Марсель Эме - Ящик незнакомца. Наезжающей камерой
Я спросил у Мишеля, что слышно о Депардоне, моем близком товарище по лицею, работавшем редактором в префектуре Сены. Мишель ответил, что совсем недавно встретил его мать, которая жила в нашем же квартале. Депардон пришел к выводу, что Франция тупеет, и в начале сентября уехал в Каракас. После ужина, часов около девяти, Мишель надел старый плащ и ушел, не сказав ни слова.
— Опять отправился к этим соплякам, — сказала Валерия. — Теперь он Носильщик. Носильщик! Смех да и только. Носильщик!
— Что тут смешного?
— Ну, ясно, ты же ничего не знаешь. Мне странно даже, что ты подумал о нем, когда обнаружил в кабинете надпись «Носильщик», оставленную каким-то коммунистом. Ты удивишься, когда узнаешь, что для некоторых людей «Носильщик» — значит немало. Я уже не раз в этом убеждалась сама, но то, что я увидела на прошлой неделе, было совсем новое. Брат Эмильены, моей подружки по работе, приехал в отпуск из Алжира. Сами они из Сент-Илер-д’Аркуэ. Так вот, возвращаясь от родителей, он остановился на пару дней в Париже. Сестра решила куда-нибудь сводить его вечером и пригласила меня. В общем, мы отправились на Сен-Жермен-де-Пре. Честно говоря, я никогда раньше там не была. Боже, ну и тоска! Ладно, когда мы прошли мимо всех исторических кафе, то попали в кабачишко, где под музыкальный автомат танцевали три пары. Лично я этих студентов на дух не переношу. На вид — настоящие придурки, но чего-то строят из себя, хотя в себе-то никакой уверенности, да и жизни боятся, в общем, смотреть противно. Короче, посидели мы там с полчаса, не успели даже почувствовать, что именно мы пили — водку или воду, — и убрались оттуда. Время было не позднее, едва перевалило за одиннадцать, поэтому мы болтались по бульвару, пока не увидели по другую сторону на возвышении террасу кафе. Как же оно называется, постой… «Ля Рюмри» — есть такое?
— Не знаю. Впрочем, кажется, я что-то похожее слышал.
— Ну, не важно. Мы сели. Рядом с нами, за столиком, — пятеро типов и девица, ничего из себя. Сидят и громко так разговаривают. Я даже и не прислушивалась, но до меня вдруг долетело: «Носильщик».
— Мало ли о каком носильщике они говорили, — заметил я. — Это могла быть и не кличка.
— Разумеется. Но вот что сказал один из них: «Попытайтесь взглянуть на вещи глазами Носильщика», и тогда они заспорили о точке зрения Носильщика. С соседних столиков повскакивали люди, окружили этих, тоже кричат что-то по поводу взгляда Носильщика. Девица, хорошо прикинутая, спрашивает, а знает ли кто из них Носильщика. Все молчат. Тогда она объявляет: «А я знаю. Или, точнее, знаю кое-кого, кто его знает. Носильщик живет на улице Сен-Мартен». Тут все опять притихли, только один тип пробормотал: «Потрясающе!»
— А ты не спрашивала у Мишеля, почему его имя и, несомненно, его персону так почитают?
— Да, спрашивала. Он сделал вид, что не понял. Но ты же знаешь, какой он, когда не хочет говорить.
Я пошел с Валерией на кухню, и мы продолжали говорить, пока она мыла посуду. Я спросил, часто ли она выходит по вечерам. Она ответила, что у нее мало денег, чтобы куда-то ходить. Раз в неделю заходит к матери. Я сказал, что теперь беру на себя квартплату и содержание брата. Она промолчала, но я почувствовал, что ей мое решение не нравится.
Пока мы говорили, время перевалило за десять, я зевнул, и Валерия предложила мне ложиться спать.
— Раз уж мы спим в одной комнате, то могут быть два выхода: либо мы стараемся не раздеваться одновременно и не попадаться друг другу на глаза голыми, либо мы на все это плюем, и так будет куда удобнее, учитывая, что квартира такая маленькая. А поскольку ты находишь меня никудышной, то вряд ли тебе это помешает.
— Я пошутил, что ты никудышная.
— Ладно. Что решаем?
— Выбираем то, что удобнее.
Я направился в спальню, а Валерия — на кухню, снимать макияж. Я принялся развязывать шнурки на туфлях, а когда она вернулась, был уже полураздетым. Пока я снял брюки, сложил их и повесил на стул, на ней остались только трусики да чулки. Она подошла ко мне и заговорила, я же не осмеливался поднять на нее глаза.
— Если захочешь почитать, не обращай на меня внимания. Я привыкла спать при свете.
— Спасибо. Не беспокойся. Сегодня я вряд ли буду читать.
Она легла в постель голой, сказав, что пижамы и ночные рубашки слишком дороги. Попутно я узнал, что моих пижам больше нет. Мишелю они были тесноваты, и он их быстро сносил. Так что мне пришлось лезть в кровать тоже голым на глазах у Валерии, тянувшей руку к выключателю. Я боялся, что близость девушки, с которой мы когда-то делили постель, не даст мне заснуть и ввергнет в пучину искушения, но я заснул почти сразу. Наутро, когда я встал, она умывалась над раковиной, голая до пояса. Пока я умывался сам, она оделась и приготовила завтрак мне и себе, потому что Мишель вернулся поздно ночью и раньше полудня не встал бы. Мы позавтракали в кухне, и я ушел первый, так как идти на работу мне было дальше. Стало ясно, что нам придется жить почти в такой близости, в какой живут муж с женой.
VII
Мой второй день в СБЭ прошел в таком же одиночестве, как и первый. Я взял у Мишеля книгу «Служба бесполезного». На испечатанных крупным шрифтом страницах после дифирамбического посвящения излагалась теория, согласно которой «занятия полезными делами» в обычном смысле слова могут привести лишь к вырождению, обезображению человечества и ускорить его позорный конец. Вот начало первой главы: «Я называю паразитом человека, который перекладывает на других заботу об обеспечении своего материального существования, сведенного к строгому минимуму». Я читал целый день, хотя и с перерывами. Проглотив две-три главы, я долго отдыхал, размышляя то о Валерии, то о незнакомце из ящиков. Что до Валерии, то я умилялся собственной силе воли и разумному поведению. Всего лишь два-три раза вчера вечером и один сегодня утром мне пришлось бороться с мимолетным желанием наброситься на нее. А главное — меня поразили перемены, происшедшие в ней за время, что мы не виделись. Не говоря о мужестве, с которым она два года тянула на себе свое необычное хозяйство, я был удивлен тому, как трезво и чуть жестковато она оценивает себя с откровенностью женщины, которой нечего скрывать о своей жизни. Раньше она раздражала меня, когда почти постоянно пыталась не быть самой собой, вела себя неестественно, нагромождала одну на другую всевозможную ложь, на которую-то и внимания чаще всего обращать не следовало бы, если бы не ее стремление представать передо мной в выгодном свете. Но я людей всегда принимал всерьез и потому упрекал ее. Совместная жизнь с Мишелем должна была быстро показать ей всю суетность лжи и притворства. Он превосходил меня и многих других тем, что сразу чувствовал неестественность в словах или в поведении человека и ставил его на место, не церемонясь, иногда просто смеясь.
Про незнакомца, чьи записи на ящиках я прочитал накануне, в своих мыслях дальше вчерашнего я не продвинулся. Однако присутствие этой загадки вновь начинало разогревать мое воображение. Я опять несколько раз тщательно осмотрел стол в поисках возможно пропущенных знаков. Кабинет, небольших размеров, я обследовал быстро, не найдя ничего для удовлетворения своего любопытства. Стены были абсолютно голые, в комнате — ни шкафов, ни полок. У двери, правда, висела вешалка на три крючка, и я, естественно, удостоверился, что на ней ни спереди, ни сзади нет какой-либо надписи, но в принципе искомым знаком могла быть и не надпись, а какая-нибудь улика, допустим, визитная карточка или фотография, хотя, кто знает, чем они могли помочь. Если бы незнакомец захотел сообщить свое имя, то написал бы его на дне ящиков. Точно так же он мог бы приложить фотографию к своей анкете. Часам к одиннадцати, злой от того, что зашел в тупик, я взялся за четвертую главу своей книги. Я прочитал просто глазами, не вдумываясь, две первые фразы: «Попробуем теперь провести не подлежащее сомнению различие между бесполезной вещью и вещью полезной. Тому, кто доверяет поверхностным утверждениям, является бесчисленное множество деталей оценки». Видя, что эта глава будет не менее скучной, чем предыдущие, я позволил себе минутку отдыха, прежде чем погрузиться в нее. Мой взгляд скользил по матовым стеклам окна, и вдруг в мозгу у меня как бы прозвучали последние слова первой фразы и одно из второй: «Полезные вещи… детали…» Не думая, я мысленно повторил: «Полезная вещь детали радиатора». Что-то смутное зашевелилось в моем воображении, и внезапно я почувствовал, как в голову поднимается легкое, неуловимое тепло, как это бывало, когда я ощущал, что вот-вот смогу решить задачу по математике. Я встал и подошел к батарее, закрепленной на стене. Я понял, что такое полезная вещь и где я ее найду. Просунув руку между батареей и стеной, я нащупал и снял предмет, оказавшийся никелированным ключом с висевшим на нем крючком из толстой проволоки. Система крепления была весьма хитроумной: с внутренней стороны батареи незнакомец натянул между двумя трубами тугой резиновый шнур на двух мощных крючках, удерживавшихся, в свою очередь, на трубах этой же самой резинкой. Ключ подходил к дверному замку, я в этом тут же удостоверился.
