Питер Гент - Сорок из Северного Далласа
— Ну и?
— Большинство военнопленных — лётчики, верно?
— По-видимому.
— А тебе не кажется это странным? Ведь если бы Хантер не занимался производством систем наведения, эти «ВП» не были бы «ВП». Я вижу, ты не понимаешь космического значения всего этого.
Джоанна посмотрела на меня с недоумением и покачала головой.»
— Понимаешь, Конрад и его партнёры хотят договориться о поставке продуктов и подарков этим же военнопленным. Неужели тебе не кажется это странным, даже несколько абсурдным.
— С ума сойти. — Она зевнула, встала и голой пошла к серванту, куда был встроен стереопроигрыватель и где хранились пластинки. Поставила «Милая на родео», и комната наполнилась голосом Боба Дилана.
Забравшись обратно в постель, она наклонилась и поцеловала меня в низ живота.
— Устал, бедняжка, — сказала. — Ну, отдохни ещё чуть-чуть. Как прошла тренировка? — спросила она, откинувшись. Джоанна была единственным человеком в мире, перед которым я мог исповедоваться.
— Как всегда, — ответил я. — А Б. А. снова меня вызывал. И состоялся ещё один из наших классических разговоров. Он посоветовал мне привыкать сидеть на скамье запасных. Представляешь?
В тот период жизни, когда большинство мужчин делает себе карьеру, моя, казалось, стремительно летела в тупик.
Но всё приводит в тупик. К этому выводу я пришёл однажды в воскресенье, лёжа около зачётной линии с переломанной правой ногой. Торчали из кожи обломки костей, гетра на глазах краснела от крови. И я понял, что успех — дело субъективное, тогда как неуспех — самая что ни на есть объективная реальность, с которой не поспоришь. У меня в жизни были успехи. Но все они оказывались пустыми и недолгими.
— Я соскучилась, — прошептала Джоанна, поднимаясь на четвереньки. — А он? — Она поцеловала меня так, как только она одна умела. — Он тоже соскучился уже. Знаешь, я тут недавно видела один любопытный фильм… Подожди, не торопись. Ложись туда головой. Ты ни с кем так не пробовал?..
Потом мы долго лежали, тупо глядя в потолок.
— Почему бы тебе не бросить футбол? — Голос Джоанны прозвучал настолько обыденно, что показался мне оскорбительным.
— А что ещё я умею делать? Даже в постели ты меня всему учишь. Футбол — это единственное, что у меня получается, и, чёрт побери, я горжусь, что умею играть в футбол! — Я взглянул на своё правое колено, испещрённое шрамами. — И Гилл ничуть не лучше меня. Просто здоровее.
— Давай выпьем что-нибудь. — Джоанна встала, накинула на себя голубой махровый халат, едва прикрывший её широкие круглые бёдра.
— Ты иди, я сейчас спущусь, — сказал я.
Я снова вытянул перед собой руки и внимательно осмотрел их. Поднял руки над головой и принял воображаемый пас. Повернулся к углу поля и опередил Эддерли по пути к зачётной зоне — всё в замедленном темпе, как в кино. Швырнув мяч за спину, в руки судье, я направился к скамейке команды. Натягивая джинсы, я всё ещё слышал рёв трибун. Хромая, я пошёл вниз по лестнице. Нога по-прежнему болела.
Среда
— …этот старый мерзавец, Джонни Риверс… — Часы автоматически включили радио. Шла программа «Час дяди Билли Банка», в которой вели беседу девяностолетний фермер дядя Билли Банк и его племянник Карл; обоих персонажей играл местный диск-жокей Карл Джоунз.
— В рот тебе кило печенья, Билли. — Я сунул руку под кровать, где стояло радио, и выключил его. Год тому назад я познакомился с Карлом Джоунзом. Он оказался отчаянным болельщиком и превозносил меня до небес. Джоунз со своей женой Донной Мэй пришли в ресторан «Каса Домингес», где Томас Ричардсон, я и наши девушки наслаждались мексиканской кухней. Я представил Джоунзов остальным, и Карл с женой присоединились к нам.
Донна Мэй родилась в богатой семье в Джексоне, штат Миссисипи, и была рада знакомству с Томасом, который раньше жил в Геттисберге.
— Вы только подумайте, приехать из Джексона в Даллас, — ворковала она, голос у неё был высоким и приторным, как патока, — и сидеть с нигрой из моего родного штата — фантастика!
Я заказал ещё вина, налил бокал и запил им пару пирожков. Мне запомнились глаза Ричардсона, наполненные отчаянием. А Донна Мэй не умолкала, уверяя всех, что никаких предрассудков по отношению к неграм и вообще цветным у неё нет и она запросто может сидеть с ними за одним столом.
— Надеюсь, правда, — с улыбкой добавила она, — что моя старенькая бабушка никогда об этом не узнает.
— Ты знаешь, Донна Мэй, — сказала наконец девушка Ричардсона, высокая блондинка, стюардесса на линии Даллас — Хьюстон, — а вот я лично совсем не люблю сидеть с нигерами за одним столом. — Она наклонилась и сказала тише, но все слышали. — Но обожаю лежать с ними в одной постели — они меня с ума сводят своими мужскими достоинствами. Ты много потеряешь, если не попробуешь.
Лицо Донны Мэй побагровело, она откинулась назад. Казалось, невидимые руки схватили её за горло и медленно душат. Она попыталась вскочить и ударилась коленом о край стола. Карл вынес её из ресторана на руках.
— В рот тебе кило печенья, Билли, — повторил я. — Тебе и лошади, на которой ты приехал.
Я попробовал вылезти из кровати, но острая боль, пронзившая ноги и спину, приковала меня.
— О, чёрт, — простонал я.
Обычно я просыпался от боли несколько раз за ночь, Но вчера Джоанна меня так измочалила и я так набрался, что спал до утра, не меняя положения. И теперь сам себе напоминал мокрую кожу, высохшую на солнце. Голову будто в тиски зажали. Скатившись с кровати, я пошёл, хромая, в ванную и включил горячую воду.
Джоанна вошла, держа в руке чашку кофе и утреннюю газету.
— Здесь статья о тебе, — сказала она» — Они называют тебя шутом команды.
— Интересно, найдётся ли для меня помещение в Кэнтоне? Величайший шут профессионального футбола, Дик Буткус и я. В зале славы, рядом с обладателями призов за справедливую игру.
Я просмотрел газету. Её первая страница была куда интереснее спортивного раздела. Она напоминала военную сводку. ПО МНЕНИЮ ЦРУ МОЖЕТ ОСТАВИТЬ США В ДУРАКАХ — гласил огромный заголовок передовой статьи. Но действия вьетнамцев мне казались вполне логичными. Две другие статьи были посвящены триумфам техасского правосудия. Заголовок первой из них сообщал о приговоре к тюремному заключению на несколько сот лет за хранение марихуаны. Во втором говорилось об условном приговоре сроком на семь лет, вынесенном агенту федерального бюро наркотиков за похищение, изнасилование и жестокое убийство двадцатилетней стюардессы в присутствии свидетелей.
Американская Богиня правосудия в действии.
Я бросил газету на пол и уставился в потолок.
— О семье мексиканцев, которых перестреляла по недоразумению полиция, ты прочитал? — Джоанна сидела на унитазе, держа в руке стакан овощного сока — любимого своего утреннего напитка, и, наклонившись, читала газету. — Они даже не знали английского языка и не могли ничего объяснить.
— Всех насмерть?
— Некоторых ранили.
— Больно им, наверно, было. — Я откинулся назад и погрузился в воду, из которой теперь высовывались только мои глаза и нос. Пульсирующая боль несколько утихла от горячей воды, но железный обруч продолжал стягивать мне череп. Внезапно вспыхнула боль за левым глазом — и я выпрямился в ванне. Вода перехлестнула через край.
— Эй! — Джоанна вскочила.
— Извини. — Я отбросил мокрые волосы со лба.
— Почему ты никогда не стрижёшься?
— У меня слишком болит голова. — Я осторожно потёр больное место на лбу. Казалось, костные ткани поражены злокачественной опухолью. — Послушай, чем ты меня долбанула вчера? — спросил я, вылезая из ванны.
— Бедный крошка! — Присев на корточки, Джоанна обняла меня за бёдра и поцеловала. — Что ты хочешь на завтрак? Меня?
— Ты кого спрашиваешь»— Я взял полотенце и стал энергично растираться. — Его?
— Вас обоих, — сказала Джоанна, подняв глаза. — Я ем шоколадный пудинг.
— А как относительно яичницы с ветчиной?
— Нет ветчины.
— А просто яйца?
— И их нет.
— Жареный хлеб?
— Нет масла.
— Ну ладно, — сдался я. — Съем пудинг.
— У меня только одна порция, но я отдам вам половину, если он ещё разок…
— Нет-нет, я лучше уж выпью кофе. А зачем ты меня спрашивала?
— Не могла же я выпроводить вас голодными. — Она засмеялась, как радостный колокольчик. — Вы же работали.
— Чёрт побери! — я засмеялся вместе с Джоанной, несмотря на свою торжественную клятву не улыбаться до полудня, а по дождливым дням не смеяться совсем.
Было 9.15 утра. У меня ещё было время заехать домой за пальто. Ещё чашка кофе и сигарета с марихуаной — и мне хватит сил выбраться из квартиры Джоанны.
Утро было серым, пасмурным. Шёл дождь. Порывы ветра пронизывали меня до костей. В такой день приятно ехать на лошади, завернувшись в тёплый макинтош, надвинув шляпу на прищуренные глаза и уткнув нос в шерстяной шарф.
