Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
– Я… – Личное местоимение первого лица единственного числа слетело с губ Джоджо и повисло в воздухе. Сам Джоджо утратил не только способность к логическому мышлению, но и «рефлекторно акцептированный» артикуляционный навык.
– Ну хорошо, согласен, «bona fide» – это крепкий орешек. Ну, а «стратегическое планирование»? Что скажете, мистер Йоханссен? Или, быть может, вам ясен смысл словосочетания «государственный аппарат»?
Джоджо вспотел с ног до головы. «Государственный аппарат» – конечно же, он знал, что это такое, но слова – чертовы слова! Вечно их не доищешься, когда они тебе позарез нужны!
– Ну… – На этом красноречие Джоджо иссякло. «Государственный аппарат» растворился в воздухе, в котором без всякой связи с окружающим остались висеть только «ну» и «я».
– Ладно, а что такое «комбинация»? Или, мистер Йоханссен, может быть, вы сумеете мне объяснить хотя бы значение слова «изящный»?
Собрав в кулак всю волю, Джоджо сумел выдавить из себя:
– Я знаю, что это значит… – Но на этом его силы иссякли. «Я знаю, что это значит» повисло в воздухе рядом с «ну» и «я».
– Что ж, по моему скромному разумению, наша случайная выборка является достаточно репрезентативной, и у меня есть основания перевести нашу беседу в фазу определенных выводов, – не без злорадства в голосе сказал мистер Квот.
– Мистер Квот, да я знаю все эти слова! Честное слово! Я их знаю! Засада в том… то есть я хотел сказать, что мне просто трудно сформулировать все это устно, когда вы спрашиваете!
– Я позволю себе интерпретировать ваши ответы следующим образом: вы эти слова знаете, но не понимаете, что они означают.
– Честное слово…
– Хватит демонстрировать мне свое невежество, молодой человек! Возьмите свой реферат.
Профессор положил реферат на стол титульным листом кверху. Джоджо хотел забрать работу без оценки и уже потянулся было за ней, но мистер Квот резким движением передвинул бумагу поближе к себе. Затем он извлек откуда-то из кармана толстый китайский маркер и, прицелившись, вывел прямо под заглавием реферата размашистую ядовито-красную единицу. После этого он сунул реферат в руки Джоджо, который от потрясения окончательно лишился дара речи.
– Мистер Йоханссен, у меня есть некоторые опасения, что у вас могут возникнуть сложности с аттестацией по этому курсу. Я имею в виду средний балл за контрольные работы с учетом последней полученной вами оценки. Но, с моей точки зрения, эта проблема имеет второстепенное значение. Дело в том, что у меня возникли весьма обоснованные подозрения, что я стал свидетелем серьезнейшего нарушения этических норм, принятых в университетской среде… И я намерен приложить все усилия, чтобы разобраться в происходящем, причем как можно скорее. Я понятия не имею, с какого времени вы живете в свое удовольствие, нарушая при этом все нормы академической этики и порядок аттестации студентов и их перехода с курса на курс. Но в любом случае вашей сладкой жизни пришел конец. Надеюсь, я ясно выразился? Вы свободны… Да, кстати, если вы попытаетесь обратиться за помощью и покровительством к кому бы то ни было – полагаю, вы понимаете, кого я имею в виду? – то подобный шаг лишь осложнит ваше положение. Я ясно выразился?
Джоджо по-прежнему молчал.
Заплывший жиром профессор собрал со стола бумаги и вышел из аудитории, не то что не кивнув Джоджо, но даже не взглянув в его сторону. Джоджо так и остался стоять на месте, не в силах оторвать несфокусированный взгляд от красного «кола» на титульном листе реферата.
Спустя пару секунд мистер Квот вновь появился в дверях.
– Да, кстати, – заметил он, – обращаю ваше внимание на то, что у вас в руках ксерокопия реферата. – С этими словами преподаватель исчез.
Обрывки мыслей еще некоторое время беспорядочно метались в мозгу Джоджо и вдруг, буквально в одну секунду, выстроились во вполне связную, но от этого не менее удручающую картинку… Твою же мать! Ну и куратора ему назначили! Вот, значит, ради чего все это было затеяно! И ведь самое западло заключается в том, что знает он эти слова! Нет, конечно, что касается этой «bona fide» и… как ее… «институциональной акцептации», то действительно – он в первый раз слышал всю эту лабуду. Но ведь гребаный «катализатор» – знает он, что это такое! «Вот ведь подставил меня этот ублюдок очкастый, – подумал Джоджо. – Охренеть можно! Выпендрился, помощничек! Но ведь все эти «увещевания», «изящный» и даже «государственный аппарат», и «комбинация», и «стратегическое планирование» – все это знакомые выражения, блин! Я запросто смог бы употребить их в разговоре. Вот хоть сейчас могу придумать с ними предложения. Ну, не сейчас, а когда успокоюсь. Ладно, хрен с ними, со «стратегическим планированием» и «акцептацией», но ведь «изящная комбинация» и «государственный аппарат» – как можно было не сказать, что это такое? Нет, конечно, словарных определений я бы ему не выдал. Что я, в конце концов, CD-ROM? Сказал бы своими словами, что это значит. Вот только эта сука, этот мудила долбаный – Эдам – о чем думал, когда пихал в мой реферат все эти «институгребаные» «директивы»? А ведь из этого маленького ублюдка вырастет такой же козлина, как мистер Квот! Интересно, а не специально ли он все это подстроил? Ну какого, спрашивается, хрена запихивать в реферат такие слова, которых ни один нормальный человек никогда не слышал? Ведь если честно, то, кроме пары отдаленно знакомых слов, я ни хрена не понял из того, что этот Квот мне зачитывал! Сучара, конечно, редкостная этот препод! Просто с дерьмом меня смешал… «Молодой человек, хватит демонстрировать передо мной свое невежество…» Ур-род, блин! Еще и угрожает. Никто мне, видите ли, не поможет… Ладно, дойдет дело до полной задницы – натравлю на него тренера. Он этой жирной сволочи быстро репу открутит. По крайней мере, кислород ему перекрыть, чтобы не бухтел лишнего, для тренера – пара пустяков. Твою мать, твою мать, твою мать! Да ведь я теперь и у тренера в «черном списке»! Бастер Рот не из тех, кто упустит возможность воспользоваться очередным проколом проштрафившегося игрока, чтобы размазать его по стенке еще разок… Ну что ты будешь делать! Попал так попал!»
В общем, Джоджо оказался не единственным мужчиной, которому в тот день пришлось извлечь из глубин своей памяти запретное слово на букву «У».
Глава тринадцатая
Тропой позора
Сумерки, грязные, почему-то омерзительные сумерки. Из-за угла дома появляется он – подбоченившись, ноги широко расставлены, гадкая ухмылочка, и главное – взгляд. Этот взгляд просто парализует Шарлотту. Лица парня в полумраке не видно, но она прекрасно знает, кто это. Она знает, что он сейчас смотрит прямо ей в глаза, а она – она не может не то что убежать, но даже закричать во весь голос. С мольбой в глазах Шарлотта оглядывается в сторону дома; там папа, мама, кузен Дуги, шериф, но они ее не видят и не слышат. Даже света в доме нет, а Чаннинг Ривз вразвалочку подходит к ней все ближе, его рот расплывается в еще более отвратительной сальной ухмылке, и вот наконец он произносит: «Ну что, повеселимся?» Шарлотта не столько слышит эти слова, сколько читает их по губам Чаннинга. А тот тем временем запускает руку в задний карман своих джинсов и выуживает здоровенную упаковку жевательной резинки «Ред Мен». Одним махом вытащив из упаковки несколько пластинок, он сминает их в липкий розовый резиновый комок размером с хороший грецкий орех и засовывает себе в рот. Раздается чавканье. Затем Чаннинг сплевывает на землю розовую слюну. Он жует, жует, жует и – ухмыляется, словно понимая, что Шарлотта никуда от него не денется. На губах у него выступает красно-бурая пена: сироп, смешанный со слюной, стекает омерзительным ручейком из уголка рта. Повернувшись к Шарлотте боком, парень демонстративным жестом засовывает остатки жвачки в задний карман джинсов и для большей наглядности похлопывает по нему ладонью. Все это он проделывает для того, чтобы Шарлотта удостоверилась: помимо резинки для жевания у него в кармане лежит целая упаковка резинок для другой цели, которые он намерен использовать по назначению в самое ближайшее время. Распаленный похотью, Чаннинг дышит все чаще и тяжелее, постепенно его вздохи становятся похожи на хрипы пополам со стоном: «О-ох-ха, о-ох-ха, о-ох-ха…»
