Евгений Коротких - Черный театр лилипутов
«А Левшин бы пробил», — с грустью подумал я.
И тут. Господи, словно гром среди ясного неба! Этот нахал уже начал оттирать меня от двери плечом, как я небрежно толкнул его корпусом в сторону и зловеще прошептал:
— А Суси… а товарищ Сусиков вас может не понять.
— А мне Сусик не указ! — вспыхнул он. — У нас недомственный дворец, я подчиняюсь только директору завода.
— Как Сусик не указ? — после некоторой паузы переспросил я.
— Кто сказал, что не указ? — вдруг встрепенулся он. — Кто сказал, что товарищ Сусиков не указ?
— Послушайте, вы директор или не директор? — не выдержал я.
— Цензор Петрович! — раздался писк из-за машинки. — Я уже сказала, чтобы этот… — прошипела пигалица, — очки носил… нахалы… — бросила она в сторону.
— А почему вы меня об этом спрашиваете? — поморщился щупленький, с перекосившимся от забот лицом Цензор Петрович. — А вы кто?
— Давайте зайдем к вам поговорим, — сказал я. — Администратор Куралесинской филармонии вас беспокоит.
— Я так и знал, — горько хмыкнул Цензор Петрович, хватаясь за сердце. — Ты слышишь, Роза? Все администраторы на одно лицо. Почему вы не сказали, что просто осветитель? Вы с детским спектаклем?
— Да, — ответил я, несколько удивленный. — Откуда вы знаете?
— Да потому, что только администраторы детских коллективов падают как снег на голову, остальные, нормальные артисты, всегда предупреждают заранее, мы их ставим в план и знаем… — тут он замолчал.
— Что вы знаете?
— Единственное… что с вами всегда попадешь в историю! — зло бросил он. — Недели две назад, резко добавил Цензор Петрович, — приезжали кукольники из Мухославска, тоже организовали спектакль. Пригласили детские садики…
— Ну и что?
— А то, что работал администратор по непорванным прошлогодним билетам! И…
— Откуда вы знаете?! — теперь уже я перебил его, невольно защищая своего неизвестного собрата.
— Теперь этого никто не узнает, — мрачно произнес Цензор Петрович. — Он их съел.
— Как съел?
— Вас что, ни разу не проверяли КРУшники? — понизил он голос.
— Почему же, проверяли, — солидно ответил я.
— Когда его схватили за руку, — оглядываясь вокруг себя, прошептал директор, — когда его схватили за руку на контроле, он выхватил всю пачку и съел все пятьсот билетов по пятьдесят копеек. Его ловили, а он бегал по дворцу — и жрал, жрал! Как он их мог туда запихать? — с тоской в глазах пожал Цензор Петрович плечами -даже клочок не удалось вытащить изо рта.
— И что же ему сделали?
— А что ему могут сделать? Не пойман — не вор! — нажал он на последнее слово, глядя мне в глаза.
— Да-а, — протянул я. — У нас такое не получится, у нас все по закону, у нас же не какой-нибудь кукольный балаган, а…
Я вспомнил выражение лица директора «Грация», когда Левшин разглагольствовал о «черном кабинете», и понял, что Цензор Петрович не тот человек, чтобы по достоинству оценить исключительность сказанного.
— …у нас шоу лилипутов, — запнулся я, собираясь поведать ему обо всех прелестях нашего театра.
— Мне все равно, хоть шоу слонов и носорогов, — обреченно вздохнул директор.
— Тогда давайте заключим с вами договор, а если хотите, вы можете его заключить с нашим директором перед самым представлением.
Цензор Петрович посмотрел свой план и обреченно кивнул головой. Я рассказал, что от него требуется, а когда выходил, директор тоскливо взглянул на меня.
— Скажите, молодой человек, а вы не устали от всего этого? — махнул он абстрактно рукой.
— Это моя жизнь, — улыбнулся я, но как-то не так весело, как хотелось бы.
«Чего— то я еще не знал, а Левшин посвящать не спешил. Может, не так страшен черт? Пятьсот билетов, • вдруг представил я толстую пачку размером с большую общую тетрадь. -Как же он мог ее съесть?»
Я до того задумался, что даже не попрощался с молоденькой секретаршей, и лишь у выхода, очнувшись, подошел к дежурным старушкам. Они вылупили на меня глазки и часто испуганно заморгали.
— А это правда, что администратор из Мухославска съел пятьсот билетов? — спросил я у них.
— А мы не знаем, мы ничего не знаем! — пропищали старушки. — Да кто ж его знает, может, и съел!
— Ладно, — поморщился я. — Где у вас ближайший детский садик?
— А вот он, вот! — разом показали они.
«Со школами я пролетел, надо хоть с детских садиков начать, — подумал я. — А с утра — в школу».
Было около четырех часов дня, когда я дважды промчался вокруг здания детского садика, так и не найдя открытую калитку, пока не вышла какая-то женщина в белом.
— Где вход? — крикнул я.
Женщина махнула рукой и скрылась. Я перепрыгнул через забор. В детском садике «Ганс Христиан» было пусто, пахло манной кашей, стираным бельем, ночными вазами и розовыми снами. Какая-то дряхлая нянечка попыталась прошмыгнуть мимо меня, но я успел ее перехватить.
— Как найти заведующую? — строго спросил я.
— Там, — показала она рукой на коридор. — Хорошая Нина Посейдоновна, на втором этаже. А вы кто?
— Санэпидемстанция, — буркнул я. — Клопов будем у вас кастрировать.
Нянечка испуганно посмотрела на меня и бросилась бежать по коридору.
Когда я нашел заведующую, пожилую крашеную хозяйку детского садика "Ганс Христиан», то она встретила меня очень мило.
— Чем могу быть полезна? — спросила Нина Посейдоновна.
— Куралесинская филармония беспокоит вас! — как можно радостнее воскликнул я.
— А-а… — тут же исчезла волнистая улыбка с ее лица. — Опять артисты. «Три поросенка» мы уже смотрели, вы, наверно; теперь хотите показать нам «Гадкого утенка»? Извините, но я больше не могу травмировать психику детей! — категорическим тоном, не оставляющим никаких надежд, сказала она. — Ничем помочь не могу!
— Извините, а что, все детские садики посмотрели «Три поросенка»?
— К сожалению, все, — горько улыбнулась Нина Посейдоновна. — Все восемь детских садиков, которые прикреплены к Дворцу культуры «Тонус», посмотрели сказочное эстрадно-фантастическое сюрреалистическое представление с участием людей-кукол «Три поросенка». Мы всегда ходили по тридцать копеек, а администратор Мухославской филармонии Аркан Гайский нам всучил по пятьдесят, потому что, видите ли, это не просто куклы, а люди-куклы будут играть.
— Где-то я уже слышал про этого Аркана Гайского, — задумчиво произнес я. — Но что это за сюрреалистическое представление?
— Вот этого мы сами до сих пор не можем понять. Из-за ширмы то появлялись головы, то вдруг выбегали двухметровые люди в страшных масках поросят и начинали истязать маленького злодея Волка. Нам, как заведующим детских садиков, как педагогам, понятно -искусство не топчется на месте, какие-то свои трактовки, какие-то свои новые взгляды на классику, но когда, после всего этого ужаса, артисты выходят в зловещих масках и начинают скандировать: «Товарищи дети и родители, берегите окружающую среду, а также лесных хищников! Будьте всегда такими же храбрыми, как эти поросята!»
Заведующая, видимо, вспомнила сюрреалистическое представление, на секунду замолчала, схватилась судорожно за кресло и, собираясь с мыслями, вскоре продолжила:
— Мы тоже пытаемся привить нашим детям новое мышление и тоже учим их беречь природу и животных, учим быть храбрыми, но тот кошмар, что мы тогда видели… Даже взрослые плакали, когда три ужасных поросенка нанизывали на вертел этого бедолагу замухрышку-волка. Честно говоря, эта сцена у меня так и стоит по ночам перед глазами. Три огромных, жаждущих крови поросенка и взывающий к жалости плачущих детей и взрослых крошечный волк. До сих пор мурашки бегут от воспоминаний по телу. Вы когда-нибудь видели живого волка? — дрожащим голосом спросила Нина Посейдоновна.
— Их и в зоопарке скоро не увидишь, — почему-то перешел я на шепот.
— Меня в детстве всегда пугали волком, а сейчас я перестала есть свинину, — вздрогнула Хорошая, — а вместо кукол теперь все дети играют только с игрушкой волка. Это хорошо, наверно… — чуть запнулась Нина Посейдоновна, — что они жалеют сказочного злодея, но ведь не такими формами их надо воспитывать. Дети отказываются верить, что Красную Шапочку съел Серый Волк, они не верят сказкам! Слава Павлов из подготовительной группы мне так и сказал: «Почему вы нас обманываете, это Красная Шапочка и бабушка злые и плохие, это они с охотниками убили и съели бедненького Серого Волка». А что нам приходится выслушивать от родителей? Как вы думаете?
— Даже представить не могу, — покачал я головой.
— Вот и мы тоже не знаем, как дальше жить. Нам не верят ни дети, ни родители. Родители так и говорят: «Вы лишили наших детей детства! Верните его!» А жалуются не куда-нибудь…
«Ну и Гайский, — думал я про Мухославскую филармонию, — вот это сюр… А что же будет со мной?»
* * *…В шесть часов вечера я приплелся в гостиницу. Левшин спал, не раздеваясь, положив под голову рабочую папку.
