Чарльз Мартин - Женщина без имени
Глава 5
Когда устье Шарк-Ривер осталось позади, мы миновали еще несколько устьев рек, включая Лостманс и Чатем. Устье Чатема означало, что дом недалеко. Прилив был высоким, когда мы миновали отмели у Чатем-Бенд, позади Дак-Рок и с подветренной стороны Павильон-Ки. Очень давно перед мангровыми зарослями кто-то построил дом на сваях, который смотрел на залив. Великолепный вид и отличные возможности для рыбалки, но, так как дом оказался на пути почти каждого урагана, пролетавшего мимо, жить в нем оказалось невозможно. Позже он служил лагерем для рыбаков или пристанью для таких парней, как я. Так как у дома осталось всего двенадцать обросших ракушками опор, он не мог служить укрытием от ураганов, но позволял без риска бросить якорь моему дому на воде, «Прочитанному роману».
В три часа утра я заглушил мотор и привязал быстроходную «Снежную королеву» к корме своей собственной лодки. Кейти Квин спала крепким сном, поэтому я поднял ее на руки, перенес на свою яхту, осторожно уложил на кровать в каюте и вышел, закрыв за собой дверь. Она даже не шелохнулась. Я не знал, спит ли она или мастерски притворяется.
Стеди ждал меня на камбузе. Он только пожал плечами, когда я вышел. Выдержав сегодня больше личных контактов, чем за долгие годы, я поднялся на палубу и повесил гамак. Ночи в этих местах волшебные. Я стоял на крыше своей яхты и смотрел, как «шаттл» по спирали пронзает пространство, следил за спутниками на их орбитах в небе и наблюдал за тем, как Марс карабкается по черному мраморному полу небес.
* * *Болотистая местность Эверглейдс во Флориде начинается как река, вытекающая на юг из озера Окичоби, шестьдесят миль в ширину и сотни миль в длину, проходит по шельфу из известняка Флоридского залива и превращается в два парка на южной оконечности штата: Национальный парк «Эверглейдс» и Большой кипарисовый национальный заповедник. Вместе они насчитывают 2,22 миллиона акров[8] – самое большое пространство без дорог в Соединенных Штатах. Хотя карты этих мест составлены, границы заповедников подвижны, так как их устанавливают вода, огонь и человек. Они растекаются в мокрый сезон: с мая по ноябрь каждый год выпадает в среднем по пять футов дождей в год, засуха царит с декабря по апрель. Самая известная защитница Эверглейдса – Марджори Стоунман Дуглас – придумала название «травяная река». Индейцы-семинолы называли ее «травяной водой». А испанцы назвали ее «Озеро Святого Духа». Кипарисовые болота сменяются мангровыми лесами, лесистыми холмами и каменистыми утесами, поросшими соснами. Некоторые говорят, что это самая примитивная дикость в этих краях. Возможно. Я не знаю, как это измерить. Могу только сказать, что цивилизации здесь нет.
Я живу около Эверглейдса в том магическом супе из мангровых островков, которые называются Десять Тысяч островов. Это полоска деревьев и корней, которые растут из неглубокого шельфа между травой и глубокой водой залива. Место без начала и конца. Здесь корни мангровых деревьев пробираются сквозь воду, словно переплетающиеся пальцы в поисках добычи, и закрепляются до следующего урагана.
И острова, и суша в этих местах расположены слишком низко, чтобы на них жить, за исключением примерно сорока маленьких островков из раковин моллюсков, созданных, вероятно, индейцами калуза и текеста. Размером они от двух до двадцати футов над уровнем моря и от пятидесяти футов в поперечнике до ста пятидесяти акров. Я никогда далеко от них не уезжаю. Последними здесь жили семинолы, единственный индейский народ, не подчинившийся США. Ближайший город – Чоколоски, расположенный в восьмидесяти милях к западу от Майами, как раз на Тамайами-Трейл (автострада US 41). Примечание: я не сказал, что живу «рядом». Просто это ближайшее место на карте.
Здесь растет дикий сахарный тростник. Вместе с гуавами, сладкими яблоками, апельсинами, лаймами, грейпфрутами, папайей, авокадо и капустными пальмами. Деревья представлены американскими платанами, цезальпиниями и кокосовыми пальмами. Устрицы растут, цепляясь за корни мангровых деревьев. Здесь водятся медведи, олени, лисы, еноты, аллигаторы, бирманские питоны и больше птиц, чем можно себе представить. Козодои жалобные, плачущие голуби, совы, индейки, скопы и орлы обыденны и в изобилии.
При таком количестве воды я живу на двух лодках. Одна – это дом. Другая – это игра. Есть и третья, но до нее мы еще дойдем. Дом – это траулер «Синее море» в сорок восемь футов длиной постройки 1930-х годов. Двойной дизель, бак на пятьсот галлонов бензина, бак на четыреста галлонов воды, баллон на двести галлонов пропана. Если экономить, я смогу продержаться месяц. Около девяти лет назад я ехал на север по автостраде US1 и увидел этот траулер, лежащий на боку на пастбище для коров, потрепанный непогодой, вдали от воды или соленого воздуха. У него были красивые линии, краска облезала, а желтая ватерлиния рассказывала о более приятных моментах, проведенных за волнорезом. У чужих берегов. В тропиках. Я заплатил фермеру пятьсот долларов, отвез траулер на склад и потратил год, пять тысяч часов и пятьсот галлонов пота, превращая его в слабое подобие того, каким он был прежде. Добравшись до корпуса, я нашел альбом с фотографиями и бортовой журнал, завернутый в промасленную ткань.
В пору расцвета «Синее море» курсировал из Ки-Уэст на Кубу как чартерное судно для ловли марлина и тарпона. Бортовой журнал и карты подробно рассказывают о мужчинах и женщинах, которые ловили с него рыбу: когда, где, сколько, какую рыбу и на какую наживку. В 1943 году траулер был добровольно отдан в военно-морской флот, чтобы выслеживать подводные лодки у побережья Флориды. После войны «Синее море» вернулось на чартерную службу, но на этот раз оно перевозило далеко не простых людей. Тремя самыми известными пассажирами были Эйзенхауэр, Хемингуэй и Зане Грей.
Я не знаю, что случилось с капитаном или почему его лодка оказалась на пастбище, давая тень флоридским коровам и гремучим змеям, но последняя запись в бортовом журнале такова: «3 ноября 1969 года. Правый двигатель встал. Порт быстро скрывается. Позади меня закат. Гонка была будь здоров. Если бы мне хватило духа, я бы похоронил нас обоих в море, которому мы принадлежим. Сколько историй мог бы порассказать этот парень». Фермер сказал, что лодка уже была на пастбище, когда он купил его в 1971 году. Он не знал, как она туда попала, и не имел каких-либо сведений о капитане. В честь капитана и учитывая склонность лодки к различным историям, я переименовал ее в «Прочитанный роман». Я подумал, что капитану такое название должно было понравиться.
Бо́льшую часть времени я провожу на второй лодке. Двадцатичетырехфутовая «Джоди» называется так по причинам, которые важны для меня. Если вы не любитель рыбалки, то вам, скорее всего, эта лодка не понравится. Она создана рыбаком для рыбаков. Она уже многое повидала. Мы с ней рыбачили в Южном Техасе, Луизиане, Ки-Уэст, на Багамах, в Матансасе, на Си-Айленд и в Чарлстоне. Но в основном мы с ней находимся в водах Десяти Тысяч островов. В результате я редко бываю более чем в двух-трех часах хода от Майами. Все зависит от миграции рыбы. Если стофунтовый тарпон появляется в водах Матансаса или возле острова Си, то туда мы и отправляемся.
