Моего айдола осуждают - Усами Рин
– Так о чем тогда? – В моем голосе зазвучали слезы. – Работай, работай. А я не могу! Ты что, не знаешь, что мне в больнице сказали? Я не такая, как все.
– Ты снова все валишь на это.
– Не валю, не в-валю я! – Дыхание перехватило, и из горла вырывались сдавленные звуки.
Молча спустилась сестра – я видела краем глаза, как она застыла на месте. Мне было обидно, что тело подчиняет меня себе, что оно заставляет меня плакать.
Собственные всхлипы казались мне излишне громкими.
– Ну, хватит уже, – внезапно встряла молчавшая до сих пор сестра. Она смотрела в окно. Отец хотел было что-то сказать, но передумал.
– Знаете, о чем я подумала?.. Пусть себе. Пусть попробует пожить одна. Ей же тяжело с нами.
Крыша протекала, и звук капель – плям, плям, – словно мягкие удары ладонью, эхом разносился в пространстве, где мы находились втроем. Осенний дождь был чистым, холодным, он медленно разрушал наш пустой дом.
В конце концов было решено, что я перееду в бабушкин дом. Родители выдали мне денег на жизнь, и я распрощалась с закусочной. Правда, не по своей воле. Семье я сказала, что мне нужно много свободного времени для поисков работы, а на самом деле я просто забыла предупредить начальство, что в течение тех нескольких траурных дней не появлюсь, и мне позвонила Сатиё.
– Я знаю, что ты старалась, но ты же понимаешь, мы все-таки торговая точка… – сказала она. – Так что прости, Акари.
За несколько дней до этого я, стоя у киоска на станции, прочитала в газетной статье: «Похоже, что Масаки Уэно из группы Mazama-za съехался с неизвестной красоткой лет двадцати. Он все больше отдаляется от фанатов». В общем-то, у них в группе запрета на любовные отношения не было, в интервью он тоже говорил: «В будущем собираюсь жениться». Там писали про «клеймо» и «потерю статуса айдола», «гнев поклонников», но лично я совсем не сердилась. На фото, где айдол был в больших солнечных очках и с пакетом из супермаркета, он выглядел как-то неловко.
С улицы до меня долетели вопли ребенка. Показалось, что они звучат где-то у меня глубоко в ушах. В сумерках все без разбора звуки попадают в уши. Вот-вот должно было наступить обещанное время его прямого эфира в инстаграме.
Я высыпала в плошку лапшу быстрого приготовления со вкусом курицы, которую закупила в большом количестве. Обычно во время эфира он обедал, и я решила, что, если буду есть вместе с ним, возможно, у меня появится аппетит, поэтому я подготовлю все и буду ждать. Я брала в прокате фильмы, которые он советовал, смотрела на ютьюбе видео артистов, которые он считал интересными. Засыпала после его «спокойной ночи» в ночных трансляциях.
Я сообразила, что сначала нужно вскипятить воду. Поставила на огонь чайник, засунула ноги под старую жаровню котацу [23], и тут как раз в телефоне начался эфир.
Сначала крупным планом появились его глаза. «Вам видно?» – спросил он. Он отодвинулся от экрана, и стали видны его фигура в спортивном костюме, коротко постриженные волосы – короче, чем обычно, – и серьезное, чуть смущенное лицо.
Посыпались комментарии:
Было здорово осознавать, что в тот момент он читал наши комментарии на экране своего телефона.
Я тоже отправила комментарий:
Затем появился чей-то комментарий:
Он отводил глаза, поэтому отреагировал с некоторым запозданием: «О, день рождения? Поздравляю!»
Рекой полились записи:
Он, чуть сморщив верхнюю губу, несколько вымученно улыбнулся. На секунду изображение исказилось, а потом он показал бутылку:
– Это кола. А еще я доставку заказал: суши, салат и гёдза.
Он подпер щеку рукой и смотрел в экран. Я понимала, что его глаза двигались просто потому, что он выбирал, на какой комментарий ответить, но его немного растерянное лицо выглядело так мило, что я сделала скриншот. Правда, он моргнул, и я сделала еще несколько снимков, подгадывая момент. Позади него лежали подушка и игрушечный медвежонок, и я удивилась. Он ведь рассказывал, что у него детская травма от кигуруми, потому что в детстве он выступал в какой-то образовательной передаче. «Не знаю, действительно ли это повлияло или нет, но я до сих пор боюсь этих кигуруми. Возможно, и плюшевых игрушек тоже буду бояться».
Я вытащила файл, в котором лежал листок с перечислением «того, что он не любит», – там действительно было так написано. Где-то в глубине его квартиры звякнул звонок.
– Привезли еду, подождите, хорошо? – С этими словами он встал, но тут раздался какой-то треск, и изображение чуть сдвинулось, так что у меня даже закружилась голова. Наверное, телефон упал с подставки. На экране появились стена и часть вида за окном, но он тут же, ойкнув, все поправил.
– Извините.
Кажется, его позвали, и он немного смутился. С той стороны экрана замолчали, и поверх наушников до меня долетел какой-то звук. Я вынула их из ушей. Потрескивающий звук, как будто что-то горит, стал сильнее, я пошла на кухню и увидела, что вода закипела и выплескивается из чайника. Я выключила плиту и стала заливать лапшу в плошке, но чуть не уронила мобильник, который держала в правой руке. Он вернулся, непривычно громко смеясь. «Ну вот», – подумала я. Пропустила, почему он смеется. Захотелось перекрутить назад, но и посмотреть в прямом эфире хотелось, поэтому придется потом пересматривать. Строго говоря, наверняка есть какой-то временной лаг, но, в отличие от смонтированных DVD или CD, глядя на изображение, которое опаздывает всего на несколько секунд, словно чувствуешь тепло его тела, сохраняющееся на экране. За окном, которое я закрыла, чтобы включить кондиционер, верх каменной ограды начал темнеть: начался вечерний ливень.
Он вернулся и показал коробочку. Там в основном были суши с лососем, слегка обжаренным на открытом огне, и в комментариях посыпались шуточки. Есть у него такая особенность: любимую еду он ест помногу. Когда в чате его спросили, не надоедает ли, он с серьезным лицом ответил: «Хочется ведь наполнять желудок только любимой едой». Сдерживая расплывающуюся улыбку, словно говорящую: «Жареный лосось – вкуснятина!», он принялся уплетать еду за обе щеки. Стараясь аккуратно ухватить все вплоть до рисинки, несколько раз он замолкал. Пока я разрываю зубами не разбухшую до конца лапшу, появляется комментарий:
