Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7
Артем ведь тоже убивал или, по крайне мере, хотел убивать тех людей, что стреляли в него, но его убийство было другое, маленькое, подконтрольное ему. Смерть, которую нес он, не была уродливой — аккуратная дырочка в теле, и все. Его смерть была справедливой — она давала шанс спрятаться от пульки, укрыться от неё за стеной, как он сам не раз укрывался от их пуль. Укрыться же от КПВТ было невозможно, этот калибр доставал везде, пробивал стены насквозь и убивал, убивал страшно, с ревом, отрывая головы, выворачивая тела наизнанку, срывая мясо и оставляя в бушлатах только кости.
Он не испытывал никакой жалости к чехам или угрызений совести. Мы враги. Их надо убивать, и все. Всеми доступными способами. И чем быстрее, чем технически проще это сделать, тем лучше.
Просто…
У них ведь тоже есть КПВТ.
Пока бэтэры обрабатывали село, пехота успела сгруппироваться в лесу. Артем с Ситниковым пропустили всех мимо себя, поднялись последними, и, коротко постреливая, побежали вслед за своими.
Одним рывком пробежав через лес, они выскочили на опушку, за которой начинался коровий выпас. БТРы уже были здесь. Отстрелявшись, они обогнули лесок и медленно двигались по колее вдоль села, изредка давая по домам одну-две очереди. Пехота, пригибаясь, перебегала за ними, шла, укрываясь броней.
На выходе из леска Артем нос к носу столкнулся с Игорем. Тот тоже задержался, пропуская свое отделение. По своей привычке ткнув Артема в плечо, Игорь осклабился:
— Жив?
Артем улыбнулся в ответ:
— Жив. А ты?
— А чего мне! Жив… Ух, ё, отоварились мы неплохо! — Игорь еще не отошел от боя, был возбужден, весел. — Наши машины за вами шли. Слышим, у вас пальба началась. Мы — к вам. Тут ка-ак пошло — со всех сторон из автоматов. Думал, всех покрошит… Суки, сзади они зашли, с тыла. А тут разведчик еще этот ваш, как его, Антоха. Мы его чуть не шлепнули — смотрим, из кустов кто-то выбегает и на броню к нам лезет. Думали, чех…
— Чего с Антохой-то? Ранило?
— Да нет, его с машины ветвями сбросило… Блин, а далеко нам еще бежать-то, смотри. — Игорь смерил расстояние до поворота, где за сараем стоял комбатовский бэтэр и кончалась зона видимости из той окраины села, где были чехи. — Пока по лесу этому набегался, устал, как собака. И на черта я броник надел! Ладно, давай первым, я прикрою.
Пока они обменивались новостями, пехота отошла, и Артем с Игорем остались вдвоем.
— Нет, давай сам отходи. Вон до той арматурины, я за тобой.
— Лады. — Игорь поправил броник, пригнулся и побежал к лежащему метрах в пятнадцати от них то ли фрагменту башенного крана то ли какому-то куску с элеватора. Добежав, упал с разбега, перевернулся головой к селу, взяв его на прицел, махнул Артему рукой.
Выходить из-за деревьев на открытое пространство было неприятно. В голове промелькнула картинка — неслышно вылетающий из кустов трассер, летящий прямо в них, и твердая башня, и рикошет внутрь тела. Артем глянул на дома. Совсем рядом, с такого расстояния из СВД в ухо попасть можно. Если шмальнут напоследок, убьют с первой пули, не спрячешься.
Стараясь не думать об этом, он рванул из-за деревьев, помчался к Игорю.
Пехоту они догнали в два приема, влились в очередность перебежек.
Артем перебегал уже с трудом. Каждый раз падать и подниматься было невыносимо, ноги и руки дрожали, и он, проклиная неудобный броник, чертову связь и эту паскудную рацию, едри её в бога душу мать-то, после очередного рывка уже не падал, лишь приседал на одно колено, тяжело дыша, с тоской примеривался к следующему броску, и к следующему, и дальше, до поворота, где за сараем остался комбатовский бэтэр, и до которого было еще метров триста, не меньше.
Невероятно хотелось пить. Вода, которую он набрал еще вчера в батальоне, перед выездом на болото, вчера же и закончилась. Ненужная фляжка теперь только мешала, стучала по бедру. Пустая, она оказалась намного тяжелее полной.
Артем с трудом отгонял желание напиться из лужи. Целый день он, экономя тепло, старался не пить холодную воду, а те запасы жидкости, что оставались в организме, выжал из него броник, выдавил по капле из каждой поры. Пот ручьями заливал глаза, во рту пересохло, спину ломило так, что, казалось, уже не в жизнь не разогнуться. Ставшее насквозь мокрым белье липло к телу, при каждом движении из-под ворота пыхало влажным жаром. Неподъемный автомат оттягивал руки. Хотелось выбросить из карманов все, даже иголку. Сил совсем уже не осталось, и вскоре Артем перестал даже приседать на колено, просто устало шел, пригнув голову.
Рядом также тяжело тащился Игорь.
Пехота тоже уже не перебегала — брела. Все чертовски устали.
Они отходили по усеянному коровьими лепешками полю, не обращая внимания на оставшиеся за спиной дома, где все еще могли быть чехи, мечтая лишь поскорее добраться до брони, лечь и вытянуть гудящие ноги.
Но растянуться на броне комбат не дал. Когда они дошли до поворота, и уже полезли по машинам, комбат, кроя их матюгами, приказал отходить дальше, до позиций «семерки», до которых было еще полкилометра, и где он вчера разговаривал с Василием. Вчера? Как давно это было, как долго тянется день… И никак не закончится, зараза, и снова куда-то идти!
И они, прикрываясь броней, опять шли, лезли через канаву с грязной водой, в которой вчера застревали бэтэры, поскальзывались на жидкой глине, падали и возились в грязи, уже не в состоянии подняться самостоятельно. И поднимать других сил тоже уже не осталось.
До первого окопа, где над бруствером торчали головы семерки, с любопытством разглядывающей их, выходящих из боя, оставалось всего метров пятнадцать, когда Артем почувствовал, что больше не может сделать ни шагу. Разгоняя цветной калейдоскоп перед глазами, он наощупь опустился на небольшую кочку, привалился к ней спиной, выбрав место между двух коровьих лепешек. Рядом упал Игорь. Пехота также осыпалась на землю, чуть-чуть не доползя до окопов, вырытых семеркой слишком далеко, уже за пределом человеческих сил.
Они сидели, тяжело дыша, не в силах сказать ни слова, хватая пересохшими ртами воздух. Десятки глоток хрипло сипели, натруженные легкие впитывали кислород. В холодном воздухе над ними поднимался пар.
Но жажда была сильнее усталости, и, облизав растрескавшиеся губы, Артем выдавил из себя:
— Мужики… Воды… Пить…
Из окопа вытащили алюминиевый бидон — в таких в деревнях хранят молоко — поставили перед ними, протянули черпак. Артем откинул крышку, заглянул внутрь. Вода была мутная, с водорослями, и когда он окунул в неё черпак, из-под ряски выскользнули два малька, заметались в небольшом пространстве, ударяясь в стенки, подняли со дна ил.
