Алексей Колышевский - Секта-2
– Ну да, разумеется! Ты сильно заблуждаешься! А Чернушин, молодой человек, которого ты совратил с пути истинного, сделав из него вора? Тот самый Чернушин, которого ты довел до самоубийства, помнишь? А Кира Брикер, молодая авантюристка, из-за которой ты вначале ушел от своей жены, а потом убил Киру руками своего шофера? А Сеченов – генерал, которому ты столь красочно растолковал смысл монашеского пророчества, где якобы говорилось, что именно он, Сеченов, есть будущий русский мессия? Он застрелился после этого, не так ли?
И Горшков напомнил им свой рассказ о том, как демоническая женщина Лилит спрыгнула с камня в Ханаанской пустыне, помещавшейся во дворе затихинского дома, и вышибла из Германа дух, как затем не по зубам ей оказалась его душа, которая хоть и была перегружена грехами, но, видать, не до такой степени, чтобы поддаться проклятой дьяволице.
– Я сделал все, что было в моих силах. Я запретил ей, спугнул, приказал бросить ее занятие, и она обратилась в скользкую тварь с мягким хребтом и, злобно шипя, уползла под камень. Тело я убрал, вы видели, что оно и по сей день лежит в Затихе в нетленном виде, сохраненное безо всяких ухищрений, совсем как Ленин в своем Мавзолее. Его душа продолжает жить, сменив уже несколько тел, но связь с основным телом не потеряна, вот почему Ленина никогда не похоронят. Так же и с ним получилось, – Игорь кивнул в сторону притихшего Романа, – нашлось подходящее тело с подходящей биографией, и вместо одного человека стал совсем другой. Тебя, сынок, перелицевали, как ношеное пальто в районном ателье. Потому ты здесь и находишься. Скажи, тебе ведь часто приходили видения из жизни вроде бы как твоей, а на самом деле совершенно посторонней? Ты должен помнить события из двух жизней одновременно. Даже я с трудом могу себе представить, насколько, наверное, запутано все в твоем внутреннем мире. Поэтому ты и пьешь как лошадь. Ведь когда ты пьян, выносить раздвоенность сознания куда легче, не так ли?
Роман кивул. «Все так и есть».
– Неужели тебе не хочется с этим покончить? Вновь стать самим собой? – продолжал допытываться старик-искуситель. – А тебе? – Он повернулся к Насте. – Тебе не хочется вновь увидеть своего мужа, отца твоего ребенка? Вот он стоит перед тобой дурак дураком и не может взять в толк, что я хочу от него столь малого, что о таком даже вслух говорить неловко!
– Что ему нужно сделать?
– Вот! – Горшков нырнул в туман, а когда разогнулся, то Настя увидела в его руке длинную, слегка заостренную на конце палку. – Дай сюда! – требовательно обратился старик к Роме, и тот протянул ему свой сверток. Горшков торопливо развернул белую материю, и Настя увидела в его руках длинный предмет причудливой формы, заостренный на конце. Было в этом предмете что-то космическое, и Настя, конечно же, сразу догадалась, что это такое. Копье Судьбы было перед ней, и вокруг лишь небо и воды морские были старше, чем этот чудесный, выкованный из небесного железа пятнадцать тысяч лет назад предмет. Старик меж тем действовал решительно. Он ловким и сильным движением насадил копье на древко, позаимствованное им от корабельной швабры, и протянул его Роману.
– На, говорю тебе, держи! Не будь слизняком! Убей меня! Убей демона, позволь мне вернуться домой, а себе стать прежним. Тебе ничего за это не будет, не бойся. Просто ударь меня вот сюда. – Старик вздернул рубашку и указал точку на левой стороне груди между пятым и шестым ребром. – Бей смело! Нет, не смей! – Старик упал на палубу и принялся с воем кататься по ней, словно борясь с невидимым противником.
– Ударь меня! Я приказываю! – голосом Лемешева вопил Горшков.
– Не делай этого, иначе убью! – тут же слышался голос Горшкова.
Борьба эта продлилась недолго. Запыхавшийся старик встал и обвел их совершенно обезумевшим взглядом:
– Бей, или я сам тебя убью.
Настя в ужасе отшатнулась, Роман колебался. Он принял из рук старика копье, но не торопился пускать его в ход. Оно и понятно! Для того чтобы вот так, хладнокровно, убить человека, пусть даже тот и называет себя дьяволом, нужно еще с детства иметь отвратительные задатки, издеваться над кошками и собаками, убивать голубей – словом, чуть ли не с колыбели стать законченным садистом.
– Я не могу тебя принудить, ты должен сделать это по собственному желанию, только тогда обряд подействует. – Старик все продолжал держать задранную рубашку у подбородка. – Прошу тебя, не медли и не сомневайся ни в чем. Ведь я даже не человек! А знаешь, – в голосе его появилась неожиданная сила, – ведь это я сделал так, что твой сын выпал из окна, я все подстроил. Думаешь, мне такое не по зубам? Да раз плюнуть! Рассказать тебе, как это было? – сыпал подробностями Горшков, наблюдая, как слова его идут впрок Роминой ярости. Тогда он действительно прибавил к своему заявлению несколько настолько острых и ужасных подробностей, что приводить их в каком-нибудь, пусть даже и самом общем виде было бы негуманно.
Разъяренный Рома, распаленный жаждой мести, поднял древнее оружие и что есть силы ударил Игоря в левый бок, угодив точно между пятым и шестым ребром. То, что последовало за этим, было похоже на сказочное видение. Горшков принялся на глазах стремительно молодеть, и вот уже по лицу Игоря Лемешева разлилась блаженная улыбка. Он прошептал:
– Жил чертом, а к Богу уйду. Спасибо…
Меж тем тело его на полметра поднялось над палубой, и на глазах у пораженных этим зрелищем Насти и Романа, сжимавшего вновь обагренное кровью копье, то, что еще совсем недавно было Игорем, а теперь, к концу своего земного пути, соединилось со своей второй сущностью, то, что непостижимым образом объединило в себе злое добро и доброе зло и стало равным Богу, воплотив тем самым древнее, как мир, желание падшего ангела, – тело этого нового, слившегося в одно существа, наполовину человека, наполовину злого духа, начало таять в воздухе и спустя некоторое время бесследно исчезло. Лишь короткий вздох взлетел к самому небу, и не стало больше на земле человека по имени Игорь Лемешев. Копье отпустило ему грехи, определив тем самым судьбу его.
* * *На море начинался шторм. Где-то внизу, в неизмеримой океанской бездне, раздался отдаленный глухой рокот, и корабль ощутимо тряхнуло, после чего в каютах среди пассажиров немедленно началась паника. Мимо пробежал помощник капитана с озабоченным лицом, крикнул, чтобы все сидели по своим каютам и не разгуливали, а то еще, чего доброго, может сдуть или смыть за борт. На море всякое бывает.
Роман все держал в руках копье. Он еще не вполне пришел в себя и теперь смотрел на него с трепетом.
– Настя, только представь, что мы везем домой! Нас теперь непременно наградят, как ты считаешь?
