Канатоходец. Записки городского сумасшедшего - Дежнев Николай Борисович
Я видел Джинджера сидящим за компьютером в поисках подтверждения вмешательства в дела людей Небесной канцелярии, он принадлежал к тому типу жилистых русских мужиков, что тащат на себе телегу истории страны. Анализ в России частоты рукотворных катастроф не мог не наводить на мысль, что при царящей повсюду безответственности и коррумпированности власти только милостью Господа мы и спасаемся…
Перед глазами что-то мельтешило. Я потер их с силой пальцами. Джинджер водил перед моим носом из стороны в сторону рукой.
— Ку-ку, я все еще здесь!
— Прости, задумался, — улыбнулся я, возвращаясь в рюмочную, — нс самый простой выдался сегодня день! — Провел но лицу ладонью. — Почудилось, что ты похож на героя моего романа…
— Так ты что, писатель? — поднял он брови, хотя, кажется, ничуть тому нс удивился. — Извини за выспренность, беллетрист? Тогда здесь тебе самое место. Вэлком, как говорится, в союз творческих неудачников!
Убеждать его, что к таковым не отношусь, означало бы практиковаться и лицемерии,
—Представляешь, продолжал я, нгиорируя его замечание, — парень искал доказательство существования бora…
— И тем, ты считаешь, он смахивает на меня? — усомнился Джинджер. — А впрочем, почему бы и нет! Вряд ли можно найти человека, кто так или иначе не задавался этим вопросом. Вариант беспроигрышный, внимание читающей публики обеспечено. — Саркастически усмехнулся: — Вот, значит, о чем ты пишешь!
Выражение его ставшей ехидной физиономии, как и довольно двусмысленный той, мне не понравились.
— А что тут такого?
— Да нет, — пожал плечами Джинджер, — ничего особенного!
Но спускать на свой счет сарказм я ему не собирался. С нажимом и не без агрессии продолжал:
— У меня, между прочим, есть роман, в котором я дал ответ на один из принципиальных вопросов человечества! В нем говорится о том, зачем Бог создал человека…
— Вот даже как! — присвистнул Джинджер. — Ну и зачем?..
— Не здесь же за стаканом водки об этом говорить! — хмыкнул я и, противореча себе, пустился в объяснения: — Пересказывать сюжет — последнее дело, намекну в двух словах. Христианская догма гласит, что Господь вечен и неизменен, так? В то же время утверждается, что Он живой и создал человека по образу Своему и подобию. Отсюда вытекает, что Творец, как и Его создание, должен изменяться, а именно совершать восхождение к себе высшему. В одиночку совершенствоваться невозможно, поэтому…
Умолк, посмотрел на Джинджера, но тот не изъявлял желания помочь мне догадкой.
— …поэтому Господу потребовался тот, с кем можно было бы вести диалог, вот Он и сотворил человека! Философы давно доискиваются смысла жизни, а он в том, чтобы соответствовать чаяниям Создателя, заниматься развитием собственного внутреннего мира…
В плотном воздухе рюмочной повисла пауза, стал слышнее шум голосов.
— Да-а… — протянул Джинджер, вскидывая руку почесать в затылке, — эка куда тебя занесло! В Писании сказано: во многие знания многие печали, а ты сдуру ломанулся в такие сферы… — Не закончив фразы, повернул мысль под другим углом: — В нашем с тобой возрасте пора бы знать, что есть темы, которых лучше не касаться. Не потому, что накажут, они выедают тебя изнутри, словно пустое яйцо. Ничего нового к сказанному в веках ты добавить не сможешь, а сомнения доведут тебя до внутренней опустошенности, этим все и закончится. Как бы высоко в своих рассуждениях ты человека ни ставил, он останется существом примитивным, да и людям эти твои изыски на фиг не нужны. Хочешь верь, хочешь нет — дело твое, но ручонки свои блудливые к религии не тяни, не баламуть источник, вода в котором отстоялась…
— …и подернулась ряской! — закончил я в тон ему.
— Ну тогда уже не ряской, а рясой, если придерживаться твоей логики! — Прикурив свежую сигарету, Джинджер принялся рассматривать ее красный огонек. — Пустое это, Коль, неблагодарное, брат, затеял ты дело. Все, кому не лень, будут вешать на тебя собак, а они кусаются. Не мельтеши впереди паровоза, помрем, тогда и посмотрим. Проще надо относиться к себе, без этого твоего умственного мазохизма. Знающие жизнь люди не строят теорий, а наслаждаются созерцанием человеческой глупости. В нашей с тобой стране она цветет пышным цветом, куда ни взглянешь — обсмеешься до слез… правда, чаще до рыданий! Говоришь, люди созданы для внутреннего роста?.. Окстись! Выпуская их в мир, высшие силы заботились о корме для клопов, гипотеза, кстати, ничем не хуже твоей. Над человеком надо потешаться, но не стоит забывать и о себе, умение посмеяться над собой — признак зрелого ума. Мой тебе совет: отпусти вожжи, и ты станешь свидетелем того, с какой непринужденностью подхватит и понесет тебя легкость бытия…
Видя, что Джинджер поймал кураж, я тем не менее попытался вставить слово:
— Роман написан довольно давно…
Он меня тут же перебил:
— По таким делам, старик, срока давности не существует! Ладно, шучу… а может, и не шучу, кто меня знает. В любом случае не надо дразнить Провидение, это кончается одинаково скверно. Стоило тебе спуститься по ступенькам, как я сказал себе: с этим парнем творится что-то неладное, он нуждается в помощи. Я не поклонник кубизма, но, взглянув на твое лицо, сразу о нем вспомнил, такое оно было перекошенное. Да, все мы смертны, но это отнюдь не означает, что надо портить себе жизнь угрюмостью страдающего геморроем носорога. Она, эта наша с тобой жизнь, штука забавная, в нее нужно научиться играть, и первые уроки мастерства я готов тебе преподать… — Поднял, требуя внимания, указательный палец. — Заметь, совершенно бесплатно! Брать за такое бабки грешно…
Редкостное трепло, думал я, слушая его вполуха, наплел семь бочек арестантов и радуется, намешал всего погуще и думает, я эту жвачку проглочу. И все же я был Джинджеру благодарен уже за то, что он не дал мне погрузиться в омут собственных безрадостных мыслей. Пусть клоун, пусть юродивый, но в человеческих качествах ему не откажешь, добрый малый с исковерканной обстоятельствами судьбой.
Прикончив остававшуюся в стакане водку, я взялся за канапе, как вдруг что-то в облике моего нового знакомого показалось мне странным. Выражение его худого, подвижного лица быстро менялось. Вместо привычной кривенькой ухмылочки на бледные губы выползла улыбка смущения, взгляд, избегая моего, уперся в зашарканный пол. Нечасто случается, что ты становишься свидетелем происходящей в душе человека борьбы, именно ее я видел собственными глазами. Не возникало сомнения, парень чувствует себя не в своей тарелке и не может на что-то решиться.
Как если бы в продолжение монолога, Джинджер пожал едва заметно плечами.
— Не хотел тебе говорить… — Запнулся, выглядел совсем уж виноватым. — Думаешь, я просто так тебя развлекаю? Нет, Николаша, дело в том, что я к тебе приставлен…
— Как это? — не понял я. — Кем? Зачем?.. Неужели Морт, его проделки? Больше некому! Не зря же Джинджер сказал, что все мы смертны, явно подослан ко мне месье. Тень смерти, говорят, бежит впереди нее, сейчас откроется дверь и войдет он сам в струящемся черном балахоне. Так всегда и бывает, когда ты ни сном ни духом! В желудке образовалась предательская слабость. Приступ неврастении раскручивался по спирали. По замершему в ужасе сознанию заметалась нечесаная старуха в развевающихся белых одеждах. Сердце в груди бухало колоколом. Почему сейчас? Да, отпущенное время, двадцать лет, я прожил, но ведь есть еще какие-то планы, еще живы надежды! К горлу подкатил комок, дыхание перехватило. Я не спускал с двери рюмочной воспаленного взгляда, но прошла вечность, а ничего не произошло.
С трудом разжал задеревеневшие губы:
— Кем? Кем приставлен?
— А то ты сам не знаешь! — сделал вид, что удивился Джинджер. Продолжил с озабоченным видом: — Побледнел как полотно. Погоди, я мигом…
Сгреб с мрамора столешницы деньги и метнулся к прилавку. Принес накрытые тарелкой со снедью три стакана и, на манер заботливой сиделки, подал мне один из них:
— Пей!
Из своего отхлебнул торопливо, мол, не до того. Я выпил. Вкуса водки не почувствовал. Страх продолжал вибрировать под сердцем овечьим хвостиком. Внутренняя дрожь не прошла, но дышать стало легче.
