Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
«Дело» Бригитты Брандт хранилось в баварском архиве, так как она сменила место жительства, переехала из одной земли в другую. «Дело» Рюдигер запрашивать не стал, но на будущее решил последить за тем, что творится у сына в школе. Барбаре ничего объяснить не удалось. Да и что скажешь? Рюдигер и впрямь как-то упустил из виду школу и фрау Брандт. Особенно, что касается повседневных событий. Теперь он время от времени просматривал тетради Конни по немецкому языку, чтобы узнать, что проходят в классе.
– Жаль, но ничего не выйдет, – попробовал Рюдигер убедить Барбару. – Это же командировка. Никто не спрашивает, хочется мне ехать или нет.
– О, я вовсе не собираюсь портить карьеру господину регирунгсдиректору. Но ты забыл о нас. Как тут не злиться? Что ты вообще знаешь про Конни? Раз в полгода спрашиваешь об оценках. В конце года суешь ему двадцать марок за переход в следующий класс. И радуешься, что у тебя с ним – никаких проблем. А я? Кто я для тебя? Симпатичная, дешевая домработница, которой раз в неделю можно попользоваться во исполнение супружеских обязанностей.
Рюдигер встревожился: обычно Барбара не позволяла себе пи иронии, ни сарказма. И откуда эти вульгарные выражения, которые он ненавидел? С каких пор они вошли в ее лексикон?
И что значит супружеские обязанности? Они у каждого свои. Да, она много делает по дому, это бесспорно. Но он и не спорит. Наоборот, при нормальном разговоре, без злости и ругани, он сам выразил бы ей свою признательность, благодарность. Что же касается тех самых обязанностей, то уж молчала бы. Ведь она уже давно ему попросту отказывала.
Со временем Поммеренке понял, что подобные разговоры бессмысленны. Не удавалось найти подход. Попытки уговоров были тщетны. Ему казалось, что он себя навязывает ей, как базарный торговец залежалый товар. Но самоуничижение длилось недолго, его сменяла обида, злость.
Поскольку Рюдигер не понимал истинных причин ее отчуждения, холодности, он не мог и вспомнить, когда, собственно, это началось.
Несколько раз она с раздражением упрекала его в тупой прямолинейности:
– Ты похож на анатолийского осла!
Не очень понятно. При чем тут «анатолийский осел»? Что она имела в виду?
– Когда тебе приспичит, ты начинаешь такую бестактную, грубую подготовку, что я буквально мертвею.
Рюдигер попытался выяснить, на что она намекает. Он не мог поверить, что это объяснение указывает истинную причину ее холодности. Да, порою он спрашивал: «Скоро ляжешь?» Ну и что с того? Разве это не знак любви, влечения? Почему она против?
Претили ей и другие его привычки.
– Если ты застрял в душе, то сразу ясно, с чем собираешься пожаловать…
А ведь Барбара сама – чистюля. Типичная дочка из докторской семьи: Рюдигеру казалось, что там целыми днями ходят по дому с бутылкой карболки. (Кстати, смена комнатки в поселке железнодорожников на милую квартирку, обставленную Барбарой, далась Рюдигеру не просто – совсем другая жизнь.) Когда Барбара ложилась в постель, от нее всегда слегка пахло дорогим мылом. А после их ласк Барбара брала специально подготовленное полотенце или сразу шла под душ. Разве он упрекал ее за это? И разве его чувства от этого слабели?
Что значит «прямолинейный»? Почему «осел»? Да еще «анатолийский»!
Оскорбительное сравнение. А на самом деле отговорка – и только. Вранье.
Барбара ссылалась на то, что у мужчин и женщин различные потребности. Как бы не так. Раньше она сама часами пролеживала с ним в постели. И даже сердилась, если он быстро засыпал:
– Ну вот, чик-чик, и сразу захрапел.
А ведь ему с утра на работу. Неужели не понятно, как противно вставать в такую рань? Никого другого вместо себя на службу не пошлешь…
Словом, Рюдигер просто не верил Барбаре. Что-то тут было нечисто. Ничего не хочет только тот, у кого все уже есть. А Барбара не проявляла к нему интереса по месяцу, даже больше…
Часто, лежа рядом с ней и не в силах заснуть, Рюдигер протягивал руку, легонько дотрагивался до жены. И вмиг срывался, услышав:
– Нет, не сегодня.
– Не сегодня, не сегодня, – кричал он. – Я уже целый месяц слышу одно и то же.
Хотя, конечно, это лишь еще больше отталкивало ее.
Пожалуй, все началось года два назад. О той поре Рюдигер вспоминать не любил. Тогда он переживал кризис. Его подозрительность и ревность могли привести к самым печальным последствиям. Вот и сейчас Барбара не спала с ним больше месяца. Гипотезы о внезапной фригидности и гормональных нарушениях Рюднгер сразу отверг. Причина была и не в нем. С ним никаких перемен не произошло. Вывод один – у Барбары есть другой.
Рюдигер начал приглядываться к жене. Она изобрела новую тактику, чтобы избежать физической близости. Когда Рюдигер ложился в кровать, Барбара еще подолгу возилась с делами: гладила, латала брюки сына, засовывала белье в стиральную машину, вынимала посуду из сушилки.
Все это можно сделать и днем, думал Поммеренке. Тянет время, ждет, что засну. Когда же она заходила в спальню, провозившись в ванной с ночной косметикой, то ссылалась на усталость и массу других причин.
В одну из таких ночей Рюдигер решил добиться ясности. Он переговорил с Каем-Уве Миттендорфом, сотрудником своего отдела. Кай-Уве начинал вместе с ним. Он был ровесником Поммеренке, спортивен. Перешел из уголовной полиции, где надоела рутина и мелочовка.
– Не хочу всю жизнь ловить мошенников, которых хватает лишь на то, чтобы отнять сумку у старухи или грабануть драгоценности из виллы.
Опыт Миттендорфа, его навыки пригодились отделу. Он как нельзя лучше справлялся с заданиями, когда требовалась высокопрофессиональная слежка или было нужно быстро и безо всяких следов проникнуть в квартиру, чтобы заполучить важные улики и вещественные доказательства.
Миттендорф, Доггенхуден и Поммеренке сдружились. Кай-Уве пригласил Рюдигера в свой теннисный клуб. Здесь они встречались раз в неделю. Кай-Уве терпеливо учил приятеля техническим основам, и Рюдигер сэкономил кучу денег, которые пришлось бы заплатить тренеру.
И все же Рюдигер не сразу собрался с духом; но Миттендорф сам намекнул как-то па нелады в собственной семейной жизни, и тогда Поммеренке решился.
Он не зря доверился своему товарищу по работе, партнеру по теннису и виртуозу слежки; тот сразу высказал те же самые предположения, которыми сам Рюдигер мучился в часы бессонницы.
– Это можно проверить. Просто, чтобы убедиться. Могу сам заняться этим. Все останется строго между нами. Никому ни слова, клянусь честью.
Рюдигер боялся, что его подозрения подтвердятся. Но лучше уж ясность, чем бесконечные ночные сомнения.
Подходящий случай подвернулся скоро. Поммеренке посылали на трехдневный семинар в Бонн. Стояло лето, особой работы в конторе не было. Обычная тягомотина, ничего срочного. Они условились, что Миттендорф на три дня отключится от служебных дел, чтобы выяснить что к чему.
Вернувшись из поездки, Поммеренке нашел у себя в кабинете на столе записку от Миттендорфа: «Все сделано. Есть интересная информация. Звони! Кай-Уве».
Они договорились вместе пообедать, и Миттендорф сразу подвел итог наблюдения:
– Старик, ты ошибался.
Они сидели в нише ресторана «Домм-Шенке», где можно говорить без помех, тем более что зал был почти пустой.
Сделав заказ, Кай-Уве выложил перед Рюдигером, который заметно нервничал от нетерпения, целую пачку фотографий.
– Видел когда-нибудь такое?
На фотографиях были одни женщины, все перед одним и тем же подъездом, снятые с разных точек. Похоже, съемки велись специальной камерой.
Поммеренке такие снимки видел несметное число раз. От обычных, сделанных днем, они отличаются даже не резкостью, а чуточку неестественным цветом и светотенью.
На фотографиях пять женщин в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Одна из них – Барбара.
– Что это значит? Где ты их взял? Чем они там занимаются?
– Даже не знаю, поздравить тебя или посочувствовать… – Миттендорф ухмыльнулся.
На миг Поммеренке пожалел, что посвятил его в свои секреты. Даже если Кай-Уве не протреплется, у него останется возможность шантажировать. Но и эту мысль вытеснило нетерпение поскорее узнать, что удалось разведать.
– Дорогой мои Рюдигер, надо бы уделять жене побольше внимания. Поклонника у нее нет. Там одни бабы. Это женская группа. Они обсуждают всякие бабские проблемы, воспитание детей, говорят о мужчинах. Есть и еще кое-что. Одна из них… – где она у нас? – вот, Анита Малихов, тридцати девяти лет, разведена, двое детей, член производственного совета одного страхового агентства, сделала интересное предложение. Тут уж совсем не до смеха. Они собираются устроить что-то вроде женских курсов, чтобы вместе читать книги и обсуждать их. Знаешь, кто идет первым в программе? Август Бебель – «Женщина и социализм».
Миттендорф вручил обескураженному Поммеренке фотографии и магнитофонную пленку.
