Алексей Слаповский - Анкета. Общедоступный песенник
Элегантный вор сделал паузу, послушал тишину, наполненную мирным стуком трамвайных колес — и легким наклоном головы в мою сторону показал, что считает сказанное исчерпывающим — и готов выслушать меня.
— Все это софистика! — сказал я. — Вы рассуждаете примитивно, вы в своих выкладках делаете хитрый ход, вы подменяете конкретного обворованного человека — женщину с ребенком — неким абстрактным обворованным человеком, а себя, конкретного вора, подменили абстрактным общим вором.
Но представьте: женщина получила известие, что мать ее тяжело заболела. Она купила лекарства, она взяла все свои денежные сбережения, чтобы ухаживать за матерью, кормить ее и тому подобное, она вынуждена была взять отпуск за свой счет, она везет с собой маленького сына, которого не с кем оставить. Итак, она едет. Чтобы побыстрее успокоить мать, она позвонила ей или дала телеграмму, что прибывает с таким-то поездом, в таком-то вагоне. И вот у нее — ни денег, ни билета, ни лекарств. Ничего. А завтра сосед, которого мать попросит встретить дочку и внука, смущенно скажет, что, видимо, произошла какая-то ошибка, мать встревожится, у нее случится сердечный приступ. И дочь, занявшая денег и приехавшая через два дня, попадет как раз на похороны. Вы не думали об этом? Не думали о той цепочке несчастий, которая начинается с вашего воровства? Смерть — финал вполне вероятный, поэтому вы не просто вор, чем наверняка гордитесь, но и убийца. Да мало ли вариантов! Среди украденных вещей всегда может оказаться то, от чего зависит судьба человека — или даже нескольких людей. Опоздания, случающиеся из-за вашего воровства, ломают биографии, прерывают людские связи, они калечат жизнь! Вы думали об этом?
— Нет, — тихо сказал элегантный вор.
— Тогда — подумайте, — с соболезнованием сказал я. — И, может, бросите это подлое занятие. А пока — отдайте мне сумку, я верну ее женщине.
— Пожалуй, пожалуй, — пробормотал вор. Он не глядел на меня.
А говорят, думал я, что не бывает неожиданных прозрений души и чистосердечных раскаяний. Почему мы так легко верим в черное и с такими трудом — в светлые чудеса?
— А ты сам не вор, случаем? — вдруг поднял глаза мой собеседник. — А? Может, у тебя способ такой? На перехвате работаешь, сучара?
— Разве я похож на вора?
— Что значит — похож? На лице не написано! А если не вор — то какое ты имеешь право рассуждать о психологическом механизме этого процесса, какое право имеешь осуждать меня? Ты сначала попробуй укради, а уж потом берись рассусоливать, вонючка!
— Сейчас речь не об этом, — твердо сказал я. — Давайте закончим теоретическую часть и перейдем к практике. Согласны вы со мной или нет — сумку придется вернуть. Не заставляйте меня прибегать к действиям.
Под действиями я имел в виду всего лишь обращение к милиции в удобный для этого момент. Но элегантный вор меня не понял. Он приподнял сумку и под нею сделал движение рукой мне под ложечку, отчего я на время потерял дыхание и частично зрение и слух.
Ватно ощущал я, как он бесцеремонно идет по моим ногам, выбираясь, ватно видел, как он стоит у двери. Вот дверь открылась, он легко и весело спрыгнул, я из последних сил встал — и почти упал к выходу, уцепился за поручни, сполз на ступеньки, а со ступенек на землю.
Отдышался.
Он не успел уйти далеко.
Оглянулся.
Удивился.
— Тебе мало? Напился, дурак, и лезет! — пожаловался он подошедшим к остановке двум женщинам. — Отстань, добром прошу!
Я шагнул к нему. Он — ко мне. Он занес руку, я поднырнул — и вцепился в сумку.
Я вцепился намертво. Он пинал меня ногами, рвал сумку, женщины кричали, я сросся с сумкой, закрыл глаза, я волокся по земле — и вдруг упал.
Поднял голову — элегантный вор вовсе не элегантно улепетывал.
Женщины и другие собравшиеся на остановке люди обсуждали происшествие, а я увидел встречный трамвай, перешел линию и сел в него.
Там кое-как почистился, отряхнул и вывалянную в пыли сумку.
Я появился на вокзале, грешный и слабый человек, — предвкушая благодарность женщины. Представляя, как она будет рассказывать своей больной маме о благородном гражданине, который догнал вора и, несмотря на то, что вор его бил и грозил ножом, отнял у него сумку и вернул, не взяв за это ни копейки. Вот какие люди бывают. И мать ее от хороших мыслей почувствует себя бодрее, ведь люди вообще выздоравливают от хороших мыслей.
Я шел не таясь.
— Вот он! — услышал я крик сбоку.
Не успел я повернуться на крик, как меня схватили крепкие руки. Обворованная плачущая женщина подбежала ко мне, вырвала сумку, бросила ее на пол, схватила меня за грудки и стала трясти, крича:
— Гад! Гад! Гад!
«Гад. Слово из трех букв, общее название змей и др. Пресмыкающихся, распространенное в прошлом веке и ранее, ставшее бранным», некстати вспомнил я.
Опомнившись, закричал:
— Постойте! Я не вор, я наоборот, я вам сумку принес!
— Попался и оправдывается, гад! — женщина потянулась скрюченными пальцами к моим глазам.
— Ну, ну, ну… — два милиционера мягко отстранили ее.
— Разберемся!
— Разберитесь, конечно! — обратился я к ним. — Тут старушка есть, я видел, как он, вор то есть, к ней подходил и сумку брал. Да вот она!
Я радостно указал на старуху, которая сидела на том же месте. Один из милиционеров остался со мной, заворачивая руку за спину — довольно больно — а второй, сержант, привел старушку.
— Этот сумку взял, бабушка?
— Этот! — уверенно сказала старуха. — А ты, женщина, зря на меня кричала, нечего вещи бросать! Откуда я знаю, муж он тебе или сват? Он самый, он! — подтвердила она милиционерам. — Развелось ворья!
— Бабушка, да вы вспомните! — взмолился я. — Он и одет был не так, и моложе, и выше!
— Врать вы умеете! — сказала старуха. — Покрутись теперь, покрутись! Умел воровать, умей отвечать!
А вокруг толпа любопытных, кто смеется, кто молча смотрит, скромно, но жадно, кто советует убивать всех воров на месте…
Нас повели в милицейскую комнатку.
Старуха этим оказалась недовольна, женщина тоже: поезд ее отходил через десять минут.
— Порядок есть порядок, — сказал сержант, усаживаясь за канцелярский стол, а второй милиционер продолжал заламывать мне руку.
Сержант разложил листы, взял ручку.
— Фамилия, имя, отчество? — нацелил он ручку на женщину.
Она торопливо сказала, потом по просьбе сержанта достала паспорт, он списал паспортные данные, она взялась за сумку:
— Ну, спасибо, я пойду. У меня ребенок там плачет, лоточницу попросила присмотреть — и на поезд посадку объявили, поймали ведь вора, чего еще надо?
— Благодаря вам, — сказал сержант, — нарушается принцип неотвратимости наказания. Может, вообще отпустим его? Пусть дальше ворует?
— Вы меня отпустите! А его в тюрьму, как положено.
— Без вашего заявления не можем. И ваших свидетельских показаний, — добавил сержант, обращаясь к старухе.
— Каких показаний?
— Подробно опишите: как подошел, что сказал. Все это будет иметь значение при определении меры наказания, — грамотно растолковал сержант старухе — симпатичный, кстати, и смышленый, судя по глазам, молодой человек.
— Подошел и подошел. Может, и не он.
— То есть как?
— А так. Не знаю.
— Чего не знаете?
— Ничего.
Старуха вдруг стала замкнутой и суровой, похожей почему-то на сектантку, которую бездельный человек пытает о таинствах ее веры. Вера же ее — я знаю таких людей — в то преимущественно, что в жизни лучше всего не вмешиваться, куда не просят — и, главное, не оставлять следов. Не получит от нее сержант показаний!
— То есть как ничего? — улыбнулся сержант. — Сумку вам на сохранение оставили?
— Мне? Никакого сохранения! — отреклась старуха. — Я вам гардероб, что ль? Кто-то рядом поставил, а я при чем?
Даже женщина, хоть и спешила, удивилась:
— Как же, бабушка? Я ведь вам сказала: присмотрите минутку, мне сына в туалет надо отвести.
— Чай не маленький, сам сходил бы, — невпопад ответила старуха.
— Айм сорри! — сказал сержант. — Конкретно ставлю вопрос: рядом с вами была оставлена сумка?
— Какая?
— Вот эта.
— А кто ее знает. Вокзал ведь, а не баня, все с сумками. Я их разве все упомню?
— Еще конкретнее ставлю вопрос, — сказал смышленый сержант. — Вы отказываетесь от свидетельских показаний?
— Ни от чего я не отказываюсь.
— То есть — согласны их дать?
— Ничего я давать не буду.
— Бабушка, вы скажите, что это не я был, вот и все! — сказал я.
— А я помню, кто был? — отмахнулась бабушка. — Тыща народу кругом, я смотреть не приставлена. Отпускай меня, парень, мне на астраханский пора!
— Астраханский через час.
— А мой уходит уже! Ребятки, ехать надо, отпустите, ведь следующего сутки ждать, вы что? — взмолилась женщина.
