Алексей Колышевский - Секта-2
– Понятно то, что ты сейчас разговариваешь сам с собой, родной, – произнес голос с некоторым потеплением, – поэтому ты и копье не почувствовал. На границе двух миров, в переходной зоне, никакая магия не действует.
– В какой такой переходной зоне? – Игорь почувствовал, как по спине, между лопаток, ручьем льет пот. Прежнее далекое видение раскаленной пустыни и кого-то, едва различимого на горизонте, идущего навстречу, вновь настигло его, и тогда прямо из телефонной трубки нестерпимым жаром полыхнуло в лицо.
– Увольнительная из ада заканчивается, родной, пора возвращаться домой. Или ты все еще считаешь себя человеком? – голос в трубке словно проник в мозг Игоря, и каждый его звук отдавался там густым и низким органным переливом. – Выполни то, что должен, и приходи, я заждался тебя. Нас нельзя надолго разделять, как и все, что является цельным по сути своей. Копье в ящике стола, пусть парень возьмет его и держит при себе всю дорогу. Лететь по воздуху обратно – слишком великий риск. Как только он возьмет копье в руки, оно оживет, и тогда на земле случатся катастрофы: торнадо, наводнения, засуха, люди начнут сходить с ума, предчувствуя войну, которая начнется за право обладания копьем. Аварии на транспорте станут явлением столь частым, что будут происходить практически ежедневно, особенно достанется воздушным судам, ведь, как ты совершенно справедливо недавно заметил, воздух – опора ненадежная. А вот воду ты легко сможешь успокоить, так и доплывете до Санкт-Петербурга, а там решай, каким способом вернуться домой. Вариантов великое множество: прыжок с моста в Неву, падение на рельсы в метро, а можешь покончить жизнь символично – застрелиться в номере «Астории» или удавиться в «Англетере», любой из этих способов обеспечит обратный билет.
– Понятно, – коротко бросил в ответ Игорь и повесил трубку. Четвертаки звякнули о шторку отсека для возврата денег. Забирать их он не стал.
VСекретарь ложи открыл перед ними дверь с вежливым поклоном, Игорь вошел первым и что-то шепнул секретарю на ухо. В ответ тот послушно кивнул и пригласил следовать за собой. Игорь шел за ним твердым, уверенным шагом. Настя и Роман с некоторым испугом озирались по сторонам, ведь в подобном месте они оказались впервые. Кроме того, сказывалась и тяжесть многочасового перелета, и огромная временная разница. Зевали так часто, что Рома давно уже забыл о приличиях и рот рукой не прикрывал, Настя несколько раз чуть не споткнулась о чересчур высокий ворс ковровой дорожки, благодаря которой их шаги были совсем не слышны. Стены коридора первого этажа были обиты темным шелком, расписанным золотыми каббалистическими символами: правильной геометрической формы рисунками, буквами древнего алфавита «алеф», «бэт», «гимель» и «далет», странными десятиголовыми птицами, причем каждая голова была увенчана короной о десяти зубцах. В лифте не горел свет, лишь шкала подсветки этажей слабо вспыхивала, указывая, какой по счету этаж они миновали. Наконец двери лифта бесшумно разъехались в стороны, и все оказались в небольшом коридоре, куда выходила одна-единственная дверь. За ней находился кабинет Мастера. Секретарь молча достал связку ключей, хрустнул замком, чуть приоткрыл дверь, с поклоном вернулся в темную кабину лифта и укатил вниз. Игорь сделал Насте и Роману знак оставаться на месте, а сам вошел внутрь. Спустя некоторое время он, просунув в дверной проем голову, позвал Романа. Настя осталась одна. Она хотела было подойти к двери кабинета и послушать, что там происходит, но ноги ее не слушались, при попытке сделать единственный шаг подкосились, и она упала, небольно ударившись о покрытый все тем же пушистым ковром пол, да так и осталась сидеть в ожидании возвращения исчезнувших за дверью мужчин.
Тем временем за закрытыми дверями кабинета произошло подряд несколько удивительных событий. Во-первых, все портреты, прежде украшавшие стены, сорвала с их мест какая-то неведомая сила и расшвыряла по сторонам прямо на глазах у Ромы и Лемешева. Во-вторых, письменный стол, в одном из ящиков которого лежало копье, вдруг сам собою вспыхнул, и Рома, рискуя основательно обгореть, сорвал с себя пиджак и принялся забивать пламя. Из его затеи ничего не выходило, вот уже ковер стал дымиться, и тогда Игорь, выбросив вперед руку, произнес несколько резких слов, отчего огонь немедленно потух, а стол оказался невредимым.
– Оно реагирует на твое приближение, – пояснил Лемешев. – Чувствует, что у него впереди много работы, залежалось без дела. Возьми его, оно там, в третьем слева ящике.
Рома достал завернутый в грубую мешковину длинный и увесистый предмет, бухнул его на стол:
– Что дальше?
– Разверни мешковину. Делай это с трепетом, зная, что до тебя к ней прикасались руки самого Наполеона.
– Неужели этой тряпице столько лет? – изумился Роман.
Лемешев кивнул с безразличным видом:
– Да здесь все, на что ни посмотри, быльем поросло. – Он с видимым удовольствием пнул портрет Киафы. – Вот, например, Тициан рисовал. А вон тот подсвечник стоял на столе у Джордано Бруно, им он отбивался от пришедших его арестовать инквизиторов. Этот неопалимый стол – из баварской виллы Гитлера, а на ковер упал Авраам Линкольн, когда тот актеришка сразил его в театре.
– Чудеса! – вырвалось у Ромы.
– Да разве это чудеса? Так, рухлядь. Чудеса впереди. Скажи, ты готов взглянуть на мир другим взглядом?
– А нужно? – с опаской осведомился Роман.
– Придется, – вздохнул Игорь. – Возьми копье в правую руку вот так (он показал, как правильно держать копье – острием вперед). Теперь подойди к зеркалу. В него перед казнью последний раз в своей жизни посмотрелась Мария Стюарт. Приложи левую руку к сердцу. Чувствуешь, как бьется? А теперь ударь копьем в свое отражение в том месте, где оно бьется.
– Разобью же зеркало. – Роман сдвинул брови. – Такая вещь, ей цены нет!
– Делай, что я говорю, – возвысил голос Игорь, – не заставляй меня принуждать тебя. Ну!
Рома вздохнул и несильно ткнул копьем в стекло. По тусклой от времени глади стекла, словно по воде, прошла легкая рябь.
– Резче, черт бы тебя побрал! Сил, что ли, поубавилось?! – заорал Игорь.
Роман разозлился и сделал выпад. Копье с чавкающим звуком вошло в зеркальную поверхность и застряло в ней, как ложка в сметане.
– Скажи мне, что ты видишь? – Игорь и сам с напряжением всматривался в искаженную поверхность зеркала. – Кто там?
– Я, кто же еще? – Рома, так и не выпустив из рук копье, смотрел, как поверхность зеркала все больше выравнивается. Наконец она стала абсолютно гладкой, и он с изумлением увидел, что на него смотрит какой-то смутно знакомый ему парень примерно одного с ним возраста и роста. Выражение его лица было печальным, словно его кто-то незаслуженно обидел. Он смотрел на Рому и не двигался.
