Иосиф Гольман - Любовь заказывали? (сборник)
В-третьих, он строил дом. Родительский полностью сгнил, жить в нем было нельзя. К счастью, дерево пока на Урале есть. А все столярно-плотницкие навыки Глеб, как выяснилось, не потерял.
Помогали ему два парня, присланные Иваном. Точнее, Глеб помогал парням: со стороны Еремеичева это была такая замаскированная форма материальной помощи. Гордый Глеб подумал – и принял ее. Он был уверен, что сумеет воздать своему новому шефу сторицей.
Кстати, помощников было гораздо больше, чем двое. Командированных парней поначалу, так же как и в первый раз Глеба, дауны из детдома напугали. Потом они, так же как и Глеб, привыкли и подружились с ними.
Ребята, с разрешения воспитателей, приходили во всякий погожий день и оказались вовсе не бесполезными на «стройке века», как называл ее Глеб.
Бригадир объяснял им их задачи, и пусть они были скромны, но выполнялись всегда ровно на сто процентов. Отнести, убрать, подмести, сложить – все делалось точно, четко и с улыбкой.
Улыбка вообще была фирменным знаком этих детей.
А когда в конце дня Глеб благодарил ребят за работу, то они просто были счастливы. Глеб провожал их до детдома. Они болтали на всякие темы. Не про космос, конечно.
Развитие Феди было на уровне семилетнего ребенка. Хотя так сравнивать сложно: Федя успешно изучал под руководством боготворимой им Майи Александровны… английский язык! Но принципиально не был способен складывать и вычитать даже однозначные цифры.
Маринка была ребеночком лет пяти, если не младше. Зато ребенком чрезвычайно доброжелательным и веселым. Тоже проблемка – теперь уже постоянно размышлял на больную тему Глеб. Согласился бы он иметь пятилетнего ребенка, зная, что шести– или десятилетним он не станет никогда? Вечно – пятилетний?
И какой в этой ситуации выбор?
Еще год назад, спроси Глеба на эту тему, он бы честно сказал, что самый гуманный вариант для даунов – эвтаназия, коли аборт вовремя не сделали. Все было просто. Нормальный человек – нормально живи. А ненормальный – уже и не человек вовсе.
И как же теперь все усложнилось!
Ладно, Федя для своей болезни – интеллектуал. Но разве Маринка не человек? И будь она – не дай Бог, конечно, – его дочкой, разве он убил бы свою пятилетнюю или даже трехлетнюю девчурку только за то, что она больше не растет?
…«У-ух!» – вытер Глеб вспотевшее от напряжения лицо. Лучше такие вопросики себе не задавать.
Он в очередной раз привел ребят к детдому.
Солнце садилось за горизонт. Было тепло, но комары и гнус не досаждали. В этом была одна из изюминок тихой Синдеевки, поэтому эта незаметная деревенька и привлекла к себе столь пристальное внимание регионального начальства. Болота рядом имелись, да еще какие! Грибов и ягод – море. А вот промышленности и комаров – нема. Почему (речь о комарах) – никто не знает. Но до чего ж приятно провести вечерок на свежем воздухе, подышать настоящим таежным ароматом и при этом не слышать назойливого, приводящего в неистовство, тонкого жужжания. А потом полночи не чесаться вместо спокойного, прибавляющего силы сна.
– Ну, спасибо, ребята! – еще раз поблагодарил он счастливых Федю с Маринкой и, повернувшись, собрался было уходить, как нос к носу столкнулся с подъехавшими Еремеичевым и Майей Александровной.
– Пошли чай пить, – позвала в дом Майя. Глеб не стал отказываться, хотя обратил внимание на не вполне довольный вид Ивана. Впрочем, это его дело. Глеба никогда не волновали такие мелочи.
Они пошли в маленькую, но уютную двухкомнатную квартирку директорши, пристроенную прямо к главному корпусу.
Уже темнело. Из сарая негромко заржала лошадь.
– У вас теперь и конюшня своя? – засмеялся удивленный Еремеичев.
– Да, – гордо ответила Майя. – Благодаря Глебу Павловичу.
Иван оборвал смех. А Глеб, наоборот, усмехнулся. Неужели они с Ванькой когда-нибудь будут бороться за одну красавицу?
Лошадь в синдеевский детдом привел действительно он. Уже пару недель назад. Став, неожиданно для себя, главным участником почти медицинского эксперимента.
Все началось с Марии.
Мария была самым загадочным обитателем детдома. Конечно, и кроме нее были жильцы с проявлениями детского церебрального паралича, но она одна была, во-первых, с абсолютно сохранным интеллектом, а во-вторых, годков ей было поболе, чем директору детдома.
ДЦП – такая подлая штука, которая отдельной болезнью в общем-то и не является. Это – сборный диагноз. Скорее следствие, нежели причина. Кого-то сделали инвалидом стальные акушерские щипцы, кого-то – инсульт, кого-то – травма или внутричерепная инфекция.
Болезнь может задеть мыслительные способности, а может – и не задеть.
Вот Леночка, например, скрюченная девчоночка лет одиннадцати, целыми днями сидит на теплом солнышке в своем кресле, отвлекаясь только на еду да на замену памперсов: сама ходить в туалет она не научилась и уже, видимо, не научится.
Действительно, растительный образ жизни. Жестокий и точный медицинский термин.
Поначалу, проходя мимо нее, Глеб старался ускорить шаг и отвести взор. Пока не заметил, что она-то на него всегда смотрит и всегда, увидев, улыбается. О чем думает – неизвестно. Но радуется – точно.
Непроизвольно начал улыбаться в ответ. А потом – рука машинально потянулась – погладил ребенка по мягким темным волосам. И почувствовал, как ее щека доверчиво прижалась к его ладони.
Опять, получается, ошибался Глеб. Цветочек – да. Но только в переносном смысле. В прямом – человек, конечно.
Был – точнее, есть – еще и Петя. Вот уж про кого не скажешь, что он болен. Всегда аккуратный, отутюженный, в чистой рубашечке и маленьких круглых очках. Будь ему тридцатник – вполне сошел бы за молодого, но продвинутого ученого. Однако Пете только десять. Считать умеет как арифмометр. Читает со скоростью, недоступной его педагогам. Наверное, и говорить умеет. Но никто этого не слышал.
Не хочет он говорить. Вообще общаться не хочет ни с кем, кроме самого себя. Это называется – аутизм.
Петя – единственный житель детдома, к которому Глеб еще не привык. Уже не боится, но еще не готов любить.
Но речь шла о Марии, даме с внешностью Бабы-яги, только передвигалась она не на ступе, а на дорогой – импортной – инвалидной коляске с электромотором. В очередной раз, кстати, задумался Железнов, откуда у деревенского «дурдома» деньги на импортные коляски. И в очередной раз отказался от идеи поподробнее выспросить об этом Майю. Не располагала она к подобным расспросам.
Мария была очень злой женщиной. Ее боялся и ненавидел весь персонал. Не цеплялась перекошенная болезнью Баба-яга только к больным детям. Да и чего к ним цепляться? Такие же богом обиженные.
А больше всех доставалось почему-то Майе Александровне. Сварливый голос Марии вспоминал директоршу по поводу и без повода. Майя – железная Майя! – частенько плакала. Но ничего не предпринимала для усмирения безудержной оппонентки.
В изрядной степени усмирил ее… Глеб!
Улучил время, когда директорши не было поблизости, а паралитичка мыла ей кости. Просто подошел и посоветовал даме заткнуться.
Мария заткнулась. На две секунды, пока переосмысливала сказанное. После чего выдала новую тираду.
Железнов нагнулся к больной и тихо спросил:
– Боли в мышцах после укола проходят? Или все-таки нет?
Та опять застыла в недоумении. Потом тихо ответила:
– Если бы Майка не жлобилась, проходили бы.
– Она не хочет, чтобы ты стала как наркоманка.
– А кому от этого будет хуже? – краем рта ухмыльнулась парализованная.
– Тебе, кому же еще?
– Ей будет хуже! – выдохнула та. – Совесть беднягу замучает!
И замолчала. Как обрезало. Как будто сказала что-то такое, что говорить совсем не следовало. Потом попыталась было обругать Глеба, но – как-то вяло, без привычного энтузиазма.
– Ты ведьма, – совсем без злобы ответил ей Глеб. Женщина замолчала. – Моя мама тоже была ведьма, – продолжил он. – И бабушка. Если хочешь, приготовлю тебе отвар. Он должен тебя расслабить.
– А что ты обо мне озаботился? – сварливо, но уже на спаде спросила Мария.
– Во-первых, жалко Майю, – честно сказал Глеб. Женщина усмехнулась. – А во-вторых, почему бы не помочь даме, даже если она стерва? – несколько неожиданно закончил он.
Теперь женщина улыбнулась.
Он действительно нашел требуемые корни – ничего не забыл за столько лет! – и приготовил зелье. Если бы Майя узнала – убила бы. Но не узнала.
Не слишком помогло зелье. Спастические боли чуть ослабли, но не исчезли. Однако Мария на Глеба не обиделась, более того, стала гораздо менее озлобленной. «Более компенсированной», – говорят в таких случаях.
А вот Глеба относительная неудача задела. Залез в Интернет – специально в город ездил, – купил даже книгу, рекомендованную в сайте. И скоро в детдоме появилась лошадь – старая, откровенно говоря, кобылка, – а в перечне медицинских назначений появился новый термин – гиппотерапия.
