Ольга Кай - Загадать желание
– Тебя ждут, – Огненный кивнул в сторону.
На берегу маячили в сумерках два светлых силуэта: наверняка Фома и его товарищ. А ведь я просила не ждать… что ж, тем лучше.
– Спасибо, – я посмотрела в глаза своего спутника. – Скажи, что будет с Арисом, если я не смогу его вернуть?
– Ничего не будет, – Всемил отвернулся и задумчиво глядел туда, где все четче вырисовывались на светлеющем небе синие силуэты гор: – Тебе сказали правду. Его уже нет. Но… его еще можно вернуть, – и усмехнулся: – Тебе дали время попрощаться, и за эти три дня многое может измениться. Но никто не запретит тебе надеяться хотя бы на удачу.
– Так они специально время тянут? – у меня даже не получилось как следует возмутиться. – Им правда не хватает леших?
– Правда.
Я осторожно коснулась ожога на запястье: рука все еще болела, хоть и не так сильно.
– А что будет со мной? Кем стану я, если… Если ты назовешь меня по имени?
– Я могу называть тебя по имени сколько угодно раз, Евгения. И ничего не случится. А могу позвать один раз… – он повернулся. Посмотрел в глаза: – Ты хочешь узнать, что будет с тобой тогда? Ничего. Никаких превращений. Ты просто сгоришь.
Птицы еще не проснулись, и над болотом стояла сонная тишина. Двое хуторян заметили нас, но подходить не спешили. Узнали Хозяина Огня и не смели мешать разговору. Их силуэты расплывались перед глазами: хотелось спать, и чтобы по-настоящему испугаться только что произнесенных слов, я слишком устала.
– Быстро и безболезненно? – уточнила.
– Будем надеяться, – ответил Всемил.
Глава 4. Хозяин тополиной рощи
Обратно ехали верхом – через Вереш, сокращая путь. Меня подсадили к парню, и, не придерживай он меня, я бы точно вывалилась из седла.
В горницу дома Андрея и Настасьи мы с Фомой вошли в то время, когда солнце уже почти спряталось, но горячий свет алым пламенем лился в окна. Леон и Алина встретили нас молчанием. Про Ариса никто не спросил.
Знали. Все знали…
С шумом открылась входная дверь за спиной.
– О, вы вернулись! – нестерпимо громкий голос Карины звенел в ушах, в висках отдавался стуком. – Значит, все получилось? А… где Валечка? То есть Арис?
Девушка прошла по горнице – в тишине был слышен каждый ее шаг – и встала передо мной.
– Где мой брат?
Значит, ей тоже не сказали…
Силуэты расплывались перед глазами. Я не могла заставить себя поднять голову и посмотреть в глаза Горынычевой сестры.
– Карина, – Леон взял ее под локоть, отвел – скорее, даже оттащил – в сторону. Девушка пыталась вывернуться:
– Где мой брат? Женя, где мой брат?
Я спряталась в комнате и, растянувшись на твердой кровати, бездумно смотрела на потолочные балки. Потом скрутилась калачиком, обняла подушку. Может, было бы легче, если б плакала, но отчего-то не получалось.
Выспаться. Надо было выспаться как следует. Мало ли, что будет дальше.
А еще целых три дня. Переждать, пережить.
Скрипнула дверь.
– Женечка, – Алина постояла подле, не нашла, что еще сказать и, не дождавшись реакции, вышла.
Я закрыла глаза.
Не верится, до сих пор не верится… Кажется – он здесь, рядом. Сидит на кровати. Его рука – на моем плече. Я чувствую тепло его ладони и знаю, точно знаю, что если сейчас подниму руку – смогу коснуться его пальцев. Улыбаюсь.
Сон, все сон. Я обязательно проснусь…
Под ресницами пекло от подступивших слез. Ветерок из приоткрытой форточки холодил спину, но я знала, что не замерзну – Арис рядом, обнимет, согреет. И, уткнувшись лицом в подушку, упрямо не оборачивалась.
Когда я вышла из комнаты, было позднее утро. В доме, кроме меня, осталась лишь хозяйка. Отказавшись от завтрака, я уселась на лавке в углу и, привалившись к стене, наблюдала, как танцует пыль в струящемся из окна свете. То и дело закрывала глаза, вновь открывала, пытаясь проснуться несколькими днями ранее – не получалось. И это было обидно, да так, что хотелось плакать.
Ну почему: глупая случайность, единственная ошибка – и ничего нельзя исправить?..
Или можно?
Настасья прошла мимо, на мгновение задержавшись рядом. Я подтянула рукав, прикрывая запястье. Вместо ожога на нем красовались рыжие завитушки узоров, словно нарисованные хной. Знак Огня. Напоминание о том, что Ариса я еще могу вернуть. И что, если у меня это не получится, то и сама я проживу недолго.
Хозяйка готовила обед, слышно было, как равномерно постукивает нож о доску. Где-то на улице гавкала мелкая шавка-звоночек да мекали пасшиеся под забором козы. Жизнь продолжалась, и это было дико и странно – словно ничего в этом мире не изменилось.
Силуэт Алины заслонил танец пылинок. Подруга наклонилась, обняла меня.
– Пустошь…
Я вздрогнула и, подняв голову, уставилась на нее.
– Что?
– Ничего, – растерялась Алина. – Я ничего не говорила.
Пустошь.
Подруга смотрела на меня молча, Настасья, отвлекшись от готовки, наблюдала за нами и также молчала, но голос, чужой голос настойчиво звучал в сознании:
Пустошь.
Как? Почему? Неужели Арис напрасно?..
Пустошь вышла за границы, Евгения. Пусть люди уходят.
Пульсирующей болью напомнил о себе ожог на запястье, и я узнала голос Всемила.
Леона вместе с Андреем и Вахтыром мы нашли в лагере колдунов. Наверное, выглядела я не лучшим образом, потому что сын воеводы нахмурился.
– Тебе бы лежать…
– Женя сказала – срочно, – вступилась Алинка.
– Пустошь растет, – я посмотрела Леону в глаза, стараясь не разбираться, чего больше в его взгляде – жалости или осуждения. – Надо уходить.
– С чего ты взяла? – удивился Андрей.
– Всемил сказал. Огненный Змей.
Мужчины смотрели на меня с недоумением. Жаль, не было с ними Фомы, который теперь поверил бы сразу.
– Здесь был Хозяин Огня? – с сомнением переспросил Вахтыр.
Я молча завернула левый рукав.
Ахнула Алина, Леон подошел, взял меня за руку, несколько мгновений смотрел на украшавший ее «браслет».
– Ты… отдала имя?
Кивнула.
– Зачем? Как ты могла, Женя? Арис пожертвовал всем, чтобы ты была жива, а ты…
– Думаешь, Алина не сделала бы того же для тебя? – тихо спросила я.
Леон вздохнул, выпустил мое запястье.
– Я обещал ему, что не позволю тебе этого сделать.
Значит, Арис знал, что попытаюсь?
– А я не спрашивала твоего позволения. Так ему и скажешь.
Новость вызвала в поселке переполох, но люди тянули время, не желая мне верить, и лишь когда к северу от Хмельков над лесом поднялся черный дым – засуетились. Поселяне похватали самое нужное и вместе с колдунами спускались по дороге – через лес, в долину. Кому-то повезло ехать верхом или в телеге, но в основном шли пешком, с нехитрым скарбом за плечами.
Люди Фомы, прискакавшие от Пустоши, застали нас уже в дороге. Рассказали, что пока ловили двух одержимых – еще трое пробрались к границе. И вот тогда началось… Стражи не выдержали, твари перехлестнули границу, поползли в разные стороны от мертвого города. А потом в небе над Пустошью появился Огненный Змей.
– Это он поджег лес, – сообщил усатый мужчина на красивом гнедом жеребце. – Черные твари огня боятся, авось и не пойдут дальше.
Мы с Алиной и Настасьей ехали в повозке. Хозяйка часто оглядывалась, хотя дома давно уже скрылись за деревьями.
– А если огонь доберется до поселка? – волновалась она.
Мне уже было ясно, что доберется, рано или поздно. Но посочувствовать поселянам не получалось. Голова кружилась, стволы деревьев двоились перед глазами, залитый светом лес превращался в темную чащу.
– Женя! Женечка, что с тобой?
Прохладная ладонь Алины коснулась лба, на мгновение спрятав глаза от яркого света.
– Женя, ты хотя бы позавтракала? Тебе надо поесть, слышишь?
При мысли о еде к горлу подступила тошнота. Я перевела дыхание, прогоняя неприятное ощущение, и улеглась, скукожившись, уткнувшись лицом в высокий бортик повозки. В желудке гудело – сперва настойчиво, потом жалобно.
– Женечка, ты меня слышишь?
Я промычала что-то невразумительное в ответ и закрыла глаза. Солнечные блики мелькали на сомкнутых веках, и я уже не помнила о том, что голодна или устала…
– Я люблю тебя, Женька.
Это не Всемил, это… я знаю кто. Его голос чудится мне сквозь дремоту. Повозка катится, раскачиваясь, словно лодка на морской ряби. И сон накатывает волнами – тяжелый, беспокойный. Но Арис – рядом, он обнимает меня за плечи, и потому это очень хороший сон.
Когда я открыла глаза, вокруг было очень шумно, и вечерняя мгла рассеивалась огнями факелов и светящихся окон большого двухэтажного дома, у которого стояла повозка.
