Нил Шустерман - Бездна Челленджера
Я понимаю, что в гараже живет черная вдова, когда вижу паутину. Рисунок неряшлив. Никакого узора. Как будто у паука в мозгу сломалась программа, отвечающая за красоту паутины. Черным вдовам не хватает инженерного таланта, чтобы сплести красивую и действенную паутину. Или они не хотят тратить на это время. Может, они преклоняются перед хаосом. Линии их паутины могут значить для них что-то, неведомое остальному паучьему миру.
Поэтому я с большим сочувствием, чем обычно, давлю их ногами.
51. Немного не в себе
— Не могу себя сдерживать, — говорю я Максу. Мы сидим в моей гостиной и делаем проект для школы.
— Что ты хочешь сказать? Типа ты счастлив? — Друг не отрывается от презентации, которую он делает на моем компьютере. Я ерзаю на стуле, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. Интересно, у меня правда счастливый вид или он просто страшно ненаблюдательный?
— Когда-нибудь испытывал клиническую смерть? — продолжаю я.
— Что ты курил?
— Я задал нормальный вопрос, неужели так сложно ответить?
— Нет, просто ты ведешь себя неадекватно.
— А может, со мной-то все нормально, а неадекватны все вокруг. Об этом ты не подумал?
— Как скажешь. — Наконец он поднимает на меня взгляд: — Слушай, ты собираешься мне помогать или мне придется все делать самому? Ты художник — тебе и презентацию делать!
— Я в цифровом формате не работаю, — отзываюсь я и в первый раз гляжу на экран: — Какая там у нас тема?
— Ты издеваешься, да?
— Естественно! — Но я серьезен, и это меня беспокоит.
Макс двигает мышью, как будто она живая (я уже почти верю, что так и есть), — щелкает, перетаскивает и вставляет. Он занят презентацией о вымышленном землетрясении в Майами. Наш проект по естествознанию. Теперь припоминаю. После той истории с контрольной мне лучше бы взяться за ум, но мое сознание куда-то уплывает. Мы выбрали Майами, потому что его небоскребы хорошо защищены от ураганов, но не от землетрясения. В нашей презентации стеклянные башни рушатся и разбиваются на кусочки. Эта мегаразруха стоит высшего балла!
Но я тут же вспоминаю землетрясение в Китае и начинаю бояться, что оно точно случится, потому что я вспомнил о нем еще раз.
— Как думаешь, семи с половиной баллов достаточно, чтобы все развалилось? — спрашивает Макс. Я наблюдаю, как он двигает мышью, но иногда мне кажется, что его рука принадлежит мне. Неприятное ощущение.
— Я немного не в себе, — вырывается у меня. Я не собирался произносить этого вслух.
— Хватит чушь пороть, ладно?
Но меня уже не остановить. Не знаю, хочу ли я сам остановиться:
— Я как будто… повсюду сразу. В компьютере. В стенах. — (Друг смотрит на меня, качая головой.) — Даже внутри тебя. Я знаю, о чем ты думаешь, потому что я больше не я. Часть меня у тебя в голове.
— И о чем я думаю?
— О мороженом, — мгновенно отвечаю я. — Ты хочешь мороженого. Если точно, то мятно-шоколадного.
— Не-а. Я представлял себе, как классно будет трястись задница Кейтлин Хик, если нагрянет землетрясение в семь с половиной баллов.
— Нет, ты путаешь. Это думал я, а потом засунул тебе в голову.
Через несколько минут Макс уходит, пятясь задом, как будто за ним бежит собака и непременно укусит его в пятую точку, если он повернется к ней спиной.
— Я сам все сделаю, — обещает он. — Не вопрос. Справлюсь один. — Он исчезает так быстро, что я даже не успеваю попрощаться.
52. Свидетельство честности
После ужина, который мне не хотелось есть, папа зовет меня тоном, означающим: «Нам надо поговорить». Меня так и тянет спастись бегством, но я держусь. Несмотря на жгучую потребность бродить по комнате, я сажусь на диван. Колени прыгают так, будто мне под ноги подложили две хорошие пружины.
— Я написал тренеру легкоатлетов — попросил расписание соревнований, — начинает папа. — Тот ответил, что никакого Кейдена Босха в команде нет.
Я знал, что это однажды случится.
— Да, и что?
Папа выдыхает с такой силой, что задул бы свечки на любом торте:
— Мало того что ты нам соврал… Но это другой разговор.
— Хорошо, могу я идти?
— Нет. Сначала ответь на мой вопрос. Зачем? И куда ты тогда пропадаешь после школы? Чем ты занимаешься?
— Это уже три вопроса.
— Не цепляйся к словам!
Я развожу руками и честно признаюсь:
— Хожу гулять.
— Куда?
— Просто по городу.
— Каждый день? По несколько часов?
— Ага. — Мозоли на ногах свидетельствуют о моей честности, но папа все еще недоволен.
Он нервно приглаживает рукой волосы, как будто там еще есть что приглаживать.
— Кейден, это на тебя не похоже.
Я встаю и вдруг начинаю орать — не специально, просто так получилось:
— С каких это пор сходить погулять — преступление?!
— Дело не в прогулках. Меня беспокоит твое поведение. Твои мысли.
— В чем ты меня обвиняешь?
— Ни в чем! Это не допрос с пристрастием!
— Я не прошел в команду, понимаешь? Меня не взяли, и я просто не хотел вас расстраивать, поэтому теперь я хожу гулять, ясно? Ты доволен?
— Речь не об этом!
Но речь как раз об этом. Я направляюсь к двери. В спину доносится:
— Куда ты?
— Гулять. Если я, конечно, не под домашним арестом за то, что вылетел из команды. — Прежде, чем он снова открывает рот, я выскакиваю за дверь.
53. Задний вид моих ног
Несколько лет назад, отвозя нас в школу, папа непривычно забеспокоился. Я хочу сказать, что обычно он волнуется так же предсказуемо, как налоговая декларация, а в тот день было что-то новое. Маккензи сидела на заднем сиденье, а я впереди. С самого начала отец был какой-то дерганый, как будто выпил слишком много кофе. Я уже решил, что виновата его работа, когда он растерянно произнес:
— Что-то не так.
Я не отвечал, ожидая, пока он сам все объяснит: папа никогда не бросает таких фраз на ветер без пояснений. А вот сестра не собиралась терпеливо ждать:
— И что же не так?
— Ничего, — ответил папа. — Я не знаю. — Он настолько разволновался, что пропустил желтый сигнал светофора и только вдавив тормоза смог не выехать на перекресток как раз к красному свету. Он нервно оглядел улицу и признался: — Просто сегодня мне как-то сложно вести машину.
Я уже начал переживать, не случится ли с ним сердечный приступ, удар или еще какая гадость. Только я собирался озвучить свои подозрения, как вдруг заметил что-то около моего рюкзака. Металлический предмет странной формы удивил меня только потому, что лежал в необычном месте. Я часто видел его в повседневной жизни, но не на полу. Только взяв предмет в руки, я понял, что это.
— Пап?
Отец обернулся ко мне, увидел предмет в моих руках и немедленно облегченно рассмеялся:
— Похоже, это все объясняет.
Маккензи подалась вперед:
— Что там такое?
Я подал ей находку:
— Зеркало заднего вида.
Папа припарковался на обочине, чтобы привыкнуть к мысли о вождении без возможности все время видеть, что за спиной.
Я, помнится, тогда поглядел на кусок клейкой ленты, мотающийся на месте зеркала, и удивился папиной бестолковости:
— Как же ты не заметил, что его нет?
Папа развел руками:
— Езжу на автомате. Вообще не думаю о таких вещах. Ощутил, что чего-то не хватает, а чего — поди найди..
Тогда я его не понял. Но потом я близко познакомился с ощущением, что что-то не так, но совершенно неясно, что. Разница в том, что у меня под носом не было простого ответа вроде отломанного зеркала.
54. Должная добросовестность
Я созерцаю гору домашнего задания, не в силах даже пальцем пошевелить, чтобы его выполнить. Такое ощущение, что ручка весит тысячу тонн. Или она под напряжением. Да, точно, так и есть, и я погибну, если дотронусь до нее. Или перережу бумагой артерию. Порезы от бумаги заживают хуже всего. Так что я имею полное право не делать уроки, потому что боюсь смерти. Но истинная причина в том, что мое сознание не хочет на это отвлекаться. Оно не здесь.
— Пап?
Близится «то самое время года», и папа засел с ноутбуком за кухонным столом, нервный и злой по поводу изменений в налоговом кодексе и беспорядочной кучи квитанций очередного клиента.
— Да, Кейден?
— Один парень из школы хочет меня убить.
Отец смотрит на меня, внутрь меня, сквозь меня. Ненавижу, когда он так делает. Он заглядывает в свой ноутбук и с глубоким вздохом закрывает его. Мне приходит в голову, что папа что-то от меня скрывает. Конечно, такого не может быть. Что он может скрывать? Это глупо. Но все же…
— Тот же, что и в прошлый раз?
— Нет, — отвечаю я, — это кто-то другой.
— Кто-то другой.
— Да.
— Другой парень.
— Ага.
— И ты думаешь, он хочет тебя убить.
