Айрис Мердок - Время ангелов
Он стоял на верхней ступени, прислонившись к стене. На нем было короткое поношенное черное пальто, воротник которого был поднят и обмотан полосатым шерстяным шарфом, а его коротко подстриженные волосы, потемневшие от влажного воздуха, напоминали лоснящуюся кожаную шапку. Он походил на готовящуюся нырнуть утку или водяного эльфа, который только что всплыл на поверхность. Минуту Мюриель оценивающе рассматривала его, как будто он был произведением искусства, и с удовлетворением отметила округлость его головы. Что делало его таким красивым? Возможно, холодность этих широко расставленных глаз.
Чтобы скрыть столь затянувшееся разглядывание, она спросила:
— Нет ли поблизости моста, чтобы перейти реку?
— Моя дорогая, здесь нет мостов. Это территория дока. Сразу видно, что ты деревенская мышка.
Мюриель минуту подумала. Она не могла оставить такое без внимания. Но если ей удастся осадить его, то с ним возможно будет установить какие-то взаимоотношения.
Она сказала:
— Если мы намерены встречаться, получая от этого некоторое удовольствие, во всяком случае с моей стороны, тебе придется изменить свои манеры.
Лукавое довольное выражение лица сменило на минуту вежливую маску, но затем снова укрылось за ней. Лео спустился к ней на ступеньку-другую, но не слишком близко.
— Я должен встать на колени и извиниться?
Минутой раньше Мюриель приписывала его развязность естественной природе сына слуги — «я не хуже тебя». Теперь она поняла, что он хотел именно того, чего добился, — установления более близких и фамильярных отношений. Она попала в ловушку.
Мюриель холодно сказала:
— Не будь глупцом. Мне нет дела до твоих фамильярностей. А теперь, я думаю, нам пора возвращаться. Извини, но мне снова придется попросить проводить меня, иначе я непременно заблужусь.
— О, не уходи, — попросил он. — Пожалуйста. Здесь замечательно.
Здесь и правда было замечательно, и Мюриель в действительности не испытывала крайней необходимости уходить. Уединенность и заброшенность места делали его значительным и почти священным. Сильный холод не вызывал окоченения, но обострял восприятие. Мюриель снова повернулась к бесшумно бегущей реке. От нее пахло гнилыми овощами, чем-то еще и очень ясно — водой.
— Ты учишься в каком-то техническом колледже? — спросила она Лео, не глядя на него. Он теперь спустился и стоял рядом с ней.
— Да. Хотя я его ненавижу. Я не очень силен в математике. Есть там у нас парень, только что из Кэмбриджа, который занимается с нами. Я не могу держаться на таком уровне. А тебе давалась математика?
— Неплохо. Но, думаю, в школе математика совсем другая.
— Да, конечно. Не могу я справиться со всей этой ерундой. Такой способ мышления выше моего разумения и все время травмирует мой мозг. Он все время твердит, что пунктуально придерживается чего-то, а я понять не могу — чего? Даже не могу объяснить. Думаю, я все брошу и устроюсь на работу.
— Но твой отец огорчится?
— Мой отец? Какого черта? А мне наплевать, что подумает мой отец.
— Почему? Разве ты не любишь его?
— Люблю его? Ты что, не читала Фрейда, детка? Извини, мне не положено так говорить, не так ли? Знаешь, все парни ненавидят своих отцов. В то время как девчонки влюблены в них.
Мюриель засмеялась:
— Я не влюблена в своего. Но, я уверена, твой отец гордится тобой, выплачивает тебе субсидии и все такое.
— Ему нет никакого дела до меня. У него масса денег. Он в действительности писатель, или считает себя писателем, а привратником работает просто для развлечения. Когда ему надоест, он поедет дальше. Это просто эксцентричный человек.
— В самом деле?
— Он притворяется бедным русским эмигрантом, но он вовсе не русский, а немец. Видишь ли, он происходит из банкирской прибалтийской семьи. Живет в Англии всю жизнь. Куча денег.
— Ладно, ладно! А как насчет матери?
— Моя мать — удивительная женщина, ты должна познакомиться с ней. Она англичанка, естественно. Они разошлись много лет назад, и она снова вышла замуж за баронета на севере Англии. Я довольно часто езжу туда. Они ужасно важные особы. Я влюблен в свою мать.
— Действительно? Как интересно.
— Моя мать красавица и страшно экстравагантна. Боюсь, вся наша семья слишком эксцентрична. Знаешь, какая страсть у моего отца?
— Какая?
— Азартные игры. Видишь ли, все русские — игроки.
— Мне показалось, ты сказал, что он не русский.
— Ну, эти прибалтийские немцы во всем подражают русским. Он обожает рулетку. И может себе это позволить, посещая Монте-Карло. Затем наступает приступ раскаяния, он налагает на себя епитимью и поступает на какую-нибудь ужасно незаметную работу. Сейчас он как раз отбывает наказание. Я думаю, он скоро убежит.
— Понятно. Полагаю, он выплачивает тебе щедрое содержание.
— Ни гроша. Все потому, что он ненавидит меня. Он бы хотел, чтобы я был девочкой. Все отцы ненавидят своих сыновей и боятся их. Молодая поросль угрожает старым деревьям и тому подобное. Это известная история.
— Очень плохо. Сколько тебе лет, Лео?
— Двадцать. Можно я буду называть тебя Мюриель?
— Пожалуй, да.
— А можно спросить, сколько тебе лет, Мюриель?
— Да. Мне тридцать четыре.
В следующую минуту Мюриель пришло в голову, что она могла бы сказать сорок четыре и ей бы поверили.
— Наверное, ты ужасно опытная?
— В чем?
— В сексе, конечно. А в чем же еще можно быть опытным.
— О да, у меня огромный опыт.
— Думаю, ты гетеросексуальна. В отличие от большинства современных девушек.
— Я совершенно нормальна.
— Никто не нормален, ни с кем не стоит встречаться, так-то вот. Какие парни тебе нравятся?
— Я предпочитаю мужчин постарше. Я хочу сказать, намного старше меня.
— Жаль. Не то чтобы я собирался предложить свои услуги. Ты назвала бы это наглостью. Так или иначе, у меня есть подружка. Хотя нет, я бросил ее.
— Я не так уж интересуюсь сексом, — сказала Мюриель. — Много занималась им, но от этого устаешь.
Упорство Лео вместе с чрезмерной холодностью заразили ее легкомысленной беззаботностью. Она почти поверила в собственную утомленность опытной женщины средних лет. Она только жалела, что не сказала, будто ей по крайней мере сорок.
— Девушки устают, а мужчины — нет. Мне до смерти хочется производить эксперименты, но я не могу найти никого достаточно изобретательного. В действительности одно и то же повторяется снова, снова и снова. Ты мне не поверишь, как доступны пташки в моем колледже. Достаточно только взглянуть на них, и они опрокидываются на спину.
— Так что тебе уже надоело.
— О нет. Право, нет. Наверное, в моем возрасте биология препятствует скуке. Но все это довольно безрадостно. У них нет ничего в голове, а я думаю, что секс — это и разговор тоже, не правда ли? Я не могу спорить с ними, как с тобой. Они такие вялые. И все настолько поверхностно: нет ни драмы, ни тайны, ни напряжения. Их обманывали прежде и будут обманывать впредь. Они просто проходят через твою постель, как через железнодорожную станцию.
— Думаю, что и ты проходишь через их постели таким же точно образом.
— Да, наверное. Но я не хочу этого. Представляешь, у меня никогда не было девственницы!
— Какое невезение. Я полагаю, их трудно найти в наше время.
— В том-то и беда. Жаль, что я не живу в те дни, когда девушек изолировали.
— Изолировали?
— Да. Заточали в монастыри, закрывали, никому не позволяли видеть. Девушки слишком доступны в наше время. Я бы хотел найти строгую, защищенную семьей девушку, укрытую в деревенском домике, которую никому не позволяют видеть, держат за ширмами, занавесками и закрытыми дверями.
— Осмелюсь сказать, она будет совершенно невежественной, когда ты доберешься до нее.
— Нет, нет. Она будет удивительной, чистой. И подумай, какое волнение! Как в Японии. Только увидеть мельком чей-то рукав или вдохнуть аромат духов. Или неделями размышлять, как заглянуть в щель и увидеть волосы девушки.
— Не очень-то приятно для девушки, — заметила Мюриель.
Ее позабавило, что Лео все еще не знает о существовании Элизабет. Она оторвала какой-то замерзший комок от стены и бросила в янтарный круг воды.
— Меня не интересует их благосостояние. Кроме того, духовная девушка будет наслаждаться такой ситуацией. Все эти бесконечные планы, как передать письмо, ожидания ночью под окном, подкуп слуг и столько опасностей!.. Я сыт по горло обычными женщинами. Вот почему я никогда по-настоящему не был влюблен. Думаю, я смог бы любить только девственницу. Девушку, к которой никого не подпускали, держали укрытой от всех. Она будет чем-то вроде спящей красавицы. И я должен буду освободить ее и стану первым мужчиной, которого она увидит.
— «Как прекрасен человеческий род! И превосходен новый мир, который имеет таких людей в нем!»
