ее трясло, когда Шурка склонился над ней и первый раз дотронулся губами до ямочки у ключицы. В тот момент она тоже дико разволновалась, но от этого волнения, от этого внутреннего содрогания ей было хорошо необыкновенно — тогда у нее возникло предчувствие надежды и будущего счастья. Теперь все обстояло иначе: интуиция подсказывала, что заход такой докторша делает неспроста, просто для того, чтобы подготовить ее к чему-то ужасному. И это ужасное касалось ее ребенка, второго родившегося у нее близнеца, второго их с Шурочкой маленького Ванюхина…
— Мой сын умрет? — Нина резко открыла глаза и задала свой страшный вопрос, зная уже ответ, который должен последовать. Она все еще надеялась, что то, о чем поведала ей врачиха, не про ее мальчика. Это — просто, как бывает вообще, если сложится самым плохим образом, не ее образом, не их всех Ванюхиных: с Шурочкой, мамой Полиной и Милочкой.
— Такие новорожденные, как правило, умирают в роддоме. А если выживают, их почти всегда изолируют и не выдают родителям, — ответила завотделением и, не дав Нине подумать, тут же сообщила: — К тебе муж просится, давно ждет в коридоре. Я разрешила, думаю, тебе это сейчас необходимо. — Она встала и быстро вышла, приглашающе кивнув кому-то в коридор.
Шурка был с цветами и пакетом с едой. Он поцеловал жену и сказал:
— Я все знаю.
Нина заплакала. Ванюха был к этому готов и не стал размазывать решение, которое принял, идя к жене, — разом хотел разрубить и определиться, как и в делах:
— Нин, мы его не должны забирать отсюда, откажемся давай. Он больной получился и все равно умрет скоро. А первый — здоровый совершенно, они мне сказали. С первым — без проблем по здоровью, — он испытующе взглянул на жену, пытаясь угадать ее настрой, но она молчала, — а у этого внутренний родовой инсульт произошел справа, и рука, и нога слева уже сейчас не работают. А потом все остальное тоже парализуется. Тогда тебе же больше страдать из-за этого придется. Нам же этого не надо с тобой, да? — Нина перестала плакать, но продолжала молчать, никак не реагируя на слова мужа. Тогда Ванюха решил сменить тактику. Он понимал, что если убедить сразу не удастся, то потом будут трудности, и все станет гораздо сложнее. — Ты вот чего, Нин, — тихим, но твердым голосом произнес он, — ты сейчас решить должна для себя: или ты оставишь второго ребенка здесь, который больной, или заберешь, но тогда без меня уже. Я не хочу, чтобы паралитик, даже если выживет, мою фамилию носил, а ты всю жизнь мучилась. У нас в роду никогда инвалидных рахитов не было. И шизиков тоже. Можешь у мамы Полины своей спросить, она скажет. А если это наследное, от твоей матери идет, от Люси, то… извини тогда, такое тоже не нужно для жизни, тогда еще хуже, с алкоголической зависимостью, сказали, и дополнительным слабоумием — еще мучительней вариант, и для него, и для тебя. В смысле, для нас с тобой… — Он поднялся. — Решай, в общем. Завтра мать к тебе обещала утром приехать, у нее в вечер работа, а с Милочкой соседка побудет, я ее нанял, пока ты не выздоровеешь. — Шурка еще раз поцеловал жену на прощанье и добавил, уже веселее: — А здоровенького мне перед тобой показали, тетка эта, начальница, распорядилась. Хорошенький такой, на меня, по-моему, похож сильно, да?
