Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
Он стоял перед зеркалом голый — грудь и плечи были покрыты черно-синими кровоподтеками. Чтобы надеть брюки, ему пришлось потратить пять минут, а рубашку он так и не сумел натянуть. Он взял ее с собой и, прыгая на здоровой ноге, двинулся в камбуз. Кофейник уже стоял на плите. Кейт выжимала апельсины. Как только врач сказал ей, что с Томасом не случилось ничего страшного, она немедленно успокоилась и стала прежней, деловитой и хозяйственной. Когда врач ушел, Томас, ложась спать, рассказал ей обо всем.
— Хочешь поцеловать своего красавца жениха? — спросил он.
Она улыбнулась, нежно поцеловала его и помогла надеть рубашку.
— Кто-нибудь уже знает?
— Я ничего не говорила ни Уэсли, ни Кролику, а остальные еще спят, — ответила она.
— Если спросят — я подрался с пьяным у «Ле Камео», — сказал Томас. — Это послужит наглядным уроком тем, кто решит напиться на собственной свадьбе.
Кейт кивнула.
— Ну ладно, — сказал он. — Я, пожалуй, уже могу идти на палубу и начинать врать.
Когда Дуайер и Уэсли увидели его, Дуайер всполошился:
— Боже мой, что ты с собой сделал?
А Уэсли охнул:
— Па!..
— Я расскажу, когда мы соберемся все вместе, — сказал Томас. — Повторять эту историю сто раз я не намерен.
Рудольф с дочерью поднялись на палубу, и Томас по его лицу понял, что Джин рассказала ему всю правду или почти всю правду о вчерашней ночи. Инид сказала лишь:
— Дядя Том, ты сегодня такой смешной!
— Это уж точно, милая, — улыбнулся Том.
Рудольф вскользь заметил, что у Джин болит голова и она осталась лежать в постели, а он после завтрака отнесет ей апельсиновый сок. Когда они сели за стол, на палубу поднялась Гретхен.
— Господи, Том, что с тобой случилось? — в ужасе спросила она.
— Я ждал, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос, — ответил Томас. Затем он рассказал историю о драке с пьяным у «Ле Камео». Только тот пьяный оказался не таким пьяным, как он сам, смеясь, заметил он.
— Ах, Том, — рассеянно сказала Гретхен, — а я думала, ты бросил драться.
— Я тоже так думал, но тот пьяный думал иначе, — ответил он.
— Ты тоже там была, Кейт? — укоризненно спросила Гретхен.
— Я спала, — спокойно ответила та. — Он ускользнул потихоньку. Мужчины, они ведь такие, сама знаешь.
— По-моему, это просто стыдно, — сказала Гретхен. — Чтобы большие, взрослые мужчины дрались!..
— Я тоже так думаю, — кивнул Томас. — И особенно стыдно, когда избивают тебя самого. А теперь давайте завтракать.
Позже, тем же утром, Томас и Рудольф сидели вдвоем на палубе.
— Джин все мне рассказала. Я не знаю, как тебя благодарить, Том, — сказал Рудольф.
— Брось ты. Ничего особенного. Просто Джин, с ее воспитанием, все это могло показаться страшнее, чем на самом деле.
— Вчера все целый день пили, — горько сказал Рудольф. — А потом еще мы с Гретхен перед ужином уселись пить на палубе. Ей просто было невозможно устоять. Алкоголики порой бывают такими хитрыми. Не представляю себе, как она сумела встать с постели, одеться и улизнуть с «Клотильды», не разбудив при этом меня… — Он покачал головой. — Последнее время она так хорошо себя вела, что я перестал беспокоиться. А стоит ей выпить рюмку-другую, и она уже собой не владеет. Становится просто другим человеком. Надеюсь, ты не думаешь, что она и в трезвом виде шатается по ночам бог знает где и ловит мужчин?
— Конечно же нет, Руди.
— Почему ты не разбудил меня и не взял с собой?
— Такие поездки не для тебя, Руди.
— Да, но я ее муж, черт возьми.
— И поэтому тоже тебя не следовало будить.
— Но он мог убить тебя.
— Да, был момент, когда это вполне могло случиться, — признался Томас.
— И ты мог его убить.
— Во всей этой истории был один-единственный прекрасный момент, — сказал Томас. — Я вдруг понял, что не могу убить человека.
Он сидел в одиночестве на палубе, с наслаждением вдыхая воздух тихого позднего вечера. Кейт была в каюте внизу, а все остальные уехали на машине в двухдневную поездку по Италии. Вот уже пятый день «Клотильда» стояла в порту на якоре в ожидании, когда из Голландии привезут новый гребной винт и вал. Рудольф сказал, что, пока есть время, маленькая вылазка на машине будет очень кстати. С той бурной ночи Джин тревожно притихла. Рудольф всячески пытался отвлечь ее от тяжелых мыслей. Он просил Кейт и Томаса тоже поехать с ними, но Томас сказал, что молодожены предпочитают побыть вдвоем.
В порту стояла тишина, на большинстве яхт огни уже погасли. Томас зевнул, потянулся, встал. И вдруг он увидел, как вдоль пирса быстро скользит машина с выключенными фарами. Она остановилась напротив «Клотильды». Обе дверцы с обращенной к нему стороны открылись, и из автомобиля вылезли двое мужчин. Потом еще двое. Последний вышел Данович. С рукой на перевязи.
Если бы Кейт не было на яхте, он нырнул бы в воду, и тогда им пришлось бы долго ловить его. Но сейчас он мог только стоять и смотреть на них. На соседних яхтах не было ни души. Данович остался внизу, а трое поднялись на борт.
— Итак, господа, — сказал Томас, — чем могу быть вам полезен?
Что-то тяжело ударило его по голове.
Он ненадолго пришел в сознание всего один раз. Уэсли и Кейт были в больничной палате возле его постели.
— Больше никогда… — произнес он и снова впал в коматозное состояние.
Рудольф вызвал из Нью-Йорка известного нейрохирурга, и тот был на пути в Ниццу, когда Томас умер. У него был проломлен череп, объяснил хирург Рудольфу, и произошло обширное кровоизлияние в мозг.
Рудольф перевез Гретхен, Джин и Инид в отель и велел сестре не оставлять Джин ни на минуту.
Он сообщил полиции все, что ему было известно; полицейские стали расспрашивать Джин, у нее через полчаса началась истерика, и она не утаила ничего. Она рассказала им про «Розовую дверь», и Дановича задержали, но свидетелей не нашлось, а у Дановича оказалось неопровержимое алиби на всю ночь.
Наутро после кремации Рудольф и Гретхен съездили на такси в крематорий, и им выдали металлическую урну с прахом брата. Из крематория они поехали в Антиб, в порт, где их ждали Кейт, Уэсли и Дур. Джин и Инид остались в отеле. Рудольф решил, что Кейт было бы слишком тяжело стоять в этот день рядом с Джин. «А если Джин и напьется, то сегодня у нее на это есть все основания», — думал он.
Гретхен, как и все остальные, уже знала правду.
Кейт, Уэсли и Дуайер, одетые в обычную рабочую одежду, стояли в ожидании на палубе. У Дуайера и Уэсли были заплаканные, покрасневшие глаза, но на лице Кейт, застывшем от горя, не было ни следа слез. Рудольф поставил урну в рубке, Дуайер взялся за штурвал и включил один двигатель.
