Гейл Форман - Я была здесь
– Потрахались.
– Вы переспали, – повторяю я. Уж это-то я знаю. Что после того единственного раза моя подруга не стала бы делать это с тем, к кому не испытывает серьезного интереса. – Мэг не из тех, кому надо было просто потрахаться.
– Ну, я ее трахнул, – повторяет Бэн. – А после того, как трахнешь друга, все портится. – Он еще раз нажимает на кнопку зажигалки, а потом пламя снова гаснет. – И я знал, что так будет, но все равно сделал.
Его честность одновременно и притягивает, и отталкивает, словно какая-то ужасная автокатастрофа, на которую глазеешь, хоть и понимаешь, что потом будут сниться кошмары.
– Если ты знал, что это все испортит, то зачем тогда?
Он вздыхает, качая головой.
– Ну, ты знаешь, как это бывает, все происходит случайно и быстро, о последствиях не успеваешь задуматься. – Бэн смотрит на меня, но дело-то в том, что я не знаю. Кого-то это, может, и шокирует, но со мной такого ни разу не было. Когда родишься в семье «белой швали», делаешь все, чтобы вырваться из этой западни. Хотя в большинстве случаев от судьбы все равно не уйти. Но все же рыть себе яму и трахаться с каким-нибудь неудачником из нашего Зажопинска я не буду.
Я молча смотрю в сторону детской площадки.
– Это всего один раз случилось, но хватило. А после этого пошла фигня.
– Когда именно? – интересуюсь я.
– Трудно сказать. В районе Дня благодарения. А что?
Ясно. Письмо насчет совета не спать с барменами пришло как раз чуть раньше. Но котята? Они, судя по всему, появились после зимних каникул. А история про то, как мистер Педью схватил меня за задницу – в феврале, всего за несколько недель до смерти.
– Но если это было так давно, как вышло, что ты в курсе последних известий? О котятах? Обо мне?
– Я думал, ты читала наши письма.
– Всего парочку.
Он кривится.
– То есть ты не в курсе всего, что она мне писала?
– Нет. Ее письма начиная с января до приблизительно за неделю до смерти удалены.
Судя по лицу, Бэн очень удивлен.
– У тебя комп с собой?
– Я смотрела на ноутбуке Мэг. Он у нее в комнате.
Он сминает обертки от еды.
– Идем.
Бэн открывает свою почту на сервере. Поиск по ее имени выдает целую кучу писем. Он слезает со стула, уступая место мне. В дверь влетает Еще Раз и начинает точить коготки о картонные коробки.
Я вижу самое начало – флирт со стебом, про Кита Муна и «Rolling Stones». И перевожу взгляд на Бэна.
– Смотри дальше, – говорит он.
Я смотрю. Флирта становится все больше. Письма – длиннее. Затем случается секс. Который как бы служит черной разделительной чертой. После которой письма Бэна становятся отстраненными, а Мэг – полными отчаяния. И еще какими-то странными. Если бы она писала такое мне, может, так бы не показалось. Но она рассказывала все это Бэну, чуваку, с которым они один раз переспали. Она исписывала целые страницы, повествуя обо всей своей жизни в подробностях, о котятах, обо мне, как будто очень детальные дневниковые записи. И чем сильнее он ее отталкивал, тем больше она писала. Но не сказать, что она совсем ничего не замечала. Мэг явно понимала, что ее поведение может выглядеть странновато – несколько писем страниц по 8–10 она закончила словами: «Мы же все еще друзья, да?» – словно хотела в этом убедиться. Словно просила разрешения и впредь рассказывать ему все это. Мне неловко это читать, в том числе и за нее неловко. Вот почему она стерла все отправленное?
И такие письма она писала ему каждые два-три дня в течение нескольких недель, прочитать их все невозможно – не только потому, что они жутко длинные, но и потому, что у меня внутри от них все страшно переворачивается. В письмах Мэг еще и ссылается на эсэмэски и телефонные звонки. Я спрашиваю у Бэна, сколько их было, но он не отвечает. Затем идет одно из его последних сообщений: «Найди себе другого собеседника», – написал он. И вскоре еще: «Отстань от меня». И мне вспоминается ее последнее: «Больше тебе обо мне беспокоиться не придется».
Надо остановиться. Бэн смотрит на меня так, что мне совсем не нравится. Мне больше подходил самодовольный наглец, которого я встретила пару дней назад. Поскольку я бы предпочла его ненавидеть. Я совсем не хочу, чтобы он смотрел на меня с нежностью. Не хочу видеть его уязвимость, его мольбу, словно теперь ему требуется поддержка. И уж точно мне не нужны никакие проявления щедрости с его стороны, например, чтобы он разбирался с котятами, что Бэн и предлагает.
Я лишь смотрю на него – типа: «Да кем ты себя возомнил?»
– Когда поеду домой, в Бэнд, отвезу их матери. У нее и так там, считай, зоопарк, так что еще две приблуды ей не помешают.
– А до тех пор где они будут жить?
– Я в Сиэтле с ребятами дом снимаю. Там есть двор. А соседи все веганы, защитники прав животных, так что не откажут – иначе будут выглядеть лицемерами.
– На фига это тебе? – интересуюсь я. Не знаю, зачем я спорю. Дом котам нужен, и Бэн – единственный желающий. Так что мне бы помолчать.
– Я вроде только что объяснил, – в голосе снова зазвучал рык, и я рада его слышать.
Но, судя по тому, что он смотрит куда угодно, только не на меня, мне кажется, что Бэн и сам понимает, что ничего не объяснил. И судя по тому, что я смотрю куда угодно, только не на него, лучше и не объяснять.
На следующее утро Бэн заезжает за котятами, а я заклеиваю скотчем последние коробки. Я сажаю Раза и Еще Раза в переноску, собираю их игрушки и отдаю все это ему.
– Ты куда поедешь? – спрашивает он.
– Сначала в Ю-Пи-Эс, а потом на автовокзал.
– Могу подбросить.
– Спасибо. Я такси вызову.
Кто-то из котят мяукает.
– Не ерунди, – говорит Бэн, – тебе же два раза платить придется.
Я отчасти опасаюсь, что он передумает брать котят, и поэтому предлагает меня подвезти, но он начинает грузить сумки в багажник, а переноску ставит на заднее сиденье. В тачке у него грязно, куча банок из-под «Ред Булл», пахнет куревом. На заднем сиденье еще и валяется смятый расшитый бисером кардиган.
Гарри Канг, таинственный сосед Мэг, помогает нам погрузить в машину коробки, после чего, хотя за все время моего пребывания здесь мы с ним и парой слов не обмолвились, он хватает меня за руку и говорит: «Пожалуйста, передай родственникам Мэг, что моя семья за них каждый день молится. – И, посмотрев на меня какое-то время, добавляет: – Скажу им, чтобы за тебя тоже помолились». Вообще, после смерти подруги мне подобную чушь говорят постоянно, но от неожиданных слов Гарри у меня комок встает в горле.
