Степан Чепмэн - Тройка
— А я бы с радостью дал кому-нибудь по мозгам, — сказал Алекс.
— Не мне, — ответила Ева. — Тем более у меня и мозгов-то нет.
И тройка продолжала свой путь на юг к видневшимся на горизонте зданиям города.
— Где же поисковые партии? — спросила Наоми. — Почему нас не ищут и до сих пор не спасли?
— Они спасут нас, когда мы им понадобимся, — ответил Алекс. — И уверен, они знают, где нас искать.
— А чего они могут захотеть от нас? — шепотом спросила Наоми.
— Мы — оружие, — сказал ей Алекс. — Мы секретное биологическое оружие, которое нужно прятать. И правительство прячет нас на астероиде в карантине. Мы классифицированы как вирус, который возник в лаборатории по разработке биологического оружия и поразил всех лабораторных крыс. Но нас пришлось спрятать, потому что мы возникли слишком рано. Мы обладаем секретами телепатии и лекарства от рака. Мы представляем угрозу для современной науки, находящейся в бедственном положении. Мы бессмертны, Наоми. Мы способны идти сквозь смерть. Мы бессмертны, но болезненно общительны и разговорчивы и можем заразить этим кого угодно. А бессмертие — это самая страшная катастрофа, Наоми. Оно никогда не заканчивается.
— А почему это случилось с нами? — спросила Наоми.
— Таков наш удел, судьба, — ответил Алекс. — Это как в притче про трех китайских братьев. Первый мог выпить океан в один глоток. Второй — задержать дыхание на три дня. И они были похожи друг на друга. Знаешь почему? Потому что они были чудовища, монстры. Не три чудовища, связанные вместе, нет. Это одно чудовище, разделенное на три части. Но ты зря обращаешься ко мне за советом, Наоми, от меня ничего не осталось. Только сленг автомобилиста и призрачный гнев на прошлое. Все самое важное уже произошло, и теперь я хотел бы попросту помереть. Но и это желание, похоже, исполнилось наряду со многими другими. Железо от коррозии становится ржавым и красноватым, а медь — зеленеет. В мясе заводятся черви, а мысли превращаются в речь. Все это подкрадывается незаметно. И понимание медленно и постепенно прокрадывается в мой мозг. Во «Франкенштейне», в самом начале фильма, горбун разбивает кувшин. Так вот, он разбивает кувшин с «умными», хорошими мозгами, и ему приходится взять себе мозги уголовника. В общем, все с самого начала пошло дерьмово.
Они подошли к дорожному знаку, обозначавшему начало города Родео, штат Нью-Мексико. Наоми уже видела крыши домов. Они миновали коровью ферму — ряд сараев и амбаров с оловянными крышами, брошенный жилой фургончик, стога сена и ирригационные канавы. На самом шоссе тут и там блестели на солнце осколки стекла.
В центральной части города блочные дома стояли белые и четкие, похожие на передержанный снимок, словно из сверкающего пепла, и казалось, что их в любой момент может сдуть ветром. Вот бар, почта, бакалейная лавка.
«Много веков назад, — решила про себя Наоми, — пустыня была дном океана. И муравьи на самом деле произошли от крабов. Да и кактусы напоминают коралловые рифы».
Тройка вошла в город. Они раньше встречали города в пустыне, но это были всегда необитаемые города. Один раз они нашли доисторический парк аттракционов и развлечений. В другой раз наткнулись на лагерь для интернированных. Еще как-то набрели на полуразрушенный зиккурат ацтеков. Пересекали болото с колючей проволокой, оставшейся со времен последней войны, шли через нигерийские просовые поля с возвышающимися над ними зернохранилищами. Видели отвалы шлаков и кратеры метеоритов. Но не видели ни одной реки. И ни разу не шел дождь.
Здесь им встретились и машины. Несколько «шеви» на подъездных дорожках домов и оборудованный для перевозки лошадей грузовик у почты. И несколько развалюх без колес, уже основательно вросших в землю.
— Да, в общем, похоже на Родео, — заметила Ева.
— Ты бывала здесь? — спросил Алекс. Он присел на ступеньках бакалейной лавки, чтобы вытрясти песок из ботинок.
— Да. Ехала автостопом из Дугласа. Меня подобрал один сексуально озабоченный коммивояжер на «вольво».
Наоми начала читать сутры. Для продвижения по пути йоги имеется девять средств. Первое из них — это яма, воздержание. Второе — нияма, или соблюдение ритуалов, третье — асана, или состояние.
Алекс подошел к деревянному крыльцу и, протерев пыльное стекло, смог прочитать ценник, написанный красным маркером:
САЛАТ-ЛАТУК 1.90.
— Продавать латук за бакс девяносто! Грабеж на большой дороге! — возмутился он.
Наоми вытянула шею.
— Я не отказалась бы от салата, — проговорила она.
Алекс отошел от крыльца, нашел деревянную скамью и, подтащив к двери, ударил ею в стекло. Стоя на крыльце, он вынимал треугольные разбитые куски стекла и бормотал себе под нос.
— Они реконструировали этот город, вытащив его из наших мозгов.
— У меня нет мозгов, — заметила Ева.
— Это только подтверждает мою правоту, — ответил Алекс. — Их использовали для того, чтобы построить это место. Почему у тебя такие грязные ногти?
— А почему бы тебе не почистить их? У тебя, по крайней мере, есть руки!
— А где у тебя ножик?
— Посмотри в карманах. И заодно, когда разберешься с ногтями, очисть от камешков подошвы Наоми.
— Четвертая — пранаяма, контроль над дыханием. Пятая — пратьяхара, удаление чувств…
— Ева, да у тебя вши! Ты что, не могла нормально помыться с мочалкой?
— У меня нет мочалки…
Наоми тихо заржала.
— Шестая — дхарана, — продолжала она, — сосредоточение. Седьмая — дхьяна, медитативное размышление. Восьмая — самадхи, созерцание.
— Наоми, — прервал ее Алекс, — ты что, собираешься талдычить эту индийскую фигню бесконечно?
— Оставь ее в покое, — сказал джип.
Старуха повернулась к ней:
— Следовало бы переломать тебе ноги. Может, тогда ты поймешь, какая ты эгоистка!
Он открыл дверь лавки. Он не мог выгнать мысли остальных из своей головы, но мог укрыться от них за стеной. Он прошелся по помещению, осматриваясь. Пыль толстым слоем лежала на полу. На пыльных полках стояли бутылки и жестянки. Вдоль одной из стен на проволоке висели автозапчасти. Гаечные ключи, зажимы, водопроводные ключи длиною в целый ярд.
Над ними на леске висели картонные ценники.
Остатки древней цивилизации. Некрополь, который разграбляется своими же мумиями. Кто-то уже украл отсюда тела. Грабители могил поработали на славу.
Старуха сняла алюминиевую крышку с контейнера с замороженными овощами. На дне пластикового контейнера помидоры и салат-латук давно высохли и превратились в черную жесткую массу. Алекс отбросил крышку и, подойдя к полке с жвачкой и конфетами, стал распихивать их по карманам.
Затем он взял пару бумажных пакетов и начал бросать в них все, что могло понадобиться. Консервированная фасоль, кукуруза, тунец, машинное масло, туалетная бумага. Он старался выбирать продукты в цилиндрических банках. Затем отнес сумки на крыльцо, достал две кварты автомасла и направился к Еве. Та поспешно открыла капот.
Все три солнца уже взошли высоко. Телеграфные столбы отбрасывали на асфальт по три тени. День обещал быть жарким.
Бронтозавр лежал на боку посреди парковки. Он высунул язык и тяжело дышал, напоминая верную гончую. Ева загорала на солнце и, рассматривая дальние горы, разговаривала сама с собой. Алекс, бормоча что-то себе под нос, присел на крылечке в тени, достал пачку орешков «к пиву» и начал их поглощать.
Три сестрицы сидели на дне колодца. Они сидели на сладком. Больше у них ничего не было. От этого можно было заболеть. И они заболели. И очень тяжело болели. Аксон, дендрит и сома. Пламя, дыхание и ржавчина. По-моему, я слишком много думаю. Я думаю слишком много, Наоми видит слишком много, а Ева чувствует слишком много. Мы давно уже перешли все грани человеческой депрессии. Похоже, что мы в аду.
Наоми перекатилась на другой бок. Кожа на ее ребрах напоминала сероватую рисовую бумагу, какой оклеивают воздушных змеев. Огромная слеза скатилась по морде бронтозавра. Ячмень на глазу делал ее положение еще более отчаянным.
Наоми внутренне отрешилась от не прекращающейся в ее голове болтовни и от урчанья Евы. Ей было известно несколько путей временного избавления от семейной болезни. Да, пути были. Больше всего она любила прятаться в спинном мозгу бронтозавра. Чтобы попасть туда, Наоми представляла себя маленькой светловолосой девочкой в огромном известняковом туннеле, пробитом водой внутри позвоночника. Этот туннель потом расширялся и переходил в просторную пещеру, которая находилась у Наоми где-то в районе почек. В центре пещеры стояло широкое белое кресло с подлокотниками. Девочка садилась в кресло и закрывала глаза.
Свет разливался по костям. Кресло было средоточием древних нервных узлов, унаследованных от мудрых рептилий. Сквозь толстые стенки костей до нее доносились голоса ее родителей и предков. Наоми не открывала глаз, чувствуя себя частью чего-то большего. И одновременно с этим ее накрывала волна безграничной свободы.
