Геннадий Прашкевич - После бала
Анька покраснела.
А мне в голову полезло всякое.
С Ламбой связанное, понятно. С кем же еще? Может, неделю назад где-нибудь в пригороде он долго не мог найти застежку Анькиного лифчика… Вот она потом и улыбалась в маршрутке…
18 августа
Стемнело, когда мы с Анькой снова вышли к “Интегралу”.
Я все время потирал свой синяк, а она была вялая и больная.
А я все время думал про Супера. “Обээшка” ему здорово помогла, она прямо подняла его на ноги, включила мозги. Получалось, что в папиной лаборатории действительно научились усиливать даже самые слабые личностные способности. Может, я неправильно говорю, не так формулирую, я же не Митио Каку, но в папиных дневниках такое прочитывалось. Я вот трус, а с “обээшкой” в кармане полез сразу на двух охранников, а сегодня гладил голую Анькину ногу. Не зря в “Википедии” папиных сотрудников нет.
“Давай зайдем к тебе?” – Анька была какая-то замурзанная и неприятная.
“Нет, там Люся пристанет. Лучше я провожу тебя”.
“Сашка, ты обещал!”
“Что обещал?”
“Кругляш!”
“Я их рожаю, что ли?”
Она схватила меня за руку: “Сашка, ты обещал!”
Она даже побледнела, такая страшная, лучше не дружить с такой.
“Твоих дома нет, сам говорил, а Люську ты выгонишь! – Она смотрела на меня с отчаянием. – Хочешь, мы ванну у тебя вместе примем?”
И тащила меня за руку.
Люси, к счастью, дома не оказалось, и Анька с ходу двинулась в мою комнату, а мне в голову все лез тот скрин, присланный Ленькой Жилиным. Ишь, чувства разыгрались! Правда, у Аньки тогда до секса не дошло, но все равно она не идеальная, сама говорит, что спит в мужской рубашке с плюшевым медведем и не дружит с головой. Я видел, что у нее точно сдают нервы. Она прошла в мою комнату, влезла в мое любимое круглое кресло, столкнула на пол мою книжку Митио Каку и заплакала. Губы у нее сжались, стали узкими и злыми. “Ты трус, Сашка, трус! – повторяла она, колотя сжатым кулачком по креслу. – Никакой любви у вас у всех никого нету. Только бы потыкать в кого-нибудь членом! – По-моему, она свихнулась. – А хотите казаться белыми и пушистыми. И ты, и Женька, и папик твой, и друзья твоего папика. В лаборатории твоего папика людей приводят к эталону, мне Женька говорил, не спрашивай меня, не знаю, что это такое. Спроси у своего папика, почему в дорогих браслетах делают специальные гнезда под эти кругляшки. Супер тоже работал с твоим папиком, вот теперь и прыгает. А остальные прямиком в Чербузы”.
“Не все”, – трусливо возразил я.
“Это ты про кого?” – уставилась Анька.
“Ну, про этого… Про Михаила Иваныча…”
“Один человек – это всего лишь исключение”.
“Есть еще Парвана. Я в папином дневнике читал. И этот, как его… Александр Тихонович…”
Зрачки Анькины злобно сузились: “Эта Парвана давно в тюрьме, она человека зарезала. А так называемого Александра Тихоновича ты только что видел. Он тебя чуть не задушил. Сашка, дай мне кругляш, а то я сама на тебя накинусь!”
“Зачем тебе?”
Она заплакала:
“Ну, чего ты такой тормоз?”
“Зачем тебе?” – трусливо повторил я.
“Я Женьку хочу найти, чего непонятного?”
“А если ты сама начнешь прыгать, как этот Супер?”
“Ты сам в крейзи-хаусе прыгал, как козел. Настоящая “обээшка” силу духа и тела повышает в тысячи раз!”
“Ага, – пробормотал я, – всех нашли в капусте, а меня в конопле?”
“При чем тут конопля?”
Я промолчал.
“Сашка! Ты в Америке одичал совсем? – Анька опять заколотила кулачками по креслу. – О браслетах твоего папика песни поют. Студенты на экзамены идут с его браслетами. “Обээшки” снимают зависимость от наркоты, я знаю парня, который кололся, а сейчас у него семья и ребенок. Почитай в обзорах: хочешь быть здоровым, купи браслет! Ну, дай мне, дай! Я Женьку хочу найти”.
Блин, этот бабенькин сынок! Он как гвоздь, забитый по самую шляпку. Стену можно тысячу раз перекрасить и обоями заклеить, но такой гвоздь все равно будет прощупываться. Правда, меня это не особо парит. Я так и сказал Аньке. Я здорово разозлился. Есть такие обои, розовые в красных сердечках. Анька когда-нибудь свою квартиру такими обклеит, а меня от красных сердечек тошнит. Ладно, дам я тебе “обээшку”. Мне теперь трудно расшевелить пустоту в душе, которая уже сосульками обрастает. Или, может, подумал я, как все, нацепить браслетик?
“Держи”, – бросил я кругляш Аньке.
Она, как рыжая белка, стремительно сунула его в топик.
Это было как чудо. Очень скоро узкие злые губы расправились. Про нос и про губы отдельно нужно говорить, какие они у Аньки красивые. И войс изменился. Журчал, как ручей. “Теперь я его найду”, – журчала она про Женьку. А я думал: ладно, найди. Мне это фиолетово. Я больше мешать не буду. Если все такие белые и пушистые, как Анька и папик, то, провожая меня в Чербузы, пригласите каких-нибудь тухлых Барби и Кена, а еще типа Наташу Королёву. Пусть сервируют канапе и блины с икрой. “Эта “обээшка” дается как бы в кредит, – в последний раз сказал я Аньке. – А кредит надо возвращать”.
“Не парься”, – засмеялась она.
И провела пальчиком под заплаканными глазами. “Пока! Пока!” – вся с ног до головы деловитая и красивая.
Хлопнула дверь.
Поехал вниз лифт.
21 августа
Поздно вечером у торгошки я увидел Супера. Его окружали пиплы. Среди них были два японца, и один все время спрашивал: “Нам вернут Курильские острова?” А Супер подпрыгивал, шуршал плащом и сучил босыми ногами: “А вам зачем острова? Все равно надвигается всеобщее потепление”. Плащ шуршал, военная панамка сползла на лоб. “У нас тесно, – жаловался японец. – У нас земли мало”. Пиплы по всякому прислушивалась, кто сочувственно, кто с презрением. “Скупайте землю. У России скупайте, у Китая, – хрипел Супер. Настоящий сверхчеловек, провидит будущее и все может. – Переселяйтесь на Амур, в Маньчжурию. Россия все продаст, если вы успеете. А китайцы – лопухи, вы и у них вообще все скупайте. Мы к вам в Японию на поезде будем ездить”.
“Супер, а что ты думаешь про американов?”
“Да это все равно. Главное, ездить поездом”.
“Супер, а можешь прыгнуть выше, чем Брумель?”
Он дважды подряд подпрыгнул с места на метр, не меньше.
“Выпей литр, – сказал кто-то, – подпрыгнешь еще выше”. Говорившему тут же возразили: “Литр выпьешь, чрез ботиночный шнурок не перепрыгнешь”. Пиплы ржали, а японцы потрясенно изучали купленную в газетном киоске карту Сибири и Дальнего Востока. Неужели правда собираются покупать землю? Дауны какие-то. Никак их не отговорить от островов.
21 августа
А совсем поздно я снова увидел Супера.
Tic-tac, one-two. Около торгошки у фонтана есть клумба.
Цветы на ней почему-то примятые. Супер стоял над клумбой и что-то шептал. Может, вспомнил, что он дэмбэл, дэмбэл, а гуси срок службы не уважают, а может, уговаривал непослушные цветы выпрямиться и расти быстрее, а то вот придет зима. Ну, стоял, шепча, как колдун. Бренчал браслетами, как шаман, сжимал кулаки, горбился. Может, правда верил, что цветы слышат.
