Джонатан Кэрролл - Голос нашей тени
Две недели отсутствия Пола прошли в таком же духе. Я не прикасался к работе, потому что мы были все время вместе. Мы готовили, ходили гулять в отдаленные кварталы города, куда обычно никто не ходит, не говоря уж о туристах. То обстоятельство, что мы, наверно, были единственными, кто заглянул туда, бесконечно нас радовало. Мы сходили на пару фильмов на немецком языке и воспользовались возможностью послушать Альфреда Бренделя [48], исполнявшего в «Концертхаузе» Брамса.
Однажды вечером мы решили посмотреть, что Вена может предложить по части ночной жизни. Мы посетили, должно быть, мест двадцать и выпили тридцать чашек кофе, десять бокалов вина и без счета кока-колы. В два часа ночи мы оказались в кафе «Гавелка» и смотрели на всех собравшихся там снобов, когда Индия обернулась ко мне и сказала:
— Знаешь, Джои, после Пола ты самый забавный мужчина, с которым я когда-либо проводила время. Почему я не могу выйти замуж за вас обоих?
Пол должен был приехать в субботу вечером, и мы собирались пойти на вокзал его встречать Мне не хотелось ей говорить, но впервые со времени нашего знакомства я не был рад предстоящей встрече с ним. Назовите это жадностью, или собственничеством, или как хотите, но я привык сопровождать Индию в городе, и было чертовски тяжело и грустно, что придется этого лишиться.
— Здорово, ребятки!
Мы смотрели, как он приближается к нам по перрону с сумками и пакетами в руках и сияющей улыбкой на лице. Он обнял Индию, потом меня. У него была тысяча историй о «коммуняках», и он настоял пойти в кафе, чтобы впервые за две недели выпить настоящего кофе. Пол дал мне нести один из своих чемоданов, который оказался легким, как пух. Я не знал, то ли он пуст, то ли это адреналин поступает в мои жилы со скоростью миля в минуту. Я уже не понимал, что я чувствую. Индия шла между нами, держа обоих под руки. Она казалась совершенно счастливой.
— Этот подонок!
— Индия, не кипятись.
— Нет! Этот грязный подонок. Как тебе это понравится? Он действительно спросил.
— Что именно он сказал?
— Он спросил, спали ли мы вместе.
В животе у меня зазвонил Биг-Бен. Отчасти от негодования, отчасти от того, что Пол попал своим вопросом точно в цель. Хотел ли я переспать с Индией раньше? Да. Хотел ли я по-прежнему переспать с Индией, моей лучшей подругой, которая была замужем за моим лучшим другом? Да.
— И что ты ответила?
— А что, ты думаешь, я ответила? Нет! Он никогда раньше так себя не вел.
Она прямо дымилась. Еще несколько градусов — и дым пошел бы у нее из ушей.
— Индия!
— Что?
— Да ладно, не важно
— Что? Скажи. Ненавижу такое. Скажи мне.
— Так, ничего.
— Джо, если не скажешь, я тебя убью!
— Я хотел.
— Хотел чего?
— Переспать с тобой.
— О-о!
— Говорю тебе, ты должна забыть об этом.
— Я говорю «о-о» не потому. — Она хлопнула в ладоши и прижала их к животу. — В тот вечер, когда мы вместе пошли в кафе, я так тебя хотела, что думала, умру.
— О-о!
— Ты сказал это, братец. И что теперь?
Мы говорили, и говорили, и говорили, и говорили до изнеможения. Она предложила выйти и кое-что купить. Я ходил за ней по супермаркету, и мои колени непрестанно тряслись. То и дело — взвешивая грейпфрут или выбирая яйца — она бросала на меня взгляд, от которого я качался. Это было плохо. Все было плохо. Черно. Неправильно. Что можно сделать?
Она выбрала треугольник сыра бри.
— Ты думаешь?
— Слишком много. Моя голова скоро расплавится.
— Моя тоже. Любишь бри?
— Что?
Пол позвонил этим вечером около семи и спросил, не хочу ли я пойти с ними на фильм ужасов. Вот уж чего мне меньше всего хотелось — и я с извинением отказался. Повесив трубку, я подумал, не покажется ли мой отказ подозрительным. Пол знал, что днем мы с Индией время от времени пересекаемся. Мы встречались, когда она рисовала или после ее уроков немецкого в университете. Что могло случиться теперь? Он был так добр и великодушен; я никогда не думал о Поле как о ревнивом и подозрительном человеке. Или мне приоткрылась его другая сторона?
— Джо?
— Индия? Ради бога, сколько времени?
Я пытался рассмотреть цифры на часах у кровати, но мои заспанные глаза не могли ничего разобрать.
— Четвертый час. Ты спал?
— Гм, да. Ты где?
— Да так, брожу. Мы с Полом поссорились.
— О-о! Почему ты бродишь?
Я сел на кровати. Одеяло сползло с груди, и я ощутил холод комнаты.
— Потому что не хочу быть дома. Может, кофе выпьем или еще чего-нибудь?
— Ну, гм, хорошо. М-м-м, а может, ты зайдешь сюда? Как, не возражаешь?
— Конечно. Я тут рядом, на углу. Знаешь эту телефонную будку?
Я улыбнулся и покачал головой:
— Мне что, трижды включить и выключить свет, просигналить отбой тревоги?
Она ответила непристойным звуком и повесила трубку.
— Где ты взял этот халат? Ты в нем похож на Маргарет Резерфорд [49].
— Индия, сейчас три часа ночи. Тебе не стоит позвонить Полу?
— Зачем? Его нет. Он ушел.
Я направился было в кухню, но от этих слов остановился.
— Куда ушел?
— Откуда я знаю? Он пошел в одну сторону, я — в другую.
— Ты хочешь сказать, что в действительности он никуда не ушел?
— Джо, заткнись. Что мы будем делать?
— С чем? С тобой и мной? Не знаю.
— Ты действительно хочешь спать со мной?
— Да.
Она громко и тяжело вздохнула. Я хотел посмотреть на нее, но не смог. От ее вопроса все мое мужество улетучилось.
— Что ж, я тоже. Так что, похоже, Джои, у нас с тобой большие трудности, а?
— Похоже.
Зазвонил телефон. Посмотрев на нее, я указал на трубку. Индия покачала головой:
— Я не отвечаю этому гаду. Если это он, скажи ему, что меня тут нет. Или нет! Скажи ему, что я в постели с тобой и меня нельзя отвлекать. Ха! Именно! Так и скажи ему!
— Алло?
— Джо? Индия у тебя?
По его тону было понятно, что он знает, где она, но из вежливости спрашивает. У меня не было выбора.
— Да, Пол. Она только что пришла. Секунду.
Я протянул ей трубку, и, бросив на меня неприязненный взгляд, она ее взяла.
— Что, дрянь? А? Да, ты чертовски прав! Что? Да. Хорошо… Что? Я сказала «хорошо», Пол. Ладно. — Она повесила трубку. — Крыса.
— Ну, и?..
— Ну, он сказал, что сожалеет о случившемся и хочет попросить прошения. Не знаю, стоит ли его прощать. — Она проговорила это, застегивая пальто. Потом, когда руки дошли до последней пуговицы, задержалась и долго и напряженно смотрела мне в глаза.
— Джо, я иду домой выслушать извинения мужа. Он сказал, что даже хочет извиниться перед тобой. Боже! Это случится, и мы оба это знаем, а я иду домой слушать, как он будет извиняться передо мной за свои подозрения. Джо, это подло? Неужели мы такие подонки?
Мы посмотрели друг на друга, и прошло немало времени, прежде чем я заметил, что мои зубы выбивают дробь.
— Испугался, а, Джо?
— Да.
— Я тоже. Я тоже. Спокойной ночи.
Через две недели я повернул ее мокрое лицо к себе и поцеловал. Это было в точности, в точности так же, как я представлял себе поцелуй Индии Тейт: нежно, просто, но с восхитительной страстностью.
Она взяла меня за руку и повела в спальню. Большое одеяло из гусиного пуха было аккуратно сложено у ножек моей двуспальной кровати. Оно было кораллово-розовое, а простыни белые и без единой складки. Стеклянная лампа на боковом столике отбрасывала приглушенный, интимный свет. Индия подошла к другой стороне кровати и стала расстегивать рубашку. Через минуту я увидел, что на ней не было лифчика, что, должно быть, смутило ее, так как она отвернулась и закончила раздеваться спиной ко мне.
— Джо, можно я выключу свет?
В постели я обнаружил, что груди ее больше, чем я думал. Кожа у нее была тугая и плотная. В темноте это было тело балерины, очень теплое на свежих, ледяных простынях.
Не знаю, правда ли, что секс отражает истинную индивидуальность человека, хотя я часто слышал подобные разговоры. Индия была очень хороша — очень подвижна я активна. Она знала, как продлить оргазм нам обоим, не создавая ощущения, что она манипулирует или пытается воспроизвести какие-то страницы из «Радости секса». Она сказала, что хочет ощутить меня внутри себя как можно глубже, и когда я оказался там, она наградила меня такими словами и содроганиями, что мне захотелось проникнуть еще глубже и потрясти всю ее до основания.
Мы быстро покончили с первым разом и перешли ко второму, не столь неистовому и отчаянному. В этом, впрочем, не было ничего нового: для меня с любой женщиной первый раз служил скорее подтверждением того, что это действительно происходит, нежели удовольствием. Когда проходишь этот барьер, делаешься человечнее, снова способным на нежность и на ошибку.
Уличный фонарь бросал на постель свой резкий, дешевый свет. Индия вернулась в комнату, держа в руках два маленьких бокала вина, купленного мною днем. Она была еще голая, и когда она садилась рядом со мной на край кровати, свет двинулся по ее боку и остановился на груди.
