Мы больше нигде не дома - Беломлинская Юлия Михайловна

Такова история моего личного знакомого и соседа власовца Володи Ушакова.

А есть еще семейное предание: бабушкин брат дядя Гриша — был танкистом. Он был на фронте. Все мы, как вам уже известно, евреи, а жена дяди Гриши — тетя Ядя, была полька. Ядзя — Ядвига, но все ее звали Ядя. Я хорошо их помню, оба были уже в возрасте, но очень красивые. Смутное предание семьи гласит, что ее и ее дочку Галю спасли власовцы. Кто-то выдал, что дочка ее от еврея, и немцы гнали их через лес, ее и еще несколько других женщин с детьми -полукровками, чтобы поместить их то ли в гетто, то ли уже к поезду — ехать в лагерь, ну вообщем, в смерть. И в лесу они встретили группу власовцев. И те, узнав, в чем дело, выкупили этих женщин и детей за бочонок спирта — вот эту деталь я помню хорошо. Как это с исполнительными аккуратными немцами такое вышло — непонятно, но предание гласит, что власовцы отдали немцам спирт и сказали, что сами этих теток проводят куда надо, а перед этим может с ними немного пообщаются…

наверное как-то так…

Немцы, поверили, взяли бочонок спирта и ушли. А власовцы женщин не тронули, сказали, разбегаться и прятаться, уж кто как сумеет, вообщем, отпустили на все четыре стороны. Такая история.

Я думаю, что власовцы все были разные, и много среди них было людей, вообще никого не успевших убить. Это не были «хиви» — добровольные помощники немцев, на оккупированных территориях, которых немцы вязали кровью, сразу после согласия на сотрудничество: отправляли стрелять в женщин и детей, и еще и следили, чтобы каждый стрелял, чтоб не увиливал. Власовцев немцы вообще не подпускали близко ни к какому мирному русскому населению, старались чтобы они не пересекались ни с какими местами, где были партизаны. Роль власовцев — была, в основном, пропагагдистская: что вот есть такая РОА. И еще среди власовцев были и убежденные противники советской власти, поначалу искренне верившие, что немцы им помогут построить новую

безбольшевичную Россию. Вообщем, никаких негативных эмоций по отношению к ним, у меня лично нет, и я не ставлю знак равенства между власовцем и полицаем.

И совсем другое отношение у меня к Власову.

2. Власов

О нем много спорят: был ли он искренним антисталинистом?

Вот тут мне просто с вас смешно, господа спорящие!

Власов — абсолютно понятный и часто встречающийся, чисто мужскй тип личности. Он был из бедной крестьянской семьи — 13-й ребенок, и все-таки его его учили в семинарии. После революции пошел учится на агронома, потом пошел в Красную армию.

Взлет в 37-м, тогда многие взлетали, занимая выкошенные командные пустоты. У него неприятное и при этом чувственное лицо. У него постоянно какие-то бабы. Ну жена — понятно, потом одна ППЖ, вторая ППЖ, потом политическая женитьба в Германии на вдове миллионера. И все красивые!

Власов, тот понятный тип, для которого существуют два короля: их зовут Уй и Брюхо, и одна королева, которая помогает этим королям расцветать: ее имя Власть. Вот три его приоритета, ему насрать было и на Сталина, и на Гитлера. Если бы американцы все-таки вывезли бы его в Америку, он бы там сейчас чудесно жил в загородном доме, может преподавал бы в каком-нить университете. Расцвел бы наверное при маккартизме, как храбрый антисоветчик — антикоммунист…

Ну, просто он сперва надеялся достичь каких-то высот при Сталине, и успел взлеть достаточно высоко, любимцем был.

А потом он рухнул с этой своей 2-й ударной армией, рухнул в болото, прямо вот в буквальном, не в переносном смысле. И когда его взяли, он на ходу придумал себе новую идею, что будет теперь Гитлеру служить и взлетать аж в правители России. России, как протектората великой Германии. И если у Сталина, Власть вообще на первом месте, власть, месть, тиранство, то у Власова — нет. Он — гедеонист, на первом месте у него — сладко есть, пить, ибацца, мягко спать, быть объектом восторга. Власов не восточный кровожадный тиран, нет, он просто беспринципный жизнелюб, готовый за свой Уй и Брюхо

предать…

А что, собственно, предать? Предают любимое, близкое, что-то, во что верят, что-то, что любят, а Власов менял баб, менял тиранов, но ни во что не верил. Верил в свой Уй и Брюхо, готовый за Уй и Брюхо отдать…

Что отдать? Честное имя? Оно не было для него ценностью, какое-то абстрактное «честное имя», насрать ему было. Он любил Уй и Брюхо.

Он в них верил.

Он их не предал.

Молодец. Цельная личность.

В мирной жизни, мы этот доблестный мужской тип, периодически встречаем. Выглядит этот тип иногда вполне внушительно. Чаще чем жалко и смешно. Иногда раздражает, но ничего, общаемся, не шарахаемся, войны то нет. Нет этой лакмусовой бумажки, пропитанной кровью. Почему это только мужской тип? Да потому, что на любой детной бабе, пусть хоть на самой животной эгоистке, висит ответственность за другого, вот та самая, животная.

Вообщем Власов и не предатель, и не кровожаден, и я пытаюсь самой себе объяснить, почему же мне так нравится, что его повесили?

И вот нашла объяснение: он все-таки предатель. Он не предатель Родины. Он предатель именно понятия Мужчина. Понятия, для которого «честь» это не пустое слово, это слово, наполненное смыслом. Я тут сто раз написала «мужской тип», так вот, на самом деле — это антимужскй тип. Власов — не мужик, как и все, вот такие, избравшие себе в короли Уй и Брюхо. Да полно таких вокруг, они предают женщин, детей, Родину, честь, совесть…

Никого из них не вешают. Вот и отлично, что хоть одного повесили. Я честно, многих жалею, и плачу, глядя хронику, не только о своих-наших, но о тех, кто был на другой стороне, об этих мальчиках-юнкерах, из Югославии, оказавшихся в Русском корпусе, о казачках, бросавшихся в реку, с детьми на руках, в Лиенце…

Но глядя, как Власов болтается в петле, как в детстве подумала:

— Так тебе и надо. Предатель.

Одесса 2018.

ХОРОШИЙ ПЛОХОЙ ПАРЕНЬ

Когда мне было шесть лет — моему деду подарили Библию с рисунками Доре.

Ту самую, которую Том Сойер выиграл, накопив десять желтых билетиков. На русском. Новый Завет, старинное издание Вольфа.

Дед был еврей. Не знаю, ходил ли он в синагогу. Но он ходил в Публичку — читать еврейские книги на идише и на иврите. Дети его — мой папа и его брат, были обрезаны. Бабушкин родной брат был старостой в синагоге — я его там однажды встретила. И по пятницам в доме была «гефилтэ фиш». Правда никаких свечей не зажигали и никаких молитв не читали. Такой вот постмодернизм советских евреев, пуганых-перепуганых. Оба они, и дед и бабушка приехали в Питер в начале 20-х. Этот дед, папин отец был из под Умани, бабушка из под Витебска. Он в юности однажды вступил было в партию, но быстро потерял партбилет, и бабушка уговорила его нигде это не объявлять и просто забыть навеки про эту партию. Она чувствовала, что у евреев никакой своей партии быть не может. И что никакая свобода не пришла. И что жить надо — тихо, чтобы там наверху тебя поменьше замечали.

Очень мудрая была бабушка. Звали ее Соня.

А на самом деле Сэнэ-Липехт.

И все равно, она не спасла бы его от войны.

Его забрали еще до Отечественной — на Финскую. И спасла его пуля-умница, влетевшая в голову и вылетевшая в ухо. Оказывается, солдат не может быть глух, даже на одно ухо. Дед больше года лежал в госпитале и потом его отправили на Урал — работать на военном заводе. Не было бы той пули — не было бы меня. Он был в пехоте.

Скорее всего его убили бы. После войны дед работал в реставрационных мастерских Русского музея.

Он был столяр — краснодеревщик. Вся мебель у них в доме была сделана его руками, красного дерева — строгая и очень красивая. Библию подарил ему друг, тоже столяр, работавший там же. На вопрос, почему этот человек подарил моему деду-еврею Новый завет, родственники отвечали, как само собой разумеющееся: — Ну потому, что он считал, что наш деда Мика — святой человек. В детстве меня вполне устраивал такой ответ. Нынче я думаю, что этот русский столяр был верующий, православный. И наблюдая моего деда, человека действительно добрейшего из всех, кого я знала, он пришел к выводу что дед — совершенно истинный христианин, живет по-христиански и просто не знает об этом. Я думаю, что это был подарок — миссионерский. И еще я думаю, что эти два человека часто оставались вдвоем там, в мастерских Русского, на какие то сверхурочные работы, что они доверяли друг другу и свободно разговаривали, спорили, наверное о Боге, о вере… И этот подарок был попыткой повернуть деда лицом к христианству. Однако дед сразу принес эту книгу нам, подарил папе-художнику, как уникальное художественное издание. И я с шести лет рассматривала эти картинки, всю эту историю