Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 2
– Привет, – сказал Томас, медленно поднимаясь с кровати.
Куэйлс, закрыв за собой дверь, повернул в замке ключ.
– Мне все известно, Джордах, – сказал он.
– Про что? – равнодушно спросил Том, не спуская глаз с ног Куэйлса, чтобы пресечь первое же его движение.
– О тебе и моей жене.
– Ах это, – сказал Томас. – Да, я ее трахал. Разве я тебе не говорил об этом?
Он был готов к его нападению и чуть не засмеялся, когда Куэйлс, этот денди ринга, этот приверженец стильного бокса, начал бой, нанося слепой, наугад, удар своей правой – удар не профессионала, а сопляка. Томас был готов к поединку и легко перешел в ближний бой. Обхватив Куэйлса, он связал ему руки, рядом не было рефери, и никто не мог их разнять. Томас наносил один за другим сильнейшие удары по корпусу со звериной жестокостью. Какое наслаждение! Затем, применив приемы старого, закаленного уличного бойца, он, не давая сопернику опомниться, прижал Куэйлса к стене, пресекая все его попытки вырваться из клинча. Отступив на шаг, чтобы нанести ему сокрушительный апперкот, он снова крепко обхватил его. Удерживая Куэйлса в своих железных объятиях, Томас наносил ему удары локтями, коленями, бил изо всех сил лбом по голове, вцепившись левой рукой в горло и не давая ему упасть, правой бил по лицу мощными, безжалостными ударами, один удар за другим без передышки. Когда Том выпустил Куэйлса из своей жесткой хватки и отошел от противника, тот рухнул на окровавленный ковер и остался лежать на нем лицом вниз, без сознания.
Кто-то забарабанил в дверь номера, и Том услышал голос Шульца. Он отпер дверь. В комнату ворвался менеджер. Одного быстрого взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что здесь произошло.
– Ты, глупый подонок, – сказал он. – Я только что видел его безмозглую жену, и она обо всем мне рассказала. Я надеялся успеть, но не успел. Ты мнишь себя великим комнатным боксером, так, Томми? За деньги ты не способен побить даже свою бабушку, но когда заходит речь о драке задаром, то здесь тебе нет равных. – Он опустился на колени перед лежащим неподвижно на ковре Куэйлсом. Перевернул его на спину, обследовал рану на лбу, провел рукой по лицу. – Кажется, ты сломал ему челюсть. Два идиота! Он не сможет выйти на ринг ни в эту пятницу, ни через четыре пятницы. Да, крутые ребята будут этим довольны, очень довольны. Они просто обезумеют от радости от того, что ты его разделал под орех. Сколько денег они вложили вот в эту лошадиную задницу, – он с размаху ткнул пальцем в инертное тело Куэйлса. – На твоем месте, парень, я бы немедленно смылся отсюда еще до того, как я вытащу из номера этого идиота и отвезу его в больницу. На твоем месте, я бежал бы, не останавливаясь, до самого океана, потом на любой посудине перемахнул бы через океан и, если тебе дорога твоя жизнь, не возвращался бы сюда минимум лет десять. И предупреждаю, самолетом лучше не лететь. Где бы ни приземлился твой самолет, тебя будут ждать, и у встречающих в руках будут отнюдь не букеты роз, уверяю тебя.
– Что же прикажешь мне делать? Идти пешком? – спросил Томас. – У меня в кармане десять баксов.
Куэйлс зашевелился. Шульц с тревогой посмотрел на него. Он поднялся с колен.
– Выйдем в коридор. – Он вытащил из замка ключ и, когда они вышли, запер дверь с другой стороны.
– Ты заслужил, чтобы они продырявили тебя как решето, поделом тебе, – сказал Шульц. – Но мы были с тобой столько лет вместе…– Он нервно огляделся. – Вот, возьми, – сказал он, вытаскивая несколько банкнот из бумажника. – Это все, что у меня есть. Сто пятьдесят баксов. Возьми мою машину. Она – внизу, ключ зажигания на месте. Оставишь ее на стоянке в аэропорту в Рино. Оттуда поезжай автобусом на восток. Я скажу, что ты украл машину. Что бы ты ни делал, чем бы ни занимался, ничего не сообщай о себе жене. Ни в коем случае. Они будут за ней следить. Я свяжусь с ней, скажу, что ты в бегах и что она о тебе долго ничего не услышит. И почаще меняй направление. Имей в виду, я совсем не шучу, советуя тебе уехать из страны. Теперь твоя жизнь здесь, в Соединенных Штатах, не стоит и двух центов.
Он, сморщив лоб с большим шрамом, помолчал, о чем-то размышляя.
– Думаю, что лучше всего тебе найти работу на корабле. Там будет безопаснее. Как приедешь в Нью-Йорк, отправляйся в гостиницу «Эгейская» на Западной Восемнадцатой улице. Там полно матросов-греков. Спросишь там администратора. У него длинное имя, но все его называют Пэппи. Он обычно обеспечивает рабочей силой грузовые суда, которые не ходят под американским флагом. Скажи, что это я прислал тебя и что я прошу, чтобы он помог тебе как можно скорее убраться из страны. Он не станет тебя ни о чем расспрашивать. Он мне кое-чем обязан еще с тех времен, когда я служил в торговом флоте во время войны. И не строй из себя умника. Не думай, что сможешь подзаработать несколько баксов на боксерских боях в Европе или в Японии, пусть даже под фальшивым именем. Отныне, с этой минуты, ты – только матрос, больше никто. Ты меня слышишь?
– Слышу, Шульц, слышу.
– И больше я никогда не желаю о тебе знать, понял?
– Понял, конечно. – Томас сделал шаг к двери своего номера.
Шульц остановил его:
– Куда это ты собрался?
– Но там мой паспорт. Он мне нужен.
– Где он лежит?
– В верхнем ящике шкафа.
– Подожди. Сейчас принесу. – Повернув ключ в замке, он вошел в номер. Через минуту он снова стоял перед ним в коридоре с его паспортом в руке.
– Вот, держи, – он шлепнул толстой книжкой по ладони Томаса. – И отныне старайся думать головой, а не своим хреном. А теперь проваливай. Мне еще придется собирать по частям этого кретина.
Томас спустился по лестнице в холл, прошел мимо игроков в кости. Он ничего не сказал клерку, который с удивлением посмотрел на него. Томас вспомнил, что на его кожаной куртке осталась кровь. Он вышел на улицу. Машина Шульца стояла за «кадиллаком» Куэйлса. Томас сел в автомобиль, завел мотор и медленно поехал к главному шоссе. Не хватало еще, чтобы его сегодня задержали за превышение скорости здесь, в Лас-Вегасе. Кровь с куртки он смоет позже.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Они договорились встретиться в одиннадцать, но Джин позвонила и предупредила, что опоздает на несколько минут.
– Ничего страшного, – ответил Рудольф, все равно он пока занят, нужно сделать еще несколько звонков.
Было долгожданное субботнее утро: всю неделю он был очень занят и никак не мог выкроить даже несколько минут, чтобы позвонить сестре, и теперь его мучила совесть. После того как он вернулся с похорон Колина, он обычно звонил сестре, по крайней мере, два-три раза в неделю. Он предложил Гретхен приехать к нему на Пасху, остановиться в его квартире, а это означало, что квартира будет полностью в ее распоряжении. Старик Калдервуд наотрез отказался перенести центральный офис в Нью-Йорк, поэтому Рудольф не мог проводить в квартире больше десяти дней в месяц. Однако Гретхен решила, что останется в Калифорнии, хотя бы на время. Берк не позаботился о завещании, или даже если он его составил, то его никто не смог обнаружить, так что пока адвокаты грызлись друг с другом, бывшая жена Берка через суд пыталась отобрать у Гретхен большую часть его состояния и выселить Гретхен из их дома и прибегла к прочим неприятным для Гретхен, но допускаемым законом уловкам.
