Василий Аксенов - Кесарево свечение
Теперь проверим показания их «домовиток». На протяжении дня они существенно не изменились, за исключением вибрации флика и стагнации клистрадика. Общий показатель в секторе меццо и уайси равен оду. Жить им осталось…
ГРОМКИЙ ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА. Какаша, ты тоже приехала! Вот это здорово! Мы прибыли одновременно! Минута в минуту!
Почтенный джентльмен Дом немедленно исчезает. В неуклюжей поспешности прокатываются и исчезают фантомы Петуха и Попугая.
ГРОМКИЙ ГОЛОС НАТАЛЬИ АРДАЛЬОНОВНЫ. Славка, представь себе, у меня ничего не болит! Видишь, прыгаю по ступенькам! Хоп-хоп! Ой-ой! Это просто камешек в туфлю попал. Ну, на сколько я сейчас выгляжу?
ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА. На все свои бальзаковские.
ГОЛОС НАТАЛЬИ АРДАЛЬОНОВНЫ. Ехидина! Но на сорок с чем-то тяну, ну, не правда ли? Ну скажи, скажи, на сорок девять, да?
ГОЛОС МСТИСЛАВА ИГОРЕВИЧА. Меньше, меньше. Лучше, лучше. Ницше, Ницше.
С этими словами супруги поднимаются на веранду.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Вот потеха, мне показалось сейчас, что по дому два каких-то холозагора прокатились или олеожара — из тех, что меня пугали в далеком прошлом, пока я не поняла, что это просто симпатичные галлюцинации. Ты ничего не заметил, Славка?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Что-то мелькнуло, похожее не то на Петуха, не то на Попугая. Может быть, и тот и другой вместе. Не нужно пугаться, дорогая. Мне, например, не страшно. Уж если я в свое время не испугался, когда одному из этого разряда пришло в голову семьдесят лет назад скатиться с горы в Нью-Гемпшире, чтобы организовать всех оставшихся психов в барельеф застывающей «немой сцены». До сих пор не понимаю, как мне удалось смотаться из-под его хлыстика.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Может быть, это нас наша молодежь разыгрывает?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Вторые? (Поеживается). Вторые и игра? Несовместимо. Но ты не волнуйся, Какаша, ведь мы все-таки со всех сторон сейчас окружены виртуальной реальностью — не так ли? Иной раз и не поймешь, где тут живой поп, а где покойная попадья.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну хорошо, как у тебя было в Аделаиде, или где ты там был сегодня?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Я произнес речь. Как всегда, standing ovation[162]. Там было открытие памятника нашей «Авроре». Все-таки здорово, что ее жертвенный подвиг до сих пор не забыт.
Вся эта молодежь, сорока- пятидесятилетние ребята и девчонки хором пели твою старую песню «Аврора, суровая Дева морей»!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (лукаво). И никто не пукнул? Никто не подпустил шептуна?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Вот кто у нас настоящая ехидина! Наталья Ардальоновна! Вместо того чтобы гордиться своим мужем, вечно подкалываете! Ну да ладно, лучше расскажи, как там было в Лондоне? Или где ты там была сегодня?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Как всегда, собрались в Букингеме. Его Величество Билл был очень мил, хотя быстро смотался. Объясняют вестибулярным воспалением, но, кажется, чистый геморрой. Представляешь себе, Билл — который мальчишкой так за мной гонялся, уже геморроидальный старик! Поступь истории! Остались одни дамы: Ее Величество Кукабурра, принцессы, фрейлины, премьер-министр, текстильщицы, доярки. Женщина Двух Столетий была в центре внимания.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. И никто не напрудил лужицы?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (хихикает). Был грешок, был, был. Но никто, конечно, не заметил. В приличном обществе полагается не замечать грешков.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну вот и отлично. Старикашки Горелики провели большой плодотворный день. Мир нас не забыл. А сейчас, моя дорогая, пойдем переоденемся для встречи с нашим Гостем. Надеюсь, ты не забыла, что сегодня мы его угощаем настоящим гусем — точно таким же, каким потчевали «арзамасцев», — пропеченным на славу, с хрустящей кожицей. И в сопровождении «Перье-Жуэ».
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А может быть, лучше «Татинже»? Я однажды так надралась «Татинже», всех растормошила до колик. Когда это было, не помню. Вот он, склероз! Такие события выпадают из памяти! Дом, ты не помнишь, когда я надралась «Татинже»?
ДОМ. Всего лишь час назад, мадам, в Букингемском Дворце.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А ведь верно! Нет, Славка, что ни говори, но у нас с тобой чудесный остроумный Дом.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Вот чем хороша обеспеченная старость: можно обзавестись таким чудесным остроумным Домом.
Хихикая и даже слегка подтанцовывая в предвкушении приятного вечера, старики удаляются во внутренние покои.
Дом, снова в виде почтенного джентльмена-дворецкого, проходит по сцене, зажигает свечи — очевидно, в стиле предполагаемого виртуального ужина — и присаживается к бару.
ДОМ. Все-таки забавные старики. Большую часть своих жизней эти Славка и Какашка Горелики спасались от прессы и от светских тусовок. Всегда темнили со своими отъездами и приездами. Собираются, скажем, в Испанию, а пускают слух, что едут на Мальту. Едут, предположим, в Тбилиси, а друзьям говорят, что их ждут в Афинах. Даже и теперь, когда они в общем-то никому не нужны, продолжается то же самое. Утром он заявляет, что направляется в Кейптаун, а сам заказывает орбитоплан до Аделаиды. Так же и она: сетует на китайские формальности в Москве, едет как бы в Копенгаген, а сама делает пересадку на орбите и приземляется в Лондоне. И оба довольны: оторвались, сбили с толку докучливую прессу! Ну что ж, не будем их строго судить, ведь скоро в их жизни произойдет важное интересное событие.
Исчезает так же незаметно, как и появился. Хлопотливо, словно зазевавшиеся слуги, в глубине сцены прокатываются Петух и Попугай.
Возвращаются Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна. С богемной изысканностью они облачены в длинные парчовые халаты; она в солнечно-оранжевый, он в лунно-синий. На головах у обоих красные санкюлотские колпаки.
«Плодотворный день», очевидно, все-таки сказался на их физической форме. Оба одряхлели и согнулись. Впрочем, хихиканье и обмен шуточками не прекращаются.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Славка, что ты так весь трясешься? Переутомился, мальчик? Небось трахнул там, в Аделаиде, какую-нибудь австралопитечку?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. А ты, Какашка, небось опять короля Билла за конец подержала? Когда же ты успокоишься, хулиганка? Эти сексделишки с главами государств так просто не кончаются. Вспомни, как в конце прошлого века американские республиканцы приревновали своего президента к еврейской девушке, чем это обернулось, какие огромные территории отпали к китайцам.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ой, Славка, не смеши, я сейчас на куски развалюсь. Все пересаженные органы трясутся. Фьюз! Где мой верный Фьюзик? Спасай! (Подсоединяется к соответствующей поверхности аппарата). Славка, присоединяйся, а то от тебя один только тореадорский солоп останется.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (предлагает и свою руку заботливой машине). Ну, Фьюзон, давай-ка, пройдись в темпе по всем двенадцати индексам!
ДОМ (сухо). Он сам знает, по чему надо пройтись.
Аппарат усиленно пульсирует огнями.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ох, какая все-таки не слабая штука этот Фьюз! Слава тому, кто ее изобрел!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А кто, кстати, ее изобрел?
ДОМ (еще суше). Ее изобрел Овал.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ И НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Слава Овалу!
Отходят от Фьюза вновь помолодевшие, достаточно упругие. Какаша даже изображает фламенку, щелкает как бы кастаньетами. Слава как бы полощет в руках мулету с некоторым намеком на тореадорские качества.
В просцениуме неизвестно чьими стараниями уже накрыт стол на три персоны. Супруги садятся напротив друг друга. Между ними должен поместиться виртуальный гость. Они надевают на головы легкие контактные обручи.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну-с, а где же «Перье-Жуэ»?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ты хотел сказать — «Татинже», мой милый?
Появляется Дом в виде дворецкого. Вносит ведерко с бутылкой «Дом Периньона».
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Вот это сюрприз! Слава, смотри, у нас сегодня виртуальный дворецкий.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну и ну! Откуда вы взялись, любезнейший? Мы ведь, кажется, дворецкого не заказывали?
ДОМ. Я ваш Дом. Просто-напросто ваш Дом.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Почему же ты раньше никогда не появлялись в таком симпатичном обличье, дорогой уважаемый Дом?
ДОМ. Затрудняюсь ответить, мои милые хозяева, мои весьма обожаемые старые авантюристы. Этот вопрос просто не в моей компетенции.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (всматривается в черты Дома). А вы знаете, дорогой уважаемый Дом, вы мне кого-то напоминаете! Нет, не могу припомнить. Нет, это вовсе не от маразма — никакого маразма у меня нет. Просто столько лиц промельтешились в этих столетиях, всех не упомнишь. Славка, посмотри, тебе никого этот приятный господин не напоминает? Хуанчика Испанского не напоминает? Эрика Норвежского не напоминает?
