Андрей Шляхов - Доктор Данилов в тюремной больнице
Данилов отправил зэка в коридор и сказал следующему по очереди, чтобы тот подождал минуту-две.
— Спасибо, Марина, — сказал он медсестре.
— Не за что! — буркнула Марина. — Просто их нельзя распускать — на шею сядут! Вы, Владимир Александрович, извините меня, конечно, но я скажу уж как есть: вы иногда с хорошим отношением перебарщиваете. Этого пассажира надо было разворачивать сразу же после того, как он начал языком молоть. Все они больные, только мы здоровые! Завязывайте с добротой как можно скорее, спокойней работать будет.
«Первый раз в жизни меня критикуют за хороший характер, — подумал Данилов. — Лене расскажу, так она ж мне не поверит».
— Если разрешите, я займусь следующим сама, — предложила Марина. — В качестве наглядного примера.
— Спасибо, не надо, — отказался Данилов и, опасаясь, что Марина обидится (всегда неприятно, когда ты предлагаешь что-либо от чистого сердца, а слышишь в ответ отказ), добавил: — Не годится перекладывать на вас мою работу.
— Как скажете, — ответила Марина, но вроде бы не обиделась.
Следующий зэк был молод — двадцать восемь лет, но уже получил второй срок. Он не жаловался на самочувствие, но сообщил, что два года проучился в фельдшерском училище, поинтересовался, не нужны ли в медчасти санитары. Данилов ответил, что подобные вопросы надо решать после карантина при участии начальника отряда.
Огорченный зэк не успел выйти в коридор, как оттуда послышались крики и приглушенные звуки ударов твердым по мягкому.
— Начинается, — поморщилась Марина.
Дверь распахнулась, на пороге появился незнакомый Данилову прапорщик в пятнистом камуфляже и сдвинутой на затылок фуражке.
— Выходи! — скомандовал он зэку.
Тот встал и, опасливо косясь на дубинку в правой руке прапорщика, вышел в коридор.
— Технический перерыв! — объявил прапорщик Данилову и Марине, прежде чем закрыть дверь.
Крики сменились стонами. Звуки ударов внезапно прекратились, и раздалась команда: «Выходи!» Протопали шаги, хлопнула дверь, и все стихло.
— Редко когда этап не борзанет, — сказала Марина и, увидев непонимание в глазах Данилова, перевела: — Почти каждый раз кто-то да попробует качать права. Но у нас это быстро лечат.
— И долго продлится наш перерыв?
— До завтра! — хмыкнула Марина. — Сейчас им вправят мозги, потом начнут приходить в себя… Вам, кстати, про освидетельствования Лариса Алексеевна говорила?
— Вроде нет, — на Данилова в последнее время обрушилась столь огромная лавина информации, что нетрудно было что-то и упустить. — Не припомню.
— Если вам придется освидетельствовать спецконтингент на предмет телесных повреждений, прежде всего надо узнать причину. Если двое осужденных подрались между собой — пишите, как есть, если же осужденному наваляли сотрудники, то надо, это самое, сглаживать.
— Как именно?
— Ну, не описывать слишком уж подробно, — медсестра многозначительно посмотрела на Данилова. — Написать что-нибудь легкое или что ничего нет. В тюрьме не принято подставлять своих.
— Это нигде не принято, — ответил Данилов. — Только каждый вкладывает в слово «подставлять» свой смысл. Кстати, Марина, а почему вы говорите «в тюрьме», а не «в колонии»?
— Тюрьма — общее неформальное название всех учреждений в нашей системе, а не вид режима. Наша медчасть не что иное, как тюремная больница. А вы, Владимир Александрович, — тюремный доктор. Нравится вам такой титул?
— Хоть горшком назови, только в печку не ставь, — отшутился Данилов.
Медсестра не улыбнулась. Она поперекладывала с места на место бумажки, лежавшие на столе, и встала.
— Я к старшей медсестре, — сказала она в ответ на вопросительный взгляд Данилова и добавила: — Пока все равно делать нечего.
— И часто здесь подобное затишье? — поинтересовался Данилов.
— Почти каждый день. Карты этапников пусть лежат у меня на столе до завтра, не надо их уносить. Будете выходить, дверь не запирайте.
— А я только-только хотел спросить, у кого можно получить ключ от кабинета.
— Они у дежурного инспектора. Днем у нас все двери открыты, проще контролировать, не приходится гадать о том, что там за запертой дверью творится — никого нет или кто-то из осужденных доктора на кусочки режет…
После ухода медсестры Данилов посидел несколько минут в кабинете, привыкая к новой работе, а затем поднялся на второй этаж, чтобы сделать обход своих пациентов. Писанины в тюремной больнице было меньше, нежели в обычных поликлиниках. Записи в медицинской карте заключенного, находящегося в стационаре, положено делать один раз в три дня в случае легкого течения заболевания и ежедневно при состоянии средней тяжести или серьезном положении. Начальнику медицинской части полагается осматривать стационарных больных не реже одного раза в неделю, тяжелых — ежедневно. Кроме того, начальник медицинской части проводит осмотр больных при поступлении и перед выпиской из стационара. Иначе говоря, кому и сколько лежать, решала майор Бакланова. Она же назначала лечение. Данилову предстоял ежедневный контроль за состоянием больных терапевтического профиля.
— Не балуйте спецконтингент вниманием! — несколько раз напоминала Бакланова. — Зашли, спросили, как дела, и ушли. Я полноценно осматриваю раз в неделю. Чаще — только если серьезные жалобы или состояние ухудшилось.
Свободного времени у Данилова было достаточно, поэтому он сделал полноценный обход. Оставил записи в картах, проконтролировал назначения. Он подумал о том, что любой вольный стационар, жалующийся на нехватку лекарств, в сравнении с тюремной больницей можно считать купающимся в роскоши. Два антибиотика, один анальгетик, одно отхаркивающее, один антигистаминовый препарат… Зато можно передавать лекарства с воли, но только с санкции врача.
Вид из зарешеченного окна, выходящего во двор, был унылым. Асфальт, сетки оград, колючая проволока, осужденные, сотрудники. Здесь все выглядело каким-то серым и тусклым. «Тоскливо здесь, — подумал Данилов. — Это мне, сотруднику. А каково тем, кто здесь сидит?»
— Какие будут распоряжения?
Погрузившись в думы, Данилов не заметил подошедшего санитара из осужденных. Санитар был высок, щербат и лопоух.
— Никаких, — ответил Данилов и спустился на первый этаж.
Двое заключенных ждали очереди к стоматологу, один перетаптывался с ноги на ногу перед кабинетом хирурга. В терапевте Данилове никто не нуждался. Кабинет был пуст, Марина еще не пришла.
Данилов постоял немного перед единственным висевшим в его кабинете плакатом. Он был самодельным, написанным по транспаранту на листе ватмана. От времени лист пожелтел, а черная тушь немного выцвела. «Спецконтингент должен быть не менее одного раза в год осмотрен врачами-специалистами: терапевтом, психиатром, стоматологом или зубным врачом», — напоминал плакат. Дальше шел перечень того, что следует проводить в ходе осмотра: сбор анамнестических данных, антропометрическое исследование с измерением роста и массы тела, определение остроты зрения и слуха, туберкулинодиагностика, исследование общего анализа крови и общего анализа мочи, электрокардиограмма, флюорография или рентгенография органов грудной клетки и пневмотахометрия (метод функционального исследования легких с оценкой проходимости бронхов по величине объемной мощности вдоха и выдоха). Более унылого плаката вообразить было невозможно. «Хоть бы змею с рюмкой изобразили бы, что ли», — подумал Данилов.
