Лидия Скрябина - Дневник ее соглядатая
– Что «это»? – не поняла я.
Евдокия слегка краснеет и шепчет мне на ухо. Я в ужасе отшатываюсь.
– Да, а если девушка бывалая и показать нечего, то муж тогда бьет ее плеткой. На утро она не выходит, сказавшись больной, и праздник быстро закругляется.
– А у нас на хуторе такое было?
– Не-а. Но по договоренности, если девушка гуляла со своим же женихом, кровь запасают заранее в курином мочевом пузыре, – смеется Евдокия, – только ты всего этого пока не увидишь, потому что мелюзга празднует отдельно от взрослых, под присмотром.
– Я не мелюзга. У меня уже жених есть, – вспыхиваю я.
Евдокия хохочет:
– Да, знаю я о твоем суженом. А вы целовались?
Мне становится жарко и стыдно, я вспоминаю наши невольные объятия у столба с гигантскими шагами, и сердце начинает стучать как бешеное. К счастью, бабушка зовет нас обедать и на покос.
Трудились хуторские всю неделю и только по воскресеньям выходили на гулянку, играли на двурядной гармонике, бегали на реку купаться, а после дождя ходили за рыбой. В разлившихся от Комбилеевки лужах оставалось много форели, и ее ловили руками. Бегали вдоль берега, брызгались, визжали.
По вечерам сидели на бревнах, вычесывали друг другу волосы, пощипывая кожу на голове, точно обезьяны, и рассказывали сны. Сплетничать или жаловаться не любили, так как все про всех и так знали.
Школа была только в станице Сунженской, с хуторов туда ходить было опасно и хлопотно, поэтому среди станичников много было полуграмотных и самоучек. Учили детей отцы семейств, которые вернулись с царской службы, кое-как освоив там грамоту. Как мой дядя Осип Абрамович, который, правда, порядочно знал и арифметику.
У меня была подруга в гимназии на год старше из Сунженской станицы – Женя Мешкова. Она зимой жила у моей тетки-портнихи. Ходила Женя в гимназию в сатиновых коричневом платье и черном переднике, а по форме полагалось шерстяное платье и такой же фартук. Но ее нисколько не смущал этот «бумажный наряд». Она была чудо как хороша собой. Смуглая, высокая, с глянцево-смоляными косами, карими бархатными глазами и родинкой на левой щечке. Никаких чинов и рангов среди учениц Женя не почитала и всех запросто называла на «ты».
Многие девчонки на такие ее манеры фыркали. Обычно мы встречались с ней на большой перемене. Она беззаботно разворачивала вощеную бумагу и доставала свой завтрак, чаще всего это был один плоский, но широкий, в две ладони, казачий пирожок. Боже, какой он был вкусный! С мятой картошкой и жареным луком, ароматный, румяный, поджаренный на пахучем подсолнечном масле.
Городские ученицы воротили носики и презрительно бросали: «Ах, бедняцкий пирожок!» А Женя как ни в чем не бывало с аппетитом уплетала свой завтрак и мне отщипывала». Всё, – выдохнула прамачеха, – конец второй серии.
– Поразительно. – Алла непроизвольно сглотнула слюну – так вкусно был описан пирожок. – До нас тоже люди жили полной жизнью. Строили какие-то пуньки. И думать не думали ни о компах, ни о мобилах. И главное – были счастливы. Точно как у Ильфа и Петрова: «И вот радио есть, а счастья почему-то нет».
– О компах! Они даже о теплых сортирах не думали.
– Хотя это очень серьезное счастье, – хихикнула Алла. – Можно я у тебя сегодня останусь? Погреюсь в теплом сортире? А то у нас уже вырубили горячую воду, а мне надо навести назавтра боевой раскрас.
– Конечно, – стараясь выглядеть незаинтересованной, отозвалась прамачеха. Если бы эта девочка знала, как нескончаемы и бессонны одинокие ночи у старого человека. Ночью старость подступает особенно близко. Склоняется над подушкой, заглядывает в лицо, и ничем ее не отпугнешь.
– А ты вела дневник?
– Нет. Как-то не о чем было. А потом, мама говорила, что за нас уже ведут дневник бесы. Что они, как соглядатаи, всё в хартии свои записывают да еще привирают и на суде потом зачитывают.
– Они к нам типа надсмотрщиков приставлены?
– Вроде того.
Алла представила, как за ней шныряют два жутких беса и все ее мысли, слова и поступки забивают в ноутбуки. Она презрительно хмыкнула, но все равно невольно стало не по себе.
– А ангел-хранитель тоже ведет дневник или он все наизусть помнит? А может, у него микрочип вставлен? Может, это просто более продвинутая модель? А может, они вообще искусственные?
– Как это? – не поняла прамачеха.
– Ну, просто сенсорные машины, которые создал высший разум. Ведь говорят, у них своей воли нет, одни запрограммированы на зло, другие – на добро.
– Может, – растерянно протянула прамачеха. Ничего подобного ей в голову не приходило. Всю мистику она понимала по старинке: черт – с хвостом, рогами и копытами, а ангелы – с крыльями и локонами до плеч. – Ты пройдешься с Тарзаном?
– Само собой.
– Давай, а я приготовлю ужин. Пирожки с картошкой не обещаю, но оладьи с яблоками и джемом будут тебя ждать.
Во дворе дома был малюсенький сквер, и Алла только сейчас заметила, что в нем росли одни каштаны. Может, потому, что они распускались позже других и все остальные деревья уже давно шелестели майской листвой, а на каштанах недораспустившиеся листья висели сморщившимися куколками, ожидая тепла, чтобы превратиться в пятикрылых сильных темно-зеленых глянцевых бабочек.
А сейчас, вечером, эти гигантские темные куколки слегка покачивались от ветра, и казалось, что сотни летучих мышей прилетели, чтобы переночевать на ветках могучих деревьев, и повисли вниз головами, сложив перепончатые крылья. «Убежище летучих мышей, – улыбнулась про себя Алла. – А может, они не летучие, а перелетные? С приходом весны двигаются на север? А может, это и есть те самые бесы-блоггеры? Как это я раньше не замечала здесь каштанов?..»
Глава 4
ОХОТА И НЕВОЛЯ
«Уорлд класс» на Рублевке. Стоянка. Аллино бледно-сиреневое купе – равное среди равных. Забавно, что в холе фитнес-центра теснятся лавчонки с брюликами. Если вдруг придет охота. Она гордо перекинула с одной руки на другую доставшийся ей от мачехи роскошный и неудобный «биркин», прикрываясь им как щитом, и прошествовала в сторону крытых теннисных кортов.
Турнир был в разгаре, на всех кортах шла игра. Слышались глухие, упругие удары мячей, вскрики игроков и зрителей.
Алла замерла на секунду перед этой звуковой завесой. Сердце ее колотилось. Еще можно было отступить, сделать вид, что она забрела сюда случайно или ждет припозднившуюся подружку.
– Вы кого-то ищете? – вежливо, но собранно поинтересовался у нее охранник. У этих людей прямо нюх на леваков.
– Да, Каху Беркетова, – само выскочило у нее изо рта. Тем лучше, отступать некуда.
– Кахабера Абдурахимовича? А вы договаривались?
– Нет, но…
Охранник напрягся.
– Я его родня! – широко и нагло улыбнулась девушка.
Тот осклабился:
– Он скоро освободится. У него игра на втором корте. Хотите посмотреть?
– Не-а, – беспечно отозвалась Алла, она боялась наткнуться на знакомых и скомкать разговор, – я лучше в кафе подожду. Он же все равно через вестибюль пройдет?
Охранник-распорядитель кивнул, еще раз полуподозрительно взглянул на девицу, на внушительный «биркин», в котором вполне мог уместиться пистолет, и отошел.
Алла потягивала свежевыжатый апельсиновый сок, не чувствуя его терпкого вкуса, и то и дело зыркала в сторону стеклянной двери, опасаясь пропустить добычу.
Вот он, не совсем такой, как на фото: вальяжный, в спортивной форме, не просто потенциальный мститель, а красавчик Зорро! А может, не он? Мало ли тут чернявых! Она слишком резко соскочила с высокого стула, что было сразу замечено охраной, и издали крикнула:
– Каха!
Брюнет приостановился, оглядывая зальчик кафе. Алла помахала ему рукой, подошла и, мельком взглянув в обжигающе темные глаза, ясно отчеканила:
– Я ваша дальняя родственница, Каха.
Он непонимающе поднял брови, но продолжал улыбаться. Сколько таких хорошеньких, молоденьких девчонок вьется вокруг него, и все в родню просятся.
– Я падчерица вашей бывшей жены, – выпалила Алла заранее приготовленную фразу.
Каха поднял бровь, распутывая словесный наворот, понял, хмыкнул, еще раз уже с любопытством посмотрел на девушку:
– И?
– Мне очень нужно с вами поговорить!
«О чем? – лихорадочно думала она. – О чем? Если спросит?»
– О чем? – отстраненно поинтересовался Каха.
– Папа с мачехой говорят, что вы меня убьете, если я буду им мешать. Вы меня убьете? – И нагло посмотрела прямо в глаза, стараясь не краснеть.
– А вы им мешаете? – деланно засмеялся Каха.
– Да, – призналась Алла. – Так убьете?
Он на секунду стушевался, оглянулся на приостановившихся друзей, но быстро нашелся:
– Конечно, убью, – и взглянул на часы.
– Прямо сейчас? – вполне искренне ужаснулась Алла.
