Розамунда Пилчер - Сентябрь
Наконец Ноэль разглядел Алексу. Она кружилась, не подозревая о его присутствии, в паре с молодым офицером, щеки ее рдели, волосы разметались, цветастый подол вздулся колесом. Партнер ее — угольный брюнет в ярко-красном парадном мундире. Алекса танцевала упоенно, с восторгом, запрокинув смеющееся лицо.
Алекса.
— Ничего танец, а?
Ноэль вздрогнул от неожиданности и, оглянувшись, увидел, что рядом с ним стоит человек, тоже, по-видимому, подошедший полюбоваться на танцующих.
Он ответил:
— Да уж. Как он называется?
— Кадриль Пятьдесят первой дивизии шотландских стрелков.
— Никогда не слышал.
— Его придумали в немецком концлагере для военнопленных.
— Он кажется очень сложным?
— А чего же ему не быть сложным? У них там было времени пять с половиной лет, чтобы все придумать.
Ноэль вежливо улыбнулся и стал снова с нетерпением наблюдать за Алексой. Он не мог дождаться, когда же кончится танец. Еще минута-другая, и конец наступил: последние взволнованные аккорды, и раздалась оглушительная финальная россыпь барабанной дроби. Тут все принялись хлопать в ладоши и громко выражать благодарность музыкантам, но Ноэль не стал терять времени. Поставив пустой бокал в ближайший цветочный горшок, он плечом проложил себе в толпе дорогу и подошел к Алексе в тот миг, когда разгоряченный партнер нежно и благодарно прижал ее к сердцу.
— Алекса.
Она подняла глаза, увидела Ноэля, и ее разрумянившееся лицо осветилось радостной улыбкой. Отстранив объятия кавалера, она протянула Ноэлю руку.
— Ноэль. Где ты был?
— Сейчас объясню. Пойдем выпьем чего-нибудь.
Он взял ее за руку и решительно потянул за собой с танцевального помоста. Уходя, она оглянулась и через плечо поблагодарила за танец молодого офицера, но не оказала сопротивления властно увлекавшему ее Ноэлю. Он вышел с ней из шатра, пересек библиотеку в поисках укромного уголка и решил, что, в конце концов, поговорить можно и прямо на лестнице.
— Но я думала, мы собираемся пойти чего-нибудь выпить?
— И пойдем через одно мгновение.
— Но ты ведешь меня в дамскую комнату.
— Нет, мы дальше не пойдем.
Они остановились на промежуточной площадке. Здесь было безлюдно и полутемно. Он уселся на широкую, застланную узорчатым ковром ступеньку, усадил Алексу рядом, взял в ладони ее голову и стал целовать разгоряченные мягкие щеки, лоб, глаза и, наконец, открытый смеющийся свежий рот, пресекая всякие возражения.
На это ушло немало времени. Но вот они перестали целоваться и сели смирно бок о бок. Ноэль сказал:
— Я смотрел, как ты танцевала. Но хотел только вот этого.
— Я тебя не понимаю, Ноэль.
Он улыбнулся.
— Я тоже.
— Что случилось?
— Я отвез домой Пандору.
— А я-то думала, куда ты делся?
— Я тебя люблю…
— Искала тебя, но…
— …и хочу, чтобы ты всегда была со мной.
— Я и так с тобой.
— Покуда не разлучит нас смерть.
Она вдруг вздрогнула, посмотрела испуганно.
— Ну, что ты, Ноэль…
— Пожалуйста.
— Ведь это… навечно.
Ему припомнились старые супруги, в осенней ночи рука об руку уходящие домой. Всегда вместе.
— Конечно, — сказал он. Никогда в жизни он не был так уверен в своей правоте, никогда так твердо не знал, чего хочет, и не испытывал ни малейших опасений. — Милая Алекса, разве ты не понимаешь? Я прошу тебя стать моей женой.
Пандора закрыла за собой дверь. В доме было темно, шторы задернуты, большой холл освещен только алеющими углями в прогоревшем камине. Пандора осталась одна. За всю свою жизнь — впервые одна в Крое. До сих пор здесь всегда кто-то был. Арчи, Изабел, Люсилла, Конрад, Джефф. А еще гораздо раньше — родители, их слуги, неиссякаемый поток гостей, знакомых, родственников; все время кто-то приходил, уходил. По дому разносились голоса, звучал смех.
Пандора зажгла свет. Поднялась по лестнице, прошла по коридору до своей комнаты. Внутри все, как она оставила: раскиданная одежда, смятая постель, стакан из-под виски на столике у кровати рядом с приемником и растрепанной книжкой в бумажной обложке. Туалетный столик заставлен флакончиками и баночками, припорошен рассыпанной пудрой; дверцы шкафа распахнуты, на полу валяется обувь.
Она бросила сумку на кровать, подошла к пузатому секретеру. Тут лежало письмо, которое она писала и оставила, когда почувствовала глубокую усталость и прилегла на кровать отдохнуть. Теперь она перечитала его, там было всего несколько фраз. Потом сложила листок, засунула в конверт, лизнула, заклеила. Конверт положила на бювар.
Зашла в ванную. Здесь тоже был привычный кавардак — на мокром коврике брошены влажные полотенца, на дне ванны киснет забытое мыло. Пандора подошла к раковине, налила в стакан воды из-под крана, медленно выпила, глядя в высокое зеркало на свое отражение. Под зеркалом на полочке стояли пузырьки с ее лекарствами. Она взяла один и по неосторожности — или рука дрогнула — столкнула флакон французских духов, который стоял рядом. Он покатился и полетел вниз, а она стояла, словно застыв, и смотрела, как все это происходит, постепенно, последовательно, словно в замедленном кино. И только когда флакон уже упал в раковину и разбился вдребезги, Пандора протянула руку, чтобы его поймать.
Поздно. Безвозвратно. Раковину засыпали мелкие стеклянные осколки, и густой, концентрированный аромат золотых духов дурманом дохнул в лицо…
Но неважно. Не имеет смысла выбирать стекло, она только изрежет пальцы. Изабел сама уберет. Утром. Завтра утром Изабел все приведет в порядок.
Она упрятала пузырек с таблетками на дно кармана своего норкового манто, погасила всюду свет и, аккуратно закрыв за собой дверь, спустилась по лестнице и вошла в гостиную. Здесь повернула главный выключатель, большая люстра, свисавшая с середины потолка, вспыхнула тысячью хрустальных граней. В гостиной камин тоже почти догорел, но было тепло и по-уютному не прибрано. Знакомый выцветший штоф на стенах, увешанных старинными портретами и картинами, которые Пандора знала всю жизнь. Все это было так мило ее сердцу. Вытертые диваны и кресла, разномастные диванные подушки, зеленая бархатная скамеечка для ног, на которой она малюткой сидела, когда папа читал ей перед сном книжку. И рояль. Мама часто играла по вечерам, а Пандора и Арчи пели под музыку старые песни. Шотландские песни. О верности, любви и смерти… почти все ужасно печальные.
Заросшие кручи над Дуном,
Как можете вы зеленеть и цвести?..
Чудесно было бы уметь играть, как мама. Но когда девочку Пандору начали учить музыке, она скоро устала от уроков, заскучала, и добрая мама, как всегда, уступила ей. Вот и не научилась.
