Грэм Грин - Человеческий фактор
– Он не любит абстрактного искусства и не слишком одобряет меня. Потому что я не люблю охоту, а только люблю ловить рыбу, – пояснил доктор Персивал.
К этому времени они уже сидели в кабаре «У Реймонда» за крошечным столиком, на котором еле уместились три стакана с виски, в то время как прелестное молодое существо занималось весьма своеобразными шалостями на гамаке.
– Вот _в нее_ я б не возражал забросить крючок, – заметил Дэвис.
Глотнув из бутылки «Хай-энд-Драй», болтавшейся на веревке над гамаком, девица в пьяной удали сняла с себя еще один предмет туалета. Под конец сквозь сетку гамака показались ее обнаженные ягодицы, выпиравшие точно куриная гузка из сетки, с какими ходят хозяйки в Сохо. Бизнесмены из Бирмингема, сидевшие группой, громко зааплодировали, а один из них даже помахал над головой кредитной карточкой «Дайнерс клаб», возможно, желая показать свою финансовую состоятельность.
– Какую же рыбу вы ловите? – осведомился Кэсл.
– Преимущественно форель или хариуса, – ответил Персивал.
– А между ними есть разница?
– Дорогой мой, спросите охотника на крупную дичь, есть ли разница между львом и тигром.
– И какую же рыбу вы предпочитаете?
– Дело не в предпочтении. Я просто люблю удить рыбу на леску – любую рыбу. Хариус – рыба менее умная, чем форель, но это еще не значит, что ее легче ловить. Просто нужны другие приемы. И она рыба-боец: бьется, пока есть силы.
– А форель?
– О, это рыба-король. Очень пугливая – царапнет по камню подбитый гвоздями сапог или стукнет палка, любой звук – и ее уже нет. И потом, надо очень точно ставить блесну. А не то… – Персивал повел рукой, словно забрасывая удочку на новую голую девицу, исполосованную, как зебра, лучами черно-белого прожектора.
– Вот это задница! – изумленно выдохнул Дэвис. И так и не донес до губ свой стакан с виски, глядя на то, как, словно маятник в швейцарских часах, размеренно колышет ягодицами девица.
– Едва ли такое зрелище полезно для вашего кровяного давления, – заметил ему Персивал.
– Кровяного давления?
– Я же сказал вам, что оно у вас высокое.
– Сегодня вы меня не заставите волноваться по этому поводу, – сказал Дэвис. – Это же сама великая Рита Ролз. Единственная и несравненная Рита.
– А вам ведь придется пройти всестороннюю проверку, если вы действительно подумываете о работе за границей.
– Я отлично себя чувствую, Персивал. Никогда не чувствовал себя лучше.
– Вот тут-то и таится опасность.
– Вы, можно сказать, начинаете меня пугать, – сказал Дэвис. – Сапоги, подбитые гвоздями, и палка. Я понимаю, почему форель… – Он глотнул виски, точно это было горькое лекарство, и поставил стакан.
Доктор Персивал сжал ему руку выше локтя и сказал:
– Я ведь только пошутил, Дэвис. Вы скорее из породы хариусов.
– Вы хотите сказать – я рыба неважнецкая?
– Не надо недооценивать хариуса. У него очень тонкая нервная система. И он боец.
– Тогда я скорее треска, – сказал Дэвис.
– Про треску вы со мной лучше и не говорите. Эту рыбу я не ловлю.
Зажегся свет. Представление окончилось. Хозяева кабаре считали, что после Риты Ролз ничто уже не пойдет. Дэвис еще немного задержался в баре, пытая счастье с фруктовым автоматом. Он пробросал все монеты, какие у него были, и занял еще две у Кэсла.
– Не везет мне сегодня, – сказал он, снова погружаясь в мрачное настроение. Доктор Персивал явно расстроил его.
– А не опрокинуть ли нам на ночь по рюмочке у меня? – предложил доктор Персивал.
– Мне казалось, вы же отговаривали меня пить.
– Дорогой мой, я пережимал. Во всяком случае, виски – наиболее безобидное питье. – Тем не менее мне что-то захотелось в постельку.
На Грейт-Уиндмилл-стрит под красными маркизами стояли в дверях проститутки, зазывали:
– Поднимешься со мной, дружок?
– Я полагаю, вы и от этого будете меня отговаривать? – заметил Дэвис.
– Ну, степенный брак – оно безопаснее. Не так влияет на кровяное давление.
Ночной швейцар скреб ступеньки одного из домов жилого массива «Олбени», когда они расстались с доктором Персивалом. Его холостяцкая квартира в «Олбени» была обозначена буквой и цифрой «Д-6» – будто сектор в старушке Фирме. Кэсл и Дэвис проводили доктора Персивала взглядом: оба отметили, как он тщательно выбирает путь к дому, чтобы не замочить ботинок, – вещь странная для человека, привыкшего бродить по колено в холодной речной воде.
– Жаль, что он был с нами, – сказал Дэвис. – Мы могли бы отлично провести вечер без него.
– А мне казалось, он тебе нравится.
– Так оно и было, но сегодня он донял меня своими проклятыми рассказами про рыбную ловлю. И всей этой болтовней про мое давление. Ну, какое ему дело до моего давления? А он действительно врач?
– Не думаю, чтобы он практиковал последние годы, – сказал Кэсл. – Он ведь находится при шефе для связи с теми, кто занимается бактериологической войной, – я полагаю, на этом посту, наверное, полезно иметь человека с медицинским дипломом.
– У меня этот центр в Нортоне [Нортон – центр разработки методов бактериологической войны в Англии] вызывает мурашки. Сейчас столько говорят об атомной бомбе и совсем забывают об одном маленьком хозяйстве в нашей стране. Никто ни разу не потрудился устроить там марш протеста. Никто не носит значков против бактериологической войны, а ведь если бомбу ликвидируют, маленькая смертельная пробирочка-то по-прежнему останется…
У отеля «Клэридж» они свернули за угол. Высокая тощая женщина в длинном платье как раз садилась в этот момент в «роллс-ройс»: ее сопровождал надутый мужчина во фраке и белом галстуке, взглянувший украдкой на свои часы: было два часа утра, и мужчина с женщиной выглядели как актеры из пьесы времен короля Эдуарда. На крутой лестнице, ведущей в квартиру Дэвиса, лежал желтый, вытертый до дыр линолеум, похожий на сыр грюер. Но когда на писчей бумаге стоит: «Лондон, Вест-1», подобные мелочи никого не волнуют. Дверь на кухню была распахнута, и Кэсл увидел в мойке груду грязных тарелок. Дэвис открыл дверцу шкафа: все полки были забиты початыми бутылками: забота об окружающей среде явно начиналась вне дома. Дэвис попытался найти бутылку, в которой было бы достаточно виски для двоих.
– А, не важно, – сказал он, – смешаем. Хоть марки и разные, содержимое-то ведь одно.
Он слил остатки «Джонни Уокера» в «Уайт Хорс» – получилось четверть бутылки.
– Здесь что же, никто никогда не моет посуду? – спросил Кэсл.
– Два раза в неделю приходит уборщица, и мы все оставляем ей.
Дэвис открыл какую-то дверь.
– Вот ваша комната. Боюсь, на постели нет белья. Уборщица должна прийти только завтра.
Он поднял с пола грязный носовой платок и для порядка сунул в ящик. Затем провел Кэсла в гостиную и, освобождая ему место, сбросил с кресла несколько журналов.
– Я подумываю переменить фамилию – официально, односторонним решением, – сказал Дэвис.
– Это еще зачем?
– Хочу, чтоб было Дэйвис, как Дэйвис-стрит, – это звучит классом выше. – Он забросил ноги на диван. – А знаете, эта моя смесь оказалась совсем неплохой. Я назову ее «Уайт Уокер». На этом можно заработать состояние – взять и изобразить на рекламе прелестный женский призрак [придуманное Дэвисом название виски в переводе с английского означает «белое привидение»]. А все же что вы думаете о докторе Персивале?
– Держался он достаточно дружелюбно. Но я не мог не задуматься…
– Над чем?
– С чего это он решил проводить с нами вечер. Что ему было нужно.
– Просто захотелось посидеть с людьми, с которыми можно поговорить. Зачем чего-то накручивать? Вам не надоедает разве в смешанной компании держать рот на замке?
– А он свой рот не слишком открывал. Даже с нами.
– Открывал – до того, как вы пришли.
– И о чем же он говорил?
– Об этом хозяйстве в Нортоне. Судя по всему, мы намного опередили американцев в определенном виде продукции, и они попросили нас сосредоточить усилия на одном смертельном мерзавчике, который разработан для применения на определенной высоте и в то же время способен выжить в условиях пустыни… Все характеристики – температура и прочее – указывают на то, что речь идет о Китае. Или, возможно, об Африке.
– Почему он вам все это рассказывал?
– Ну, ведь предполагается, что мы должны кое-что знать про китайцев от наших африканских агентов. С тех пор как мы получили это донесение из Занзибара, наша репутация взмыла очень высоко.
– Но ведь это донесение поступило два года тому назад и до сих пор не получило подтверждения.
– Персивал сказал, что мы ни в коем случае не должны раскрываться. Никаких вопросов агентам. Слишком это секретное дело. Просто внимательно следить, не появится ли в каком-то донесении намека на то, что китайцы интересуются Хеллз-Парлор, и тогда сообщить прямо ему.
– Почему же он говорил об этом с тобой, а не со мной?
