Марк Смит - Вкуснотища
Внезапно Фрэнсису ужасно захотелось выпить, поэтому он открыл мини-бар — чудесным образом нетронутый — и принялся искать водку и апельсиновый сок. Наконец нашел бутылку с названием «Пог», с содержимым, весьма похожим на апельсиновый сок, и, прочитав состав, узнал, что здесь, помимо папайи и гуаявы, содержался и апельсиновый сок. Он нашел небольшую бутылочку водки «Абсолют» и смешал все вместе.
На вкус получилось очень даже неплохо. Фрэнсис запил получившимся коктейлем четыре таблетки болеутоляющего, потом одним глотком осушил стакан, после чего упал спиной на полуразваленную кровать и ударился головой о бюстгальтер из кокосовой скорлупы, который скрывался в разбросанных вещах.
На затылке тотчас же стала вырастать шишка. Фрэнсис подумал, что следует приложить к ней немного льда, но от усталости не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Как ни странно, он испытал нечто сродни горькому удовлетворению. Вот он лежит здесь, измотанный и оттраханный, обворованный и переполненный ощущением смертельной усталости. Да, подобные переживания болезненны. Но ничего, зато он отрывается на полную катушку. Трахается напропалую и развлекается. Занимается всем тем, на что, по словам Чада, просто не способен. Именно так всегда говорил Чад, когда объяснял причину своих измен. Вроде Фрэнсису давно пора в утиль, он просто совершенно устарел. Якобы он не знает, как можно весело проводить время.
Фрэнсис решил во что бы то ни стало опровергнуть слова Чада. Для этого он и прибыл в Гонолулу — чтобы поквитаться с бывшим любовником. И это еще только начало.
Джозеф приехал в контору дяди. Безупречно чистое, но уже разваливавшееся от старости складское помещение было захламлено горами оборудования, по большей части неработающего и сгруженного в дальние углы. Здесь также размещалась заводская кухня с коробками консервов, составленными на огромных столах; в центре стояла массивная плита, доставшаяся по наследству от одного старого ресторана в окрестностях Вайкики. Джозеф заметил дядю и представителей профсоюза, Джо и Эда, обступивших кофейник. Водители сочувственно кивали, пока Сид выпускал пар.
— Чертовы чужаки, вот ублюдки!
Джо упорно рассматривал пластмассовый стаканчик с кофе, а Эд уставился куда-то себе под ноги, то и дело пожимая плечами.
— Пойми, он полностью оплачивает грузоперевозки.
Сид метнул в сторону Джо убийственный взгляд.
— И все эти годы я готовил вам рис, запеченный с ананасами…
— Черт побери, что я должен был сделать? Вот так взять и сообщить членам профсоюза, что они не могут взяться за эту работу?
— Да.
Эд откашлялся и попытался воззвать к разуму Сида:
— Наши парни подыхают с голоду. Черт, да они живут на продовольственные талоны. Что, по-твоему, они бы сказали, узнай, что мы отказались от такого лакомого кусочка, как эта работа? Постарайся подойти к этому вопросу сточки зрения разума, а не эмоций, Сид.
Сид же, по всей видимости, и не думал внимать голосу рассудка.
— Они будут есть еду чужаков. Материковую пищу. Это их убьет. Почему вы решили отравить всех?
Эд и Джо одновременно пожали плечами.
— Ты лучший, и нет нужды доказывать это, мы и так знаем. Видишь ли, есть одно небольшое затруднение.
— И в чем оно заключается?
— Мы уже подписали контракт.
Сид уставился на них, словно увидел в первый раз.
— Я никогда не работал за спиной профсоюза. Никогда. Вы же знаете.
Джо и Эд не нашлись что ответить. Сид был прав — он никогда не работал с организациями, не связанными с профсоюзом. Так здесь велись дела на протяжении многих лет. Если в Оаху приезжала не входящая в профсоюз компания, то вскоре ее руководители понимали, что нет иной возможности накормить своих людей, кроме как делать постоянные набеги в близлежащий японский ресторанчик или захудалую лавчонку, принадлежащую какой-нибудь семейной паре. Обходилось такое питание недешево, да и не всякий член съемочной группы горел желанием съесть на обеямусуби — колобки из вареного риса, лаулау из кальмаров на пару, копченые мясные палочки или зажаренную с рисом склизкую рыбу.
Продюсеры, не заключившие соглашение с профсоюзом, обычно принимались хныкать и жаловаться. Они заводили песню о том, что Стивен Спилберг нижайше просит его, Сида, оказать ему личную услугу. Но Силу было плевать, и поскольку сам Стивен Спилберг так ни разуй не позвонил и не попросил об услуге — что ж, пусть они со своими жалобами катятся к чертям собачьим.
Те же, кто был умнее, понимали, что если они хотят снимать фильм на острове, то дешевле и легче плыть по течению: войти в профсоюз, заплатить вступительные взносы, получить качественную еду, и тогда все останутся довольны. Можно ведь получить требуемое и без того, чтобы насолить местным.
Сид не единственный пользовался преимуществами монополии. Это был один из способов выживания, и каждый человек в их небольшой экономической экосистеме помогал другому. Во времена взлета деловой активности, когда работы было полно, Сид следил затем, чтобы кино- и телережиссеры, приезжающие на остров, нанимали только членов профсоюза, а профсоюз, в свою очередь, следил за тем, чтобы доставкой питания занимался один лишь Сид. Подобно дружбе акулы и рыбы-лоцмана, такие взаимоотношения представляли собой классический случай симбиоза. Все работали — все благоденствовали.
Более того, жителям материка такие расходы были по карману.
Джозеф налил себе чашку кофе и добавил немного сгущенного молока. Тяжелая белая жидкость, напоминавшая морскую пену, вяло растворялась, постепенно придавая черному кофе коричневатый оттенок. Сид развернулся к Джозефу:
— Ну и что ты думаешь?
Джозеф отпил кофе.
— Давай сами поговорим с ними. Возможно, мы им понадобимся.
Сид недовольно скривился:
— Я не собираюсь работать с энтим козлом.
Джозеф пожал плечами. Он всегда старался относиться к подобным вопросам по-философски.
— У него есть работа, а у нас нет. Лучше взять себя в руки попытаться извлечь выгоду.
— Лучше взять и спалить их грузовики!
Джо и Эд отпрянули от Сида.
— Мы ничего не слышали.
Эд добавил:
— Нас здесь никогда не было.
С этими словами оба профсоюзных деятеля решительно поставили свои чашки, и их словно ветром сдуло из конторы.
Джозеф развернулся к Сиду и пристально на него посмотрел.
— Ты не станешь поджигать их грузовики.
Сид смерил Джозефа вызывающим взглядом.
— Тогда какого черта ты учился в университете?
— Я просто предлагаю переговорить с этим парнем.
— Джек Люси — дерьмовый подонок. Такова его обычная тактика: он попытается внедриться на нашенскую территорию и в конце концов дать пинка под наш тощий зад.
— Ну не такие уж мы и тощие. Мы довольно прочно сидим в седле.
— Он убил того парня в Вегасе.
— Всего лишь слухи. Ты точно не знаешь. Давай встретимся с этим продюсером. Может, удастся прийти к полюбовному соглашению.
Сиду происходящее не нравилось. Совсем не нравилось. Наконец он проворчал:
— Ладно. Давай поговорим. А потом спалим к чертям собачьим ихние грузовики.
Легкий запах дезодоранта наполнял гимнастический зал. Уилсон лежал на скамье со штангой и отдыхал. Его тело блестело от пота, вены взбухли от быстрого тока крови, дыхание с шумом вырывалось из легких, мускулы вздулись и выпятились, как королевская кобра в готовности к атаке. Уилсон вслушивался в ритмичное лязганье металла о металл, пока остальные парни продолжали поднимать вес.
Настроение у Уилсона было хуже некуда. Он-то надеялся, что тяжелые физические нагрузки успокоят его, но после тренировки еще больше вымотался и разозлился. У него просто в голове не укладывалось, как мог отец выпроводить его, когда появились Джо и Эд. О чем таком секретном они собирались трепаться, что не годится для его ушей? Ведь если возникли какие-нибудь затруднения, он мог бы помочь. Именно этим Уилсон и занимался обычно, когда не приходилось следить за тем, чтобы кофе постоянно оставался горячим на съемочной площадке, или нарезать рогалики для дублеров.
В ночных клубах и на дискотеках Уилсон считался настоящим профи, человеком, способным уладить любые проблемы. Он исправно следил за тем, чтобы здесь ничего не угрожало богатым и красивым людям, сексуальным цыпочкам и привлекательным самцам. Уилсон подгонял богатеньким самцам ладно сложенных, горячих девчонок. Мужланов и отморозков он держал на расстоянии, не впуская их на территорию. Ну а если кто-нибудь перебирал спиртного или начинал причинять неприятности, то подправлял ему физиономию не кто иной, как Уилсон.
Ребята из Лас-Вегаса представляли собой угрозу, верно? Почему бы просто не научить их уму-разуму парочкой хороших оплеух?
Уилсон встал и вытер лицо полотенцем. Он почувствовал приятное напряжение в бицепсах, по твердости не уступающих камню. И улыбнулся. Эти руки, пожалуй, могут еще пригодиться.
