Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
Акция готовилась тщательно и осторожно. Кандидатура случайного любовника подыскивалась тоже аккуратно. Подставлять кого-нибудь из прежних знакомых ей не хотелось, а значит, – нужен новенький. Познакомиться с кем-то в любом месте, быстро заинтересовать, обольстить и привести домой – для нее не проблема. Проблема в другом: как избавиться от Завеновского соглядатая, которого он к ней приставил. Вета думала-думала и ничего, кроме известных шпионских штучек из киносаги про Штирлица, ей в голову так и не приходило. Однако, все эти трюки наверняка известны и Завеновскому шпику, его штат состоял из отборных людей. Тогда что же, что? Елкина мать! Ведь должна же быть какая-то лазейка, – терзалась Вета поисками выхода.
Выход лежал на поверхности. Он был описан еще в знаменитой книге Александра Дюма-отца, в той ее части, где миледи соблазнила офицера, приставленного к ней Бэкингэмом, и вырвалась на свободу. А ведь парень был поначалу абсолютно надежным, преданным герцогу человеком. С тех пор этот нехитрый прием многократно использовался многими женщинами разных стран. Почему бы и ей, с ее-то способностями, не воспользоваться тем же. И Виолетта всего за пару дней, включив в дело всего лишь часть своего смертоносного обаяния, покорила дисциплинированного Завеновского солдата. Почему «смертоносного»? Да потому, что для него вся история и взаправду оказалась смертоносной. Вася, так звали верного слугу Завена, совсем потерял голову. Только раз возразил он, когда Вета повела его в спальню:
– Нельзя, ты что! – А Вета уже раздевала его и себя, демонстрируя страшную лихорадку страсти. – Ты с ума сошла! Сейчас ведь шеф придет! – бормотал он дрожащими губами, помогая ей тем не менее себя раздевать. А Вете только того и нужно было, чтобы «шеф» пришел побыстрее – ну, минут через пять, – и застал, застукал, застыл…
– Перестань, Васенька, не думай об этом. Я хочу тебя, ты тоже хочешь, я знаю. Не думай о нем! Он ничего не может в постели. Мы с ним уже давно этого не делаем. А ты такой сильный, такой красивый…
Она целовала его грудь, живот, опускаясь все ниже. Сладострастный, хриплый клекот из гортани этой Клеопатры, из-за которой мужчины шли на казнь, заставил бедного Васю совершенно забыть об опасности, потерять бдительность. Но даже радости обладания ею Васе так и не довелось испытать.
Едва прилегли они на ложе, которое она разделяла с Завеном (что должно было по сценарию еще более обидеть его), как со стороны дверей спальни раздался голос. Спокойный такой, равнодушный даже.
– Я не очень помешал? – Так же равнодушно Завен обратился к разом позеленевшему Васе: – Одевайся и выходи. Там тебя уже ждут.
Вася, понимая, что именно его ждет, натягивал брюки, не попадая в штанину, и пытался предотвратить неизбежное:
– Я… я… шеф, я не хотел… Она…
– Не стоит, Вася, – мягко улыбаясь, сказал Завен. – Ты же знаешь, у нас за все – платят. С ней я без тебя поговорю, иди.
Убитый, еще до того, как убили, Вася покинул помещение.
– Ну-с, – все так же улыбаясь, обратился Завен к любимой женщине. – С тобой я поступлю иначе.
– Как? – Виолетту бил озноб – как он поступит? Как с Васей или еще хуже? А что может быть хуже? – но она это не говорила, она думала. Она молчала и почти вызывающе глядела на него.
– Значит, не вышло у нас с тобой, – раздумчиво продолжал Завен. – Что же мне с тобой делать? А? Не посоветуешь? – Она молчала. – А вот как я поступлю. Я не убью тебя, не бойся.
Вета незаметно вздохнула. Облегченно вздохнула. Но Завен все равно заметил:
– Только будет еще хуже, – размышлял он вслух. – Хуже, чем убить.
«Пытать будет, что ли?» – с понятным ужасом подумала Вета. Но Завен будто читал все ее мысли.
– И мучить тебя никто не будет. Хотя, наверное, стоило бы, а? Чуть-чуть? Больно тебе сделать. Чтобы больно тебе стало. Вот как мне сейчас. Здесь, – он постучал себя пальцем по груди в области сердца, и синий камень на его кольце зловеще сверкнул. – Но не буду. Не буду применять насилие. Не люблю. Иногда приходится, но не люблю. – Он говорил медленно и как-то серо, без интонаций, отчего было еще страшнее. – Ты помнишь картину Сурикова «Меньшиков в Березове»? Не помнишь? – Она молчала. – Ну, неважно, я напомню. Вот тебе краткое содержание картины: бывшего фаворита Петра I сослали. Сослали в Березово. Чтоб даже носа оттуда не показывал. Вот так будет и с тобой. Я тебя запру. В одном моем доме. В глухом лесу. Дремучем, – тут он усмехнулся чему-то своему. Какая-то мысль позабавила его, несмотря на то, что он тер себе грудь там, где сердце, и морщился от боли.
– И будешь ты там жить, пока я не умру. Или пока ты не умрешь. Тебя будут охранять. Двоих для тебя хватит. А для охраны я выберу… двух педерастов. И с ними ты уже ничего не сделаешь, не сможешь. Более того, они будут тебя… ну, не ненавидеть, конечно, но что ты будешь им противна – это точно. И больше ты никого, понимаешь – никого, как сегодня Васю – не погубишь. Ты проведешь свои лучшие годы взаперти – такое вот мое будет тебе наказание. Бежать – не сможешь, я постараюсь оградить тебя от этой попытки. В гости к тебе смогут придти… ну лет через 20-30, если к тому времени найдется – кому придти.
Вета сидела, не шелохнувшись и просто сходила с ума от картины будущего, которую он ей нарисовал. Она сейчас ненавидела вчерашнего возлюбленного всей душой.
– Ты не сверкай глазами, – сказал Завен. – Я ведь знаю все про твои колдовские дела. Про твои ведьмины таланты. Знаю и то, что, если ты сильно пожелаешь кому-то зла – так и выйдет. Но… не советую – ни сейчас, ни позже. Потому что, если со мной что-нибудь случится, таинственная болезнь там или что-то еще – тебя немедленно ликвидируют. Выпустят тебя только в том случае, если я умру без твоего участия. Другими словами, – не по неизвестной какой-то причине и не от какого-нибудь внезапного происшествия (тогда, значит, без тебя не обошлось) – а по понятной всем причине. Но, может, тебе и выходить-то не захочется. Тебе, может, будет все нравиться. Комфорт, еда, питье… уколы. Да-да, уколы. Ты привыкнешь, тебе будет хорошо.
– Лучше бы сразу убил, – презрительно и гордо Виолетта глядела на своего экзекутора.
– Не могу, – с неожиданной грустью сказал Завен. – Ты знаешь – не могу. И хотел бы – да не могу. Потому что… – он помолчал. – Наверное, потому, что люблю, как это для меня ни странно. Все равно люблю. Что поделаешь, – развел он руками. Затем улыбнулся своей неповторимой улыбкой и пошел к дверям.
– Стой! – крикнула Виолетта. – Тогда… ну, если так… ты будешь меня навещать?
– Не-ет! – он обернулся и покачал головой. – А знаешь почему? – Потом он помолчал еще, подумал и сказал то, что Виолетта знала и сама. – Ты – слабое звено в моей цепи. А я ее ковал много лет. Нажав на слабое звено, можно порвать всю цепь. Когда я с тобой, я уязвим. И ты, к моему большому сожалению, это знаешь. А у меня действительно большое сожаление, поверь. Мне будет плохо без тебя. Долго будет плохо. Но постараюсь пережить, что делать… – И тут он вновь грустно улыбнулся и прибавил. (Сам. Без вальяжных авторских измышлений по поводу аналогий из сказок. Сам! Лично сказал.) – Мы ведь с тобой, Вета, одного поля ягоды. Мы стоим друг друга, верно? Из одного леса мы, из одних джунглей, из одной сказки. Ты, допустим, – Баба-Яга. А я – Кощей, но не совсем бессмертный, как, впрочем, и тот, из сказки. А смерть Кощея где? В игле, которая спрятана в яйце, а яйцо – в утке. Вот ты и есть моя игла, и ее нужно надежно спрятать. Теперь поняла?..
И Завен, проявив таким образом недюжинный талант в художественной трактовке происходящего, уже окончательно отвернулся и пошел.
«Обернись. Повернись ко мне! Сейчас же!» – мысленно кричала в его спину Виолетта, призвав в этот момент на помощь все свои телепатические силы, весь свой колдовской потенциал. Внушение, казалось, подействовало: Завен вздрогнул, привстал на секунду и поднял руку. Но затем, так и не обернувшись, он, будто преодолевая порыв сильного встречного ветра, сделал последний шаг к выходу. И только перед тем, как совсем уже скрыться за дверями, все так же спиной к ней, он позволил себе естественный, уже свободный жест. Поднятой рукой он медленно качнул влево-вправо. Помахал ей напоследок. Кольцо прощально блеснуло на его правой руке.
Эпилог
Есть книги, которые читают, и те, которые не читают; есть такие, о каких говорят – «это надо прочесть»; есть те, которые перечитывают, а также те, которые перечитывают много раз. Судьбу этой мне трудно предугадать. Но мечта есть, есть мечта, у кого ж ее нет… Вернее – надежда, ведь и мне не запрещено ее иметь. Как там сочинил поэт Саша – «но звенела надежда». Так вот, ваш автор тоже имеет право на ее, надежды, негромкий звон. А надежда у него такая: чтобы кто-нибудь, закрывая эту книжку, вздохнул и сказал: «Жалко, что кончилась. Было не скучно». И уж совсем дерзкая мечта, – чтобы нашел в ней кое-что полезное для себя. В конце-то концов, можно же помечтать, написав все, дойдя до эпилога, до последних страниц! Впрочем, до самой последней страницы – еще порядочно, эпилог-то – большой.
