Михаил Барщевский - Командовать парадом буду я!
В первые две недели Вадим с Леной веселились по поводу Ольгиной привычки, вынув очередную «тряпку», произносить, заискивающе глядя на Сашу: «Фасончик хороший, расцветочка яркая, должно понравиться». Фраза звучала как заклинание, и Саша мрачно кивал головой, стесняясь, видимо, при Осиповых объяснять жене, что с таким вкусом ей бы оставаться жить на родине предков, под Тверью, а не быть женой московского адвоката. Лена с Вадимом относились к Ольге куда терпимее, ценя ее доброту, легкость нрава и необидчивость. Ну, ревновала она немного своего мужа к успехам Вадима. Но так ведь к этому чете Осиповых уже много лет было не привыкать.
Особенно Лена потеплела к Ольге после истории с вазочкой.
До возвращения в Вашингтон оставалось дней десять. После очередного визита на 14-ю стрит Лена порадовала Вадима новой вазочкой. За полтора доллара. Случилось это аккурат накануне шахматного турнира. Вадим был взвинчен, раздражен, если не сказать – агрессивен. Лена спросила:
– Как думаешь, сколько стоит эта прелесть?
– Центов 50, – едва бросив взгляд на разноцветного стеклянного уродца, почему-то названного вазой для цветов, ответил Вадим.
– Почти. Всего полтора доллара.
– А ты помнишь, где ее купила?
– Да, – не поняла, к чему ведет муж, Лена.
– Вот завтра пойди и сдай! – жестко, что крайне редко позволял себе в общении с женой, приказал Вадим.
Дальше минут пять они препирались, при этом тональность становилась все выше и выше. Неожиданно вмешалась Ольга.
– А можно я ее куплю?
– Там что, больше такого дерьма не было? – не поняв благородства поступка Оли, зло спросил Вадим.
– Было, но я… я тогда сразу не поняла, что она мне нравится, – Оля обрадовалась легко найденному объяснению своего нелогичного поведения и защебетала дальше: – Понимаешь, Вадюш, фасончик мне ее приглянулся. Расцветочка яркая…
– Должно понравиться! – злобно закончил за нее Вадим под неодобрительный взгляд Лены.
Когда через полчаса Вадим остыл, Лена тихо, уже в их спальне, констатировала:
– Оля добрая, а ты злой. Пожалел лишний доллар.
– Не доллар пожалел, а вазочка дерьмовая. Не зря же она Ольге понравилась.
– Не обижай Ольгу. Она ей вовсе не понравилась. Она просто не хотела, чтобы мы ссорились.
Через час после объятий со Строем позвонила Лена. Уже не первый день она вместо изнурительной охоты за дешевыми шмотками приезжала вместе с Вадимом к зданию «Брайан энд Твид» и гуляла по деловой части города. Можно было пройтись по Уолл-стрит или дойти до причалов южной оконечности Манхэттена, откуда в хорошую погоду прекрасно просматривалась Статуя Свободы. Можно было и в магазины завернуть. Но не покупать, – поглазеть. Здесь даже бананы стоили в полтора раза дороже, чем рядом с их домом.
Кстати, о бананах. Когда Лена увидела, что картошка в американских магазинах вдвое дороже бананов, это ее сразило наповал. Вадим, понемногу начинавший разбираться в законах рынка, объяснил причину. Бананы растут сами. Их надо только собрать, положить в ящики и привезти в магазин. Причем экспортируют их из очень бедных стран, где стоимость рабочей силы – мизерная. Картошку же надо посадить, окучить, поливать, собирать, сортировать, хранить… Кроме того, картошку выращивают в основном в Канаде, Мексике и реже в США. Мексиканские рабочие, конечно, дешевле, чем североамериканские, но все равно много дороже, чем африканцы или эквадорцы.
Лена предложила организовать бизнес – возить в Америку картошку, из Рязани например. Вадим хмыкнул, но объяснять жене систему таможенных тарифов, защищающих американский рынок от сельхозпродукции из Европы, не стал. По его мнению, для Лениного разумения это слишком сложный вопрос. Да, честно говоря, и для его собственного – тоже.
…Вадим снял трубку и по американским правилам произнес: «Осипов».
– А я – Осипова, миссис Осипова, сэр, – раздался знакомый голос. – Тебе не пора домой?
– Насчет «домой» не знаю, но ты, чувствую, уже нагулялась? – Вадим находился в превосходном расположении духа. И от перспективы получить две с половины тысячи долларов для семейного бюджета (сотню он решил зажать на неожиданный подарок для Лены), и от того, что Строй оказался нормальным человеком, а не типичным «американом». «Хотя, – сам себе возразил Вадим, – Стэн тоже нормальный!»
– Ага! Еще как! – Лена прямо светилась от счастья, – Вадим это чувствовал на расстоянии, по голосу.
– И во сколько мне обошлась твоя сегодняшняя гульба? – Вадим спросил не строго, потому что сколько бы сегодня жена ни потратила, это были копейки по сравнению со свалившимся на него богатством.
– Один доллар восемьдесят центов! – с гордостью сообщила Лена.
– И ты в таком прекрасном настроении? – Удивление Вадима было искренним. За эти деньги Лена точно не могла купить ничего, что бы так ее обрадовало.
– Увидимся – расскажу. Ты скоро?
– Уже бегу! – Вадим выключил компьютер. Он битый час играл в «стрелялки». Снял со спинки кресла пиджак, взял портфель и, сказав «бай!» секретарше, быстро вышел из офиса.
По дороге домой, а Лена предложила еще немного прогуляться, она с абсолютным счастьем на лице поведала Вадиму о двух событиях, украсивших ее день.
Героем первого стал негр, торговавший с лотка бижутерией. Лена подошла взглянуть, из-за чего вокруг орущего на всю улицу чернокожего гиганта собралась небольшая, но толпа. Ничего особенного она не увидела. На перекинутой через шею негра длинной тесьме, изукрашенной каким-то африканским орнаментом, был прикреплен лоток. На нем навалом лежали якобы золотые браслеты, цепочки, кулончики и прочая ерунда. В отличие от советских цыган, негр не утверждал, что эти латунные поделки – золотые. Да и цены он выкликивал не «золотые», а вполне «цветметовские». И все-таки Лена, скорее из желания проверить легенду об американской честности, нежели всерьез, спросила: «А это золото?»
Вопрос прилично одетой белой женщины вызвал удивление не только продавца, но и всех толпившихся вокруг зевак. Надо было совсем не знать американскую жизнь, чтобы спросить такое. Любой, кто провел в Штатах больше недели, уже знал, что представители Развивающегося Континента на каждом углу продавали поддельные часы «Роллекс», сумки «Луи Вуиттон», фотоаппараты «Панасоник», зонтики без марки производителя, зато по 3 доллара, и еще много всякой всячины. Вообще это выглядело забавно – в самой богатой стране мира – США, эмигранты, как правило нелегалы, с самого бедного континента – Африки, торговали подделками, изготовленными в самой большой азиатской стране – Китае. Ну чем не реализация мечты Маркса-Ленина об объединении пролетариев всех стран?
– Нет, мэм, они не золотые. По 5 долларов. Но они позолоченные, – не совсем искренне ответил негр, стараясь, чтобы, кроме Лены, его никто не услышал. Тихий голос гиганта никак не вязался с его габаритами. – А вы откуда, мэм?
– Из Советского Союза, – честно призналась Лена.
И тут негр преобразился. На всю улицу дурным голосом он заорал:
– Перестройка! Горбачев! Перестройка! Горбачев!
Прохожие стали оборачиваться. Бог бы с ними, но на крики сбежались торговавшие по соседству соплеменники местного коробейника – продавцы зонтиков, сумок, часов. Мирно стоявшие до того вдоль стен бродвейских домов негры окружили коллегу. Несколько прохожих остановились посмотреть, что происходит, присоединившись к тем, кто еще раньше выбирал себе копеечную цацку. А негр все продолжал вопить: «Перестройка! Горбачев!»
Пройти по тротуару стало невозможно. Спешащие по своим делам обитатели Даун-тауна – самого делового, между прочим, района города, обходили толпу по проезжей части. Машины притормаживали, а наиболее любопытные водители так и просто останавливались… На Бродвее образовалась пробка.
Между тем лоточник будто впал в транс, – он продолжал ритмично выкрикивать: «Перестройка! Горбачев!», заводя толпу и, в первую очередь, своих истомившихся от скуки коллег-разносчиков контрафакта. Через несколько минут половина толпы, подбадриваемая улыбками второй половины, скандировала: «Перестройка! Перестройка! Горбачев! Горби!»
Испуганная Лена, оказавшись в центре такого всплеска народного энтузиазма, озиралась по сторонам, не понимая, что происходит, куда и как можно смыться, и в ужасе представляя, что ей теперь за это будет. В Москве за организацию уличных беспорядков ей бы вкатили 15 суток просто сходу. Даже Вадим бы не помог. А здесь?
Именно в этот момент подъехали две полицейские машины. Одна вынырнула из переулка, вторая прорвалась по Бродвею. Четыре офицера с каменными лицами врезались в толпу, рассекая ее своими могучими плечами. Они явно были настроены немедленно прекратить нарушение общественного порядка. Но, оказавшись в центре, непосредственно рядом с Леной и негром-торговцем, копы расплылись снисходительно-приветливыми улыбками, а трое из них, чернокожие, тоже подхватили, правда не так громко, лозунг толпы, прокричав несколько раз: «Перестройка! Горбачев». Четвертый, белый, поулыбался-поулыбался и все-таки отдал команду сослуживцам. Какую, никто не расслышал, но полицейские разом посерьезнели, подняли руки и стали призывать толпу успокоиться. Уже через пару минут порядок был восстановлен, и несколько десятков довольных нежданно свалившимся на них развлечением манхэттенцев отправились дальше по своим делам.
